Елена Кацюба

Д В А Г О Д А Н А К Н И Ж Н О Й П О Л К Е
«Русский курьер» 2003-2005


ПРОЩАНЬЕ С ЭДИПОВЫМ КОМПЛЕКСОМ

Двадцатый век оставил нам замечательную игру во врача и пациента, придуманную дядюшкой Фрейдом. Психологический театр для двоих. Система, очень похожая на систему Станиславского, ставшую хитом. Литература принялась активно играть в эдипов комплекс. К середине века писателям эта игра стала надоедать. Но все так заигрались, что отделаться от нее не могли. Тем более что читатель, как пациент, обработанный психоаналитиком, во всем упорно видел эдипов комплекс. На нашей полке сегодня три книги, авторы которых каждый по-своему прощаются с Эдипом. Роб-Грийе это сделал в 1953 году, Бошо в 1990, Грошек в 1994, но их романы изданы у нас только сейчас.

– Ален Роб-Грийе, «Резинки», СПб., Изд-во Олега Бышко, 2003. –

События, происходящие в маленьком городке, мы видим одновременно как бы на трех экранах. На одном наемный убийца проникает в дом жертвы, но нарушает один пункт четкого плана и промахивается. При этом стареющий киллер одержим странной идеей вернуться в исходную точку и переиграть все по новой. Замечательно, что роман написан задолго до эпохи компьютерных игр. На втором экране мы видим жертву. Профессор экономики только легко ранен, но хочет, чтобы все считали его убитым, о чем и сообщается во всех газетах. На третьем экране стандартный детективный сюжет: молодой честолюбивый следователь Валлас прислан из столицы, чтобы расследовать это, как оказалось, политическое убийство. И пока местный комиссар полиции, не отягощенный фрейдисткими заморочками, не выходя из кабинета, догадывается, что убитый на самом деле жив, представитель спецслужб кружит по городу в лабиринте своих психологических построений. Сначала он мысленно проигрывает каждый вариант и в результате его проигрывает. Все эти построений книжный – бумажные. Следователь регулярно заходит в писчебумажные магазины, ведь согласно легенде он ищет некую идеальную «резинку» – ластик, стирающий воспоминания об отцеубийстве, и резинку в смысле кондом, предохраняющий от последствий возможного инцеста. В результате блужданий неизбежно возникает воспоминания, о том, что когда-то в детстве он вместе с матерью искал в этом городе своего отца. Городок превращается в лабиринт, где возникает то образ сфинкса, то минотавра, а сам особняк, где произошло убийство, оказывается фотографией в витрине среди античных развалин. Положив фотографию в карман, Валлас замыкает круг – оказывается в особняке и, ожидая преступника, убивает профессора, который вернулся на место не состоявшегося преступления и своей реальной гибели. Сюжет об Эдипе превращается в антиэдипа. Античный Эдип сначала убил отца, потом искал убийцу и нашел себя. Герой «Резинок» сначала ищет убийцу, стараясь проникнуться его логикой, и в результате сам совершает убийство. Убийца и его преследователь соединяются. Так спецслужбы, внедряющие агентов в преступные организации, становятся сами неотличимы от этих организаций. Таинственные нераскрытые убийства перестают быть таинственными. Все в одной системе, и, значит, должны ловить самих себя. Роб-Грийе утверждает, что, следуя логике преступника, скорее можно не раскрыть преступление, а совершить его.

– Анри Бошо, «Эдип, путник». СПб., «Амфора», 2003 –

Правитель, добровольно отказавшийся от власти – случай в истории чрезвычайно редкий. В глазах современников он сразу обретает благородство и величие. Даже Николай П, правитель, прямо скажем, никакой, своим отречением поднялся на такую высоту, какой, несмотря на весь пиар, ему не удалось достичь при жизни. Царь Эдип был именно таким нестандартным царем. Обнаружив, что в основе его власти лежит преступление, он не только отказывается от трона, но и наказывает себя – лишает зрения. Феномен невольного и вольного преступления, лежащего в основе власти, входит в круг интересов бельгийского писателя и психоаналитика Анри Бошо. Есть у него и пьеса о Чингисхане, и фундаментальное исследование о Мао Дзедуне. Но Эдип его интересует в другом плане – сохраняется ли харизма власти после отречения от власти? Дело в том, что в романе человек Эдип гораздо больше, чем Эдип царь. Царь это не просто правитель, это прежде всего идея, с которой он приходит к власти. Скажем, идея Петра – сделать Россию европейским государством, идея Александра П – отменить рабство в стране. Но у Эдипа в книге Бошо не было ни сознательного, ни подсознательного желания стать царем. Он был воином, искателем приключений, стремящимся к познанию тайн жизни и смерти, то есть героем в античном понимании этого слова. Он проникает в лабиринт Минотавра, как в собственное подсознание. Но вместо ужасов и кошмаров находит там прекрасные сады, озера и водопады. Он влюбляется в сфинкса – Сфинксу, прекрасную женщину и на собственном опыте познает истину другого мудрого царя, Соломона, сказавшего, что знание приносит печаль. Ответив на вопросы Сфинксы, Эдип теряет любовь и целиком оказывается во власти рока. Став царем, Эдип совершает обычную ошибку неумелых правителей – начинает создавать сильное государство, тратя на это все силы и деньги. И только оказавшись в изгнании, лишенный земного зрения, обретает зрение истинное, черпает силы в своем подсознании – в стихии античных богов и героев. Он сам становится частью стихии, как ураган, несущийся в только одному ему ведомом направлении. За стенами созданного Эдипом островка цивилизации, экс-правитель обнаруживает бескрайние земли разоренных, ненавидящих его людей, живущих по закону око за око. Боше создает удивительный миф, историю гибели двух кланов – музыкантов и танцоров, уничтоживших друг друга из-за старинной распри. Трудно представить что-то более нелепое и трагическое, но все разборки живущих по соседству людей именно таковы по своей сути. Автор исчерпывает в странствиях Эдипа всю античную цивилизацию с ее мудростью и красотой, жестокостью и пронзительной жалостью к несовершенному человеческому существу. В финале Эдип не умирает, а уходит в нарисованную даль – в ту античность, которую создала уже наша цивилизация, придумав эдипов комплекс. Ведь если у Эдипа и был комплекс, то выражался он в настойчивом желании найти убийцу, что совсем не свойственно правителям тоталитарных систем.

– Иржи Грошек «Легкий завтрак в тени некрополя». СПб., «Азбука-классика», 2001. ¬–

Роман Грошека напоминает сериал, снятый по законам высокого кинематографа. Он визуален до навязчивости, словно смонтирован из кадров множества известных фильмов. Узнаются и «Калигула», и «Сатирикон», и «Эммануэль», и «Весь этот джаз». Да и в самом деле, может ли литература состязаться в изобразительности с кино? Ведь услышав имя Клеопатры, мы все равно представим молодую Лиз Тейлор, а при упоминании имени Калигулы, перед глазами встанет неистовый Малколм Макдауэлл. А если кто этих фильмов не видел, ему же хуже. Для него останется скрытой по крайней половина смысла и очарования кинематографического романа Грошека. Его герой – крутой киношник Милош, как говорится, без комплексов. Его обычное развлечение – предлагать девушкам раздеваться перед камерой под видом кинопроб. И не задумывается он о том, что среди отвергнутых претенденток окажется одержимая, страдающая раздвоением личности Валерия. Действие разворачивается на Крите, где герой снимает фильм, где витает тень Минотавра и Эдипа. Но все древнегреческие преступления типа отцеубийства и кровосмешения, за которые следовали суровые наказания, становятся нормой в императорском Риме, начисто лишенном не только эдипова, но всех остальных комплексов. И возможно, что безумная Валерия – это только фантазия ее мужа по имени Клавдио, погруженного в сочинения римских классиков, вообразившего себя императором Клавдием, а свою раскованную супругу знаменитой распутницей Валерией Мессалиной. Или это сам режиссер сочиняет сценарий из истории Рима тех времен, когда в стране настало царство маргиналов, а народ, как завороженный, аплодировал кровавому театру. И что это, если не безумие, когда вся страна одержима идей своего превосходства над всем миром, а ее правители думают только о том, как удержаться у власти и отомстить своим оппонентам. Три женщины окружают героя, как три античных парки. Но каждая прядет свою нить, на которых дергается в разные стороны паяц Милош, не понимая, какую роль в каком спектакле он играет. Как и положено в современном кино, роман завершается убийством, которое, конечно же, не будет объяснено ни по законам психоанализа, ни по законам криминалистики. Роман тем и интересен, что в нем ничего не совершается по законам психоанализа. Похоже, что эта игра в литературе себя исчерпала.


УЗНИКИ АБСОЛЮТА

– Макс Брод «Франц Кафка. Узник Абсолюта». М., Центрполиграф, 2003. –

Кто бы мог подумать, оказывается «Кафка» по-чешски значит «галка». А по-русски получается Галкин. Изображение этой птицы служило логотипом фирмы его отца. Галка красовалась на служебных конвертах, в которых Франц посылал письма своему другу и биографу. В его внешности и в правду есть что-то похожее на галку – острый нос, пристальный, какой-то по-птичьи быстрый взгляд темных глаз. Те, кто верят, что в мелких деталях и подробностях реальной жизни кроется разгадка личности писателя, найдут здесь все, что только возможно узнать о его родителях, дедах и прадедах по отцовской и материнской линии. А среди них, конечно, кого только нет – деловые люди, ученые, мечтатели, искатели приключений, эксцентричные чудаки. Но все-таки основной чертой его отца и родных была необычайная воля к жизни и практичность. Кафка же был иной, хотя и практичности не чужд. Однажды, оправляясь на прогулку, этот доктор юриспруденции сказал другу: «Я мечтаю оторваться от земли». Отрывался он в своих книгах, которых тогда никто, кроме Макса Брода, не читал. Однажды Кафка был очень обрадован тем, что кто-то приобрел один экземпляр его книги. Но вскоре вспомнил, что он сам он этот экземпляр и купил. Если бы Макс Брод выполнил посмертную волю Кафки, мы бы никогда не прочли большую часть его прозы – он завещал уничтожить все свои рукописи. К счастью, друг не выполнил последнюю волю умирающего и все издал. Кафку обычно представляют затюканным и несчастным, этаким полунищим, почти бродягой. На самом деле он был вполне обеспечен, пользовался успехом у женщин, любил отдыхать на дорогих курортах. Просто над ним, как над Чеховым, висело проклятье того времени – туберкулез. Отсюда меланхолия, навязчивые кошмары в жизни и в литературе. Внешне Кафка производил впечатление тихого и пунктуального человека, совершенно не склонного к патологии, его скорее влекло к здоровому, надежному и простому. И здесь опять сходство с Чеховым, который тоже пытался создать нормальную семью, да так и не смог. Глубоко заблуждаются те, кто полагают, что Кафка – певец трагизма и отчаяния. На самом деле, утверждает Брод, он любил жизнь, был земным, очень забавным человеком, умел развеселить друзей. Правда, друзьям в таких случаях доверять не приходится. Они всегда предпочитают живого человека его произведениям. Брод договорился до того, что странность произведений Кафки только кажущаяся. Просто взгляд писателя так устроен, что выхватывает то, чего не замечают и не понимают другие, и что на самом деле абсолютная реальность. Ведь и «Процесс», и «Замок» – это отражение того, с чем сталкивался Кафка, когда работал в Институте по изучению несчастных случаев. Он даже сочинил трактат – модель устройства добровольного рабочего коллектива почти по монашескому образцу. Не иметь денег, ценностей, но только одежду и книги – учиться, учиться и учиться…. Уж нам-то это нам знакомо. Имя Кафки давно стал синонимом социалистического абсурда: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!»

– Александр Вельтман «Саломея». М., «ЭКСМО», 2002. –

Вельтмана у нас периодически называли забытым писателем, издавали, снова забывали и снова открывали. На самом деле, прочитав его однажды, ни за что не забудешь. Из каждой такой книги экономный и расчетливый писатель сделал бы, пожалуй, десяток любовных, авантюрных, детективных романов. Но Вельтман по-царски щедр. Сюжеты строятся на глазах, разбегаются, разветвляются, возникают новые и все опять соединяется в самый неожиданный момент, причем, ни один не остается незавершенным. Но как все дороги ведут в Рим, так все линии романа сходятся в Москве. «Заблудиться можно в ней ровно в пять минут, но она полна друзей, и тебя найдут». Только вельтмановская, «девушка без адреса», вовсе не хочет, чтобы ее искали, и все время оказывается то в тюрьме, то в роскошных покоях, то гувернанткой, то арестанткой. Характерец у Саломеи ядовитый, прямо как у ее библейской тезки, из-за которой лишился головы Иоанн Креститель, отвергнувший любовь пассии царя Ирода. Но на каждый яд найдется свой антидот. Таким суперсовременным словом называет себя в романе этакий Бендер позапрошлого века, на ходу меняющий имена, парики и фраки. А в его пустом кошельке золотой ключик, тот самый – от квартиры, где деньги лежат.
Москва никакой не третий Рим, а первый в своем роде, единственный, ни на что не похожий город, для которого не существует времени. Полтора столетия прошло с тех пор, как написал Александр Фомич Вельтман роман «Саломея», а ничего здесь ровным счетом не изменилось, ни взгляды, ни вкусы. И дома вроде новые строят, но как-то все по-прежнему: «Зала в греческом вкусе, с колоннами и статуями; гостиная с камином во вкусе восемнадцатого столетия, салон в китайском, кабинет в помпейском, столовая в мавританском». А женская половина в стиле «французского перерождения» с кроватью в виде перламутровой раковины на серебряных лебедях. И населяют эти дома все те же персонажи с пальцами «распертыми» от перстней. И так же в убогой комнатке в центре столицы живет себе на сто рублей в год старушка, и на еду ей хватает, и одежда на ней не трется, и копеечка найдется, чтобы нищему подать. А канцелярии, учреждения, где все обладают даром поэзии или, по язвительному замечанию Вельтмана, даром обладают поэзией. А литературные салоны, где собираются «славянофилы, скандинавофилы, франкофилы и простофили». Ну, и конечно, дело не обходится без ловкачей по торговой части. Раньше они превращали дорогой китайский чай в русско-китайский, добавляя в него траву иван-чай, а теперь с помощью чая превращают спирт в коньяк. Впрочем, они и прежде так делали.

– Горан Петрович «Атлас, составленный небом». СПб., «Амфора», 2000. –

Почему мы раскладываем пасьянсы или гадаем на картах? Вовсе не для того, чтобы получить конкретный ответ. Дело не в ответе, просто приятен сам процесс. Карты обо всем знают, в них закодирована вся наша жизнь-игра. Потому что как на земле каждую секунду из одного и того же набора генов появляется совершенно новый человек, так и раскинутые на столе карты дают каждый раз новый вариант ответа. В книге серба Петровича такой пасьянс человеческих судеб раскладывается каждую ночь из географических карт и атласов, маршрутов самолетов и расписаний поездов. Но главный картежник – сам автор. Его козырные карты – это книги. Ведь в современном мире не осталось ничего, что не было бы внесено в ту или иную книгу. Петрович не только писатель, но и библиотекарь по профессии. Это многое объясняет. Когда каждый день через тебя проходят десятки книг, невольно замечаешь, что в каждой говорится о том, о чем тысячи раз говорилось многими авторами и до нас – о горах и реках, любви и войнах, людях и животных, о временах и нравах. В результате вся литература сливается в одну общую книгу, видимую и невидимую, разветвленную, как дерево, куда вписаны мы все. Это энциклопедии Serpentiana (змеиная, змеящаяся). Ее чтение и есть настоящая жизнь, включая и то, что находится за пределами реальности, а жизнь – это ее чтение. Все мы живем между подвальной тьмой (прошлым) и тьмой чердачной (будущим) в доме-мире, где крыша – небо, а все предметы живые, имеют душу, у каждого есть своя история и тайная, невидимая сторона. Вот она-то как раз и интересна. Дескать, в Третьяковской галерее есть зал, где картины закрыты завесами, которые никогда не будут подняты. Те, кто никогда не был в Третьяковке, в это вполне поверят. А те, кто был, подумают, что они просто не дошли до этого зала, ведь галерея такая запутанная. В предисловии сказано, что книга основана на сербском фольклоре, но нам, к счастью, не известен сербский фольклор. Зато хорошо известны имена предшественников Петровича, наших в партнеров этой захватывающей игре – Борхеса и Павича.


ЛИСЫ И ДЖИНЫ

– Хольм ван Зайчик “Дело лис-оборотней». СПб., «Азбука-классика», 2003. –

Был когда-то анекдот – теленовости ХХI века: «На польско-китайской границе все спокойно». Такое государство Ордусь (Орда + Русь) создал виртуальный писатель ван Зайчик, а его лихие соавторы-переводчики щедро украсили книгу иероглифами и ссылками на Конфуция. То ли фантастика, то ли ироническая утопия, но отечественные евразийцы могут радоваться, все их сказки стали былью. Жители Ордуси ходят в халатах и едят палочками. У них европейские имена и китайские фамилии. Все обращаются друг к другу почтительно – «преждерожденный». Главный город страны – Александрия Невская – осуществленная мечта чиновников о переносе столицы. В городе тоже все узнаваемо. Вместо Аничкова моста мост Лошадницы Анечки, да и другие названия понятны не только петербургской тусовке. Эта игра и нам знакома. Ведь в 80-х годах в Москве тоже вдруг появились станции метро «Лошадь Свердлова» и «Дискотека им. Леннона». В Ордуси всюду торжествует справедливость. Человекоохранители вэйбины там по-восточному вежливы, никаких китайских пыток. От арестованного ласково просят только одного: «Признайтесь, что вы заблужденец». Но истинная ордусская духовность царит на Соловках. Там рядом соседствуют буддийский монастырь и православная обитель под управлением бывшего ракетчика Киприана. А приезжие паломники все вместе строят на острове планетарий. Есть, конечно, и нарушитель общественного благочестия тоже с узнаваемым именем – Виссарион Неистовых. Его последователи за гроши трудятся в рыболовецкой артели «под счастливой иглой», воображая, что они в раю. Есть и диссидент, которого, хвала Будде, никто не трогает, хотя он сам сравнивает себя с Джордано Бруно. Тот проповедовал множественность миров во вселенной, а этот провозгласил множественность мужей для женщин, печатая статьи с узнаваемыми названиями: «Как нам реорганизовать наш брак», «Лучше больше – так лучше». Так что все проблемы в этой благодатной азиопе чисто мифологические: китайские лисы умудряются обольщать мужчин даже на территории монастыря.

– Джозеф Хеллер. «Портрет художника в старости». М.. «АСТ», 2002. –

Каждый прозаик мечтает создать роман – истинный шедевр, который станет бестселлером, сразу понравится критикам, получит несколько престижных премий и будет тут же экранизирован в Голливуде, но при всем при этом… окажется настоящей литературой. Эту непростую задачу поставил перед собой Джозеф Хеллер, придумав ее в книге для 75-летнего писателя Юджина Порху. А тот в свою очередь выдумал писателя Ллойда Х., который с той же целью пишет роман о сексуальной жизни своей жены, но обнаруживает, что его жена тоже пишет роман – «Сексуальная жизнь моего мужа»… Словом, по-английски «Дом, который построил Джек», а по-нашему русская матрешка. Задача в принципе не такая уж невыполнимая. Надо только найти ключевую фразу, и все пойдет само собой. Такой навязчивой фразой для всех пишущих этот роман стала запись в дневнике герцогини Мальборо: «Вчера ночью мой господин воротился с войны и ублаготворил меня два раза, не снимая сапог». Но если нет вдохновения, тогда начинаются мучения. Сразу возникает множество дурацких вопросов. Ну, ладно, в первый раз герцог не успел снять сапоги, но почему же он не снял их в промежутке между первым и вторым разом, почему он не кликнул камердинера? «Постеснялся что ли спущенных штанов?» И как было со штанами? «Можно их было снять, не снимая сапог?.. И вообще белье – какое оно у них было?» А всякие конкретные детали из женской жизни, как быть с ними? Жена про это говорить не желает, а бывшие подружки дано вышли в тираж и вообще теперь их больше интересуют собственные болезни. К тому же друг-редактор прозрачно намекает, что, мол, Достоевский не стал бы спрашивать, о чем и как ему писать, а писал бы и все. И тут благополучный писатель задумывается над горестной судьбой самых знаменитых авторов. Марк Твен и Брет Гарт всю жизнь бегали от кредиторов, Джек Лондон пил горькую и покончил с собой. Эмили Дикинсон всю жизнь прожила затворницей. Эдгар По умер в белой горячке. Герман Мелвилл провел последние годы жизни в нищете и безвестности. Фолкнер пьяным свалился с лошади и умер. Хемингуэй «заработал паранойю и застрелился». Марию Пьюзо живет и пишет на прозаке… Поистине скорбный реестр. Но герою романа это не грозит. Оказывается, фамилия Порху составлена из названия самого романа «ПОРтрет ХУдожника в старости». А имя Юджин – сокращенно Джин. «Джин» и «ген» по-английски пишутся и произносятся одинаково. Так что герой романа на самом деле – ген творчества, который, как выпущенный из бутылки джинн, все ставит с ног на голову, везде проникает, все переиначивает по-своему и не дает спокойно почивать на лаврах даже в солидном возрасте.

– Тайны живой природы. Последние динозавры. М., «Астрель», «АСТ», 2002. –

Какого цвета были динозавры? Сейчас их изображают коричневыми или грязно серыми. Но, возможно, их кожа переливалась, как у ящериц, или даже сверкала всеми цветами радуги, как у бабочек. «Динозавр» означает «ужасный ящер». Однако существует предположение, что не всех из них были большими и тупыми земноводными. Несмотря на крохотные головы, некоторые могли быть вполне разумными существами. Просто мозг у них находился не в голове, а в мощном спинном хребте. Если мы говорим: «Хребтом чувствую», – то почему бы динозавр не мог хребтом думать. Большая голова в те времена служила совсем для другого. Вот хотя бы головотяпы или, по-научному, костноголовые. Эти бились головами за первенство, как современные козлы и бараны. Прожили динозавры на земле миллионы лет и окончательно исчезли в средние века. Но не исторические, а геологические. Видно, тоже было мрачноватое времечко. Наверное поэтому, в отличие от человечества, которое по-настоящему оживилось в эпоху Возрождения, динозавры не оставили нам ни своего Шекспира-стегозавра, ни Леонардо-тиранозавра. Одни кости и черепа, поди разбери чьи. Первого ископаемого ящера отыскали в Нидерландах в позапрошлом столетии. Тогда же он получил и свое имя. Больше всех обрадовался Дарвин. Тогда он еще верил в Бога и потому счел свидетельство внезапной массовой гибели живых существ доказательством того, что всемирный потоп, о котором говорится в Библии, действительно был. Правда, потом оказалось, что гибель вовсе не была внезапной. Вымирали они довольно долго, а всяческих катастроф было предостаточно. К тому же, говорят, сказалось еще и зловредное влияние Немезиды – двойника нашего Солнца. Хотя эту звезду, названную именем античной боги мести, никто пока на небе не засек, но предполагают, что ее притяжение периодически обрушивает на землю поток метеоритов. Настоящее возрождения для допотопных обитателей планеты наступило в конце ХХ века. Из всех искусств для них важнейшим стало кино. «Раскрутил» динозавров Стивен Спилберг, создав свой «Парк Юрского периода». С помощью компьютерных технологий динозавры выглядят почти реально.


УВИДЕТЬ ДУШУ

– Стефан Хвин «Ханеман». М., АСТ, 2003. –

«Сейчас я увижу душу» – именно такое чувство возникло у студента-медика Ханемана, когда он впервые попал на вскрытие. Еще раньше, рассматривая хирургические атласы, он заметил, как по-разному относились люди к человеческому телу в различные времена. В современных книгах рисунок тела, испещренного буквами и цифрами, ничем не отличался от препарированного растения. Но, открывая старинную книгу по анатомии, он ощущал себя странником, попавшим в другой, волшебный мир. Там, на пожелтевших гравюрах грустные, но спокойные люди без кожи, которым неведома боль, трогательные и немножко смешные, прогуливаются по неземным аллеям с цветами в руках. А наверху страниц прекрасные ангелы держат ленточки с названиями болезней. Здесь было не просто тело, а уважение к образу тела, которое Бог создал по своему подобию и вложил в него душу. Став патологоанатомом, Ханеман не утратил ощущения, что человек – это нечто большее. Но успешная карьера кончается в один миг, когда на столе оказывается тело его утонувшей возлюбленной. С этого момента весь мир становится огромным анатомическим столом, на котором препарируются города и целые страны. Идет к концу война, немецкий Данциг превращается в польский Гданьск. Старые жители становятся беженцами, гибнут под бомбами победителей, их опустевшие дома заселяют новые жители, которые прежде были беженцами и заключенными в концлагерях. А Ханеман, следуя заветам своего учителя, продолжает «искать медицинские причины отчаяния». Он погружен в немецкую книгу – переписку поэта Клейста со своей возлюбленной. Эти печальные влюбленные вместе застрелились на берегу живописного озера. А вокруг все переполнено гневом и страхом, отчаянием и надеждой, и не столько жаждой мести, сколько желанием покоя. Но, как известно, «покой нам только снится», покоя как раз и не может быть в стране, которая строит социализм сталинского образца. И, конечно, вскоре Ханемана вызывают туда, где препарируют не только тела, но и души. И он, морщась, выслушивает угрозы польского поручика, который пытается его вербовать. «Я только хочу убедиться, что вы со мною откровенны… Если захотите со мной связаться, звоните…» В конце книги – «Ключ к местам», словарь переименованных городов и улиц. Особенно запоминается одна из них – прежде Остзеештрассе, потом аллея президента Рузвельта, затем аллея Карла Маркса, впоследствии аллея Генерала Галлера. Прямо, как наш Рыбинск – Щербаков – Рыбинск – Андропов – Рыбинск.

– Животные и птицы. М., «Белый Город», 2002. –

В 60-е годы у нас было популярно стихотворение Жака Превера «Как нарисовать птицу». Сначала вы рисуете клетку, в клетке – что-то приятное для птицы, а когда птица влетает внутрь, осторожно стираете дверцу. Технология чрезвычайно проста и поэтична. На практике все гораздо сложнее. Вот фламинго или павлин, они совершенно даром получают от природы свое роскошное облачение. Но художнику, который задумал написать портрет такой экзотической птицы, придется основательно потратиться на масло. Ведь большинство розовых, синих и лиловых тонов относятся к самым дорогим видам красок. С медведем таких проблем не будет. Краски землистых тонов добываются из минералов, их производство проще и дешевле. Да и вообще медведь нам как-то ближе. Уж как сядет, так и сидит. Труднее всего изобразить модель в движении, так что для начинающих художников медведь просто клад, поистине прирожденный натурщик. Не то что гамадрил, существо нервное и беспокойное. Зато его шерсть – смесь розоватых и серых тонов – весьма привлекательна для тех, кто предпочитает пастель. Тигра рекомендуется рисовать акварелью. Сделав набросок графитным карандашом, начинайте работать кистью – «легкими уверенными движениями», именно так, как движется одно из самых красивых животных на планете. Когда художник создает портрет человека, самое трудное – нарисовать лицо, ведь портрет должен быть похожим. А у животного главное – его неповторимая пластика. Ее-то и надо ухватить. Впрочем, если вы задумали нарисовать шимпанзе, вам все-таки придется обратить внимание на лицо и подумать о портретном сходстве. Ведь это дитя природы наиболее близко к человеку и тоже отличается «лица не общим выраженьем».

– Елена Лагутина «Искушение любовью». М., АСТ, 2002. –

Любите ли вы романсы? Это такие мелодрамы в стихах, которые поются с надрывом, а слушаются непременно со слезами. Романс уже тем хорош, что короткий. Но если целая книжная серия называется «Русский романс», то невольно настораживаешься. Начинается все вполне в традициях жанра – с обморока. Обморок, увы, не от чувств-с, а оттого, что хрупкая героиня Лиля впервые увидела труп. Роман-с, оказывается, не просто жестокий, а очень жестокий, и вам уже не до слез. Глаза должны быть сухими, чтобы не упустить очередной поворот сюжета. Ведь дело взялась распутывать психологиня Женя, а у нее, бедной, мысли «бестолково роились в голове», и у читателя поначалу тоже. У Жени при неказистой внешности масса полезных качеств: «развитая интуиция, бесстрашие бойца и умение распознавать добро и зло». К тому же она умеет гипнотизировать и любит сибирские морозы, не то что злополучная филологиня – миллионерша Лиля «с серьгами из крупных сапфиров в золоте и бриллиантах» и в кружевных белых шортах. Впрочем, читателю напрягаться особо не приходится. Расследование начинается с долгих задушевных разговоров двух подружек на тему, что лучше: когда ты любишь или когда тебя любят. Лирическое щебетание сопровождается логическими построениями не всегда безрезультатными. Таким образом выясняется, что покушавшийся на Лилю злодей промахнулся, зацепившись рукой за рога. Не за рога обманутого мужа, а за оленьи, висевшие на стене слева, следовательно, нападавший был левша. Когда вяло текущее действие переваливает за половину книги, Женя начинает «лихорадочно соображать». Повествование несколько оживляется, а к финалу вообще превращается в анекдотический триллер. Помните, следователь спрашивает вдовца: «Вы можете объяснить, почему у вас три жены умерли от отравления грибами, а четвертая от удара тяжелым предметом по голове?» – «А у нее на грибы аллергия была». В книге три жены ревнивого миллионера действительно отравлены, правда, не грибами, а таблетками. И не миллионером, а его мамочкой-маньячкой. Но четвертую стараниями детективной психологини удалось спасти. Теперь она работает по специальности, преподает в школе литературу и русский язык. Не вашим ли детям? Неплохо все-таки иметь в запасе университетский диплом. А нам остается только сказать, перефразируя чеховскую «Каштанку»: филолог супротив психолога – все равно, что плотник супротив столяра.


ПОД ШЕЛЕСТ КНИЖНЫХ СТРАНИЦ

– Питер Грин. «Александр Македонский. Царь четырех сторон света». М., Центрполиграф. –

У Александра Великого был крутой воспитатель – придворный философ и тайный агент Аристотель. Очевидно, создатель первой в мире логики пришел к неумолимому логическому выводу – одно другому не противоречит. Он объяснил будущему властителю, что главе государства необходимо окружать себя специалистами и вообще умными людьми. Сторонник республики Аристотель нашел оправдание для монархии. Она законна в том случае, если царь по интеллектуальным и моральным параметрам превосходит своих подданных. А какой же царь не превосходит, разве уж совсем «без царя в голове». Династия, которую продолжил Александр, отличалась дурной славой пьяниц, хапуг, убийц и бездарных правителей, но восходила прямо к Гераклу. По маме же Александр от Ахилла, что в те времена было не хило. В древнем мире к такой генеалогии относились серьезно. Дело было за малым – внушить ученику, что на нем от природы лежит харизма власти. Вот она откуда, харизма, отнюдь не от слова «харя». Аристотель придумал геополитику, будь она трижды не ладна, и присоветовал Александру для эллинов стать отцом родным, а с варварами, не греками, «обращаться как с животными и растениями» – стричь, резать, косить. Но главное, Аристотель разработал систему информационной поддержки всех акций своего воспитанника. Александр – первый полководец древности, который создал группу пропагандистов. Племянник Аристотеля был назначен придворным историографом. Царь лично просматривал рукопись и время от времени вносил поправки. Доверял, но проверял. Как только стало известно, что за описание александровых успехов платят неплохие деньги, к нему дружно повалили историки и поэты, готовые воспевать и прославлять. В те времена важно было заручиться поддержкой богов, что в «критические дни» Александру удавалось как нельзя лучше. То ему во сне ему какой-то мудрец Гомера декламировал, то в источнике обнаруживалась табличка с загадочными, но недвусмысленными письменами. С Дельфийским оракулом он беседовал так долго, что тот, утомившись, объявил молодого царя непобедимым. Александр был одержим идеей омыть свои сапоги, или как их там – калиги, в Индийском океане. Но география, в те времена наука неточная, все напутала. На самом деле он проник не дальше нынешнего Западного Пакистана. И хотя через руки царя прошли огромные богатства, его ограбил собственный казначей. Есть много косвенных данных, что и умер-то Александр Великий не своей смертью, и яд ему приготовил лично Аристотель. Как Тарас Бульба: «Я тебя породил, я тебя и убью»

– Б.Ф.Володин «Всемирная история библиотек». СПб., Профессия. –

Первые сведения о библиотеках относятся 3000 г до н.э., к временам существования государства Шумер на территории современного Ирака. Именно тогда появилась потребность не только передавать сообщения, но и хранить их – возникло представление о прошлом и будущем. Кто бы мог подумать, что в начале третьего тысячелетия н.э. потомки шумер станут растаскивать и громить то, что так заботливо собирали и хранили их мудрые предки. В Китае библиотеки изначально были делом государственным. Тот самый император, что придумал Великую Китайскую стену, навел порядок и в книжном деле. Запретил населению собирать книги и во избежание критики своего правления издал указ о сожжении всей гуманитарной литературы. Библиотеку он устроил в собственном дворце. Пользоваться ею могли только высшие сановники. В 18 веке, наконец, был издан указ, разрешающий желающим пользоваться библиотекой – по письменному заявлению. Сожгли на всякий случай еще почти 14 тысяч книг, а для 200 был организован «спецхран». В Европе первый список запрещенных книг составил в 16 веке ученый-иезуит епископ Клеман. Сравнив библиотеку с «хорошо ухоженным садом» и «уединенным внутренним святилищем», он тут же ограничил доступ к «дискуссионной литературе». Но все перекрыл наш российский опыт. Оказывается, национализация в России начиналась с книг. Благородная идея – создание общедоступных библиотек по всей стране – осуществлялась традиционно бандитскими методами. Книги для неграмотных изымали у грамотных согласно декрету Совета народных комиссаров «Об охране библиотек и книгохранилищ». Охраняли – отнимали. Если у вас больше 500 книг, извольте лишнее отдать. В провинции эту цифру довели вообще до ста томов. В среднем на полке 35 книг, вот и читайте. Ученым же вышло большое послабление, книг им разрешалось иметь аж 2000. А 2003 – это уже ни-ни. Некоторым выдавалась охранная, а на самом деле «филькина грамота», поскольку от последующей реквизиции она не охраняла. Идея проекта озарила светлую голову Надежды Константины Крупской, а поэт-символист Брюсов составил отнюдь не символическую инструкцию по изъятию. В то время он прочно сидел на кокаине и за дозу неизбежного счастья был всегда и на все готов. Награбленные таким нехитрым способом библиотеки стали именоваться «массовыми». Отныне интимный процесс чтения осуществлялся не иначе как под руководством. Было, например, такое правило: художественных книг выдавать только две в одни руки, а классиков марксизма-ленинизма бери, сколько унесешь. Таким образом, согласно статистике, в конце ХХ века самым читаемым писателем оказался Ленин. На этом ценном опыте можно было бы и остановиться, однако в книге рассматриваются и новейшие технологии библиотечного просвещения и оболванивания.

– Николай Фробениус «Другие места». СПб., «Азбука-классика». –

Так уж исторически сложилось, что человек, живущий в небольшом европейском государстве, гораздо больше дорожит своей личной свободой и более свободно ориентируется в мировом пространстве. А мы, распевая «широка страна моя родная», стали невольными пленниками собственной географии. Ведь у нас, как говаривал Гоголь, «хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь». Вечно нас тянет в какую-то даль, и не видим мы того, что под носом. А там, где все близко, зрение у человека совершенно иное. Именно это у норвежца Фробениуса самое интересное. Отец, вначале романа исчезнувший на вокзале, перед отходом поезда, так и остается где-то за пределами книги. А сама книга целиком заполнена сыном Кристофером, вернее его взглядом. Мать, любимая девушка, продавец из киоска существуют в те моменты, когда они попадаются ему на глаза, и перестают существовать, когда глаза смотрят на что-то другое. Взгляд, «словно приклеенный к лицу». Лицо, которое «напоминало карту, показывающую, где зарыты клады». Лица таким крупным планом, что порой не умещаются в зрачке – видны только шея, ухо или щека. Сила взгляда так велика, что возникает ощущение, будто «ландшафты создаются глазами туристов». Словно отец – кинооператор передал сыну свой взгляд, заключенный в объектив камеры, и неутолимую жажду останавливать мгновения. Его фильм-расследование об убийстве Улафа Пальме Кристофер продолжает видеть даже во сне. Судя по всему, для скандинавов самое большое потрясения за много-много лет – это все-таки убийство Улафа Пальме. Шведский премьер-министр, социал-демократ, дипломат и филантроп ходил в кино без охраны, как простой швед, и ездил в городском трамвае безо всяких мигалок. За что его и убили.


УКОР РОКУ

– Людмила Соколова «Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис». М., ОЛМА-ПРЕСС. –

Древние римляне хотели от своих правителей двух вещей – хлеба и зрелищ. После настойчивых требований и уличных беспорядков получали бесплатный хлеб и бои гладиаторов. В СССР выдавались талоны на продукты, вернее, на очередь за продуктами, а роль гладиаторов исполняли актеры театра и кино. Доказывать свою заслуженность и народность приходилось всем. Зрители непременно должны были увидеть своих любимцев воочию, на сцене местного Дворца культуры где-нибудь в таежном поселке. Об этом заботился вездесущий Отдел пропаганды. Одно выступление стоило сумасшедшие деньги – 4р.50к. Так что попавшие в «обойму» вкалывали по черному, чтобы обеспечить себе хоть какой-то уровень жизни от фильма до фильма. Даже самая главная роль не давала никаких материальных гарантий. Светлана Тома за знаменитую цыганку Радду получила всего 900 рублей, но зато в придачу тяжелую травму спины. Татьяне Конюховой умудрились на съемках в Средней Азии сжечь роговицу глаз. Пленка оказалась малочувствительной, и на маленькую площадку водрузили аж 12 мощных прожекторов. Ну, ладно деньги, всех все равно не заработаешь, так ведь и славу норовили ополовинить. Разве знали мы в детстве, что любимый фильм «Садко» получил в Венеции Серебряного Льва? Лев-то был капиталистический, а у нас публично признавались только призы соцстран. Да и вообще выгоднее было сниматься не в главной роли, а в эпизодах. Пока Леонид Гайдай творил свои неповторимые комедии, его жена Нина Гребешкова, эпизод за эпизодом, как курочка по зернышку, заработала на кооперативную квартиру. Однажды, шутки ради, решили подсчитать по партбилету Гайдая, сколько он получал. Режиссер опешил: «А на что же мы жили?» Руфину Нифонтову всегда тянуло к гротеску и трюку. Она была прирожденной клоунессой, но играла всю жизнь сплошь трагические роли. Особенно доставали ее всякие любови яровые, коллонтаи и комиссары. Простим автору книги высказывание, сделанное, видимо, по старой советской привычке, что Нифонтова свято верила в эти помпезные агитки. Ведь осталось неоспоримое свидетельство обратного – записка 1964 года, корявым почерком, без точек и запятых: «Прошу освободить меня от участия в спектаклях Малого театра ухожу нет сил заездили». Речь шла об «Оптимистической трагедии». Заездить у нас умеют.

– Ольга Ильницкая «Дебют на прощанье». М., Московский рабочий. –

Одни люди целиком погружены в прошлое, не замечая в настоящем ничего интересного. В нашей стране их, пожалуй, слишком много. Другие целиком рассчитывают на будущее, питаясь только надеждами. Этим все сегодняшнее тоже без разницы. Ольга Ильницкая не делит жизнь на прошлое, настоящее и будущее. Она живет по Гете, который заметил, что прошлое нам только предстоит. Но не по Гегелю, сказавшему, что ужаса материального порядка не существует. «По мне так очень даже существует – толстый, обволакивающий и вполне материально выраженный, ощущаемый физически и вполне материально, без всякой психологии и воображения». Любой ужас материален, как «нутряная собака», которая питается болью. Все, что происходит в книге, происходит прямо сейчас, независимо от года, дня, месяца и часа. Каждый рассказ – маленький театр творца, который пока не знает, что у него получится и не придется ли переделывать мир заново. Страшновато, но любопытно. Потому-то в этом мире нет ничего стабильного, жизнь еще не очень отличается от смерти, а «нет» означает «да». Так девушка в восемнадцать лет свободно может порезать себе вены не от горя, а от восторга или любопытства, читая книгу Стругацких. Вообще все девушки делятся на два вида: «сони» и «оленьки». Первые читают энциклопедии, а о вторых в энциклопедиях написано. У них тело «сплошь глазами покрыто, которые вынесены наружу, как у стрекоз». Автор, естественно, истинная «оленька», потому что смотрит сразу во все стороны и на все сразу.

– Сергей Бирюков «Року укор. Поэтические начала». М., Изд-во РГГУ. –

У сегодняшнего читателя довольно смутные представления о поэзии. Она давно превратилась в засекреченный НИИ за незримой колючей проволокой. Что-то там изобретают, а что – не известно. Почему поэты влюблены в строку, которая одинаково читается справа налево и слева направо? На этот вопрос не ответит никто. Палиндром изобрели в Древнем Риме. В России им увлекался Державин: «Я разуму уму заря, / Я иду с мечем судия. / С начала та ж я и с конца / и всеми чтуся за Отца». Для Державина палиндром – образ Бога. А для футуриста Велимира Хлебникова, именовавшего палиндром русским словом «перевертень», это что-то вроде машины времени. Строка движется обратно из будущего в прошлое. Поэт утверждал, что это «отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным «Я» на разумное небо». Кто его знает, может быть и так. Вот казалось бы простенький палиндромчик: «Горд дох, ход дрог», – а Сергей Бирюков видит здесь предсказание гибели поэта и погребальные дроги. Тем более, что следующая строка – «И лежу. Ужели?» В поэзии что хочешь, то и видишь. Это вам не математика. Впрочем, иногда математика. Вот, например, анаграмма, перестановка букв в слове. У Всеволода Некрасова это известная перефразировка «Скифов» Блока: «Нас тьмы / И тьмы и тьмы / И тьмы и тьмыитьмыть / Мыть и мыть». Кто только не увлекался акростихами. Поэт Феликс Чуев написал акростих, где начальные буквы каждой строки складывались в лозунг «Сталин в сердце». Ему достойно ответил Александр Еременко, тоже акростихом:
Столетие любимого вождя
Ты отмечал с размахом стихотворца,
Акростихом итоги подводя
Лизания сапог любимых горца!
И вот теперь ты можешь не скрывать,
Не шлифовать любви своей убогой.
В открытую игра, вас тоже много.
Жируйте дальше, если Бог простит.
Однако все должно быть обоюдным:
Прочтя, лизни мой скромный акростих,
Если не трудно. Думаю, не трудно.


СПЕЦСЛУЖБЫ НЕБЕСНЫЕ И ЗЕМНЫе

– Владимир Волкофф. «Ангельские хроники».СПб., Амфора. –

Если весь мир сотворен по образу и подобию Божьему, то выходит, что земные спецслужбы имеют свой прообраз на небесах. В этом и состоит гипотеза французского писателя, потомка русских эмигрантов. Но, как и земные спецслужбы, ангельское воинство весьма ограничено в своих возможностях и не имеет права нарушать инструкции. Конечно, хорошо, если бы история развивалась по ангельскому варианту, как в случае с Достоевским. Дается три возможности: в первом писателя расстреливают, в третьем все идет, как и было, а во втором Федора Михайловича приглашает к себе царь, беседует и дает секретное задание: все узнать и доложить. Достоевский целует руку царю и отправляется в разведку. А позади них ангелы-хранители поздравляют друг друга, и история России идет по-другому, без войн, революций и социализма. Может, и по-ангельски, но не по-человечьи. Не поцеловал бы Достоевский руку царю. Вот деньги, правда, потом взял. И свою вселенную создал, где грешник-матриалист, прошагавший по любезной ему вечности-бесконечности миллиард лет, взмолился, чтобы его убрали «из этой скучищи» хоть в ад, хоть в рай. Такого атеиста, только покруче, Волкофф увидел в Ленине, чей набальзамированный труп лежит на земле в мавзолее, а на небе – во дворце Неискупленного Зла. Вот уже и Страшный Суд свершился, нет уже ни рая, ни ада, а посреди пустой бесконечности висит хрустальный пуленепробиваемый гроб упертого материалиста, который никогда никого не любил, даже революцию. Он и совершил-то ее не против царя, а против Бога, в которого не верил. Профессор математики, тоже атеист, вывел формулу Бога: 1=3. Перепуганный, он пытается объяснить на Лубянке, что это ничего не значит, и его мировоззрение не изменилось. Однако Ленин и Дзержинский, смеясь, тут же предлагают ему сделать доклад для мировой общественности: «Бог существует: то, чего не сумели доказать попы, с блеском доказали большевики», – и обещают изумленному профессору новую кафедру «большевистского христианства».

– Игорь Пыхалов «Спецслужбы США». СПБ., Нева, М., ОЛМА-ПРЕСС. –

Составитель и автор этой книги откровенно пишет: «В моих глазах агенты ЦРУ – это враги моей страны». Вот как просто. А если агент ЦРУ борется с гитлеризмом? Или сейчас, вместе с нами, с мировым терроризмом? Все гораздо сложнее, чем кажется автору. Он клеймит «либералов» за близорукость: «Коренные интересы американцев прямо противоположны нашим». Да так ли? Американцы против талибов, и мы против. Американцы хотят мира, и мы хотим. Американцы за свободу слова и мысли… А мы? Мы по-разному. Американцы тоже по-разному. Но они так привыкли к свободе, что не представляют себе ничего другого. И вообще, американцы – это множество национальностей. Среди них миллионы людей, чьи отцы и деды прибыли из России дореволюционной и нынешней. Выходит, американцы – это тоже мы, а мы – это тоже американцы. Книга написана языком разведчика – в стиле шифровок и донесений. Разведчики отнюдь не поэты, да и не прозаики. А спецслужбы, они и есть спецслужбы. Если взгляды автора отражают внутренний мир российских спецслужб, то наша страна в большой опасности. Пыхалов явно не принимает вызов времени. Не видит, что США – наиболее эффективный и сильный союзник России в борьбе с мусульманским фундаментализмом. Ну, не слышит он взрывов, уносящих жизни россиян в самом центре страны. Да и вообще, деление мира на своих и чужих, на наших и не наших – рудимент тоталитарного мышления, от которого мы никак не можем отделаться. Ясное дело, во всем мире спецслужбы не фиалки выращивают, а все больше мочат в сортирах. Ничего не поделаешь – служба. Хотя в послужном списке работников ЦРУ почему-то очень много искусствоведов. Впрочем, у нас тоже есть анекдот времен посещения Хрущевым выставки МОСХа: «Выставку посетил Никита Сергеевич и сопровождающие его искусствоведы в штатском».

– Валентин Катаев «Алмазный мой венец. Избранное». М., ЭКСМО, 2003. –

Валентин Катаев считал, что можно соединить в одной творческой личности Сальери и Моцарта – старческую опытность и осторожность с молодым вдохновением и свободой. Получилось наоборот – молодой Сальери и пожилой Моцарт. Первому он отдал бoльшую, но не главную часть жизни. Высказывание автора предисловия, что советская власть оплачивала его эксперименты, верно в том случае, если считать экспериментом не поздние произведения, а откровенное и циничное стремление вписаться в структуру. Вписался. Однако в отличие, скажем, от Тренева, навсегда вошедшего в учебники со своей идейной изуверкой Любовью Яровой, Катаев, ненавидящий большевизм, клепал что-то уж такое советское, от чего и следа не осталось ни в каких хрестоматиях. В конце 60-х он позволил своему загнанному в подполье «моцарту» вылезти на свет – сделал резкий шаг в сторону. В советской литературе шаг влево, шаг вправо всегда считался побегом. Начав писать, как хочется, ни с кем не считаясь, он раз и навсегда провинился перед совковым читателем, выпустив «Траву забвения». Ему сразу начали объяснять, что он не так изобразил Бунина, которого знал еще в юности. А уж когда вышел «Алмазный мой венец», на эту смешную и трагическую книгу, говоря словами командора – Маяковского, со всех сторон «навалились, грубые, в калошах и без калош». Кого-то он воскресил из забвения, с кого-то просто снял наведенный наспех хрестоматийный глянец, мимоходом сообщив, что романтик птицелов – Багрицкий мечтал быть чекистом, а щелкунчик – Мандельштам искренне, хотя и безуспешно, пытался написать агитку по заказу Крупской. Прочитав лекцию о жанрах сатирических стихов в мировой литературе, поэт вжился в роль баснописца Крылова и пропел: «Кулак Пахом, чтоб не платить налога…наложницу себе завел!» С ним все стало ясно. Катаев пишет: «Нами владел рок. Мы были жертвами судьбы». Все были жертвами по-разному. Булгакова, который не смог приспособиться, рок привел к ранней гибели и всемирной славе. Из всего написанного Алексеем Толстым, который «сдался властям», остался только пронырливый Буратино и вечная Страна Дураков с Полем чудес. Катаев же по достоинству увенчан «алмазным венцом» собственного творения.


СТРАННИКИ И ПОСТОЯЛЬЦЫ

– Али Смит «Отель – мир». М., «Иностранка», 2003. –

В русской грамматике нет мудреных глагольных времен «будущее в прошедшем», «настоящее историческое» или даже «будущее условное». А в английской есть. Все это вроде бы условность и к реальной жизни прямого не имеет отношения. Но в романе англичанки Смит время именно такое – каждому свое. Так и главы называются. В отеле «Глобал», который является символом совершенства, оно «совершенное». Правда, коридоры с рядами комнат напоминают унылые шкафы с множество полок и ящиков, заполненных одеждой, надеждой и безнадежностью. Но ведь это всего лишь «настоящее историческое» болезненной нищенки, сидящей у заветных дверей в «рай», где внутри невидимые «ангелы» обеспечивают уют и комфорт. Однако внутри отеля существует и другая, тоже настоящая, но совершенно иная жизнь, невидимая и непонятная постояльцам. Странную картину можно увидеть в роскошном отеле поздно вечером. Нищенка, похожая на экстравагантную даму в стильном пальто с карманами, полными мелочи, любопытная журналистка и плачущая девушка в форме служащей отеля яростно ковыряют коридорную стену, пытаясь с помощью монетки вывинтить шурупы на панели, прикрывающие таинственное отверстие в стене. Нет, это не история о кладах. Просто в шахту кухонного лифта, потом поспешно закрытую, случайно улетел расшалившийся «ангел» – горничная Сара. Ее младшая сестра никак не может примириться с трагедией. Ее время – «будущее в прошедшем». Она постоянно ощущает рядом с собой реальное присутствие сестры. Девушке почему-то необходимо знать: сколько длилось падение? Оказалось, что всего три с половиной секунды отделяли живую Сару от иного, параллельного мира, где ее душа уже ничего не помнит о произошедшем. Осталась только память о падении – звук, которым начинается и заканчивается книга: «О-ооо-гого-гого-ооо». О том, что было во времени «прошедшем», помнит только тело, при жизни напоминавшее стрелу, «которую остается только положить на тетиву и запустить в небо». Но теперь оно никуда не стремится, не хочет нарушать смертный покой и с трудом рассказывает о случившемся. Вот так, глазами души и тела Сары, мы видим все происходившее до и после роковой случайности. Ведь те, кто уходят из жизни, никуда не исчезают, они существуют рядом с нами, а наш мир – всего лишь глобальный отель во вселенной, где все мы – временные обитатели, странники и постояльцы. И время у нас одно – настоящее внеисторическое.

– Дэвид Вебер «Космическая станция «Василиск». М., «ЭКМО»; СПБ., «Валери СПД», 2003. –

Если книжная серия называется «Военная фантастика», то совершенно ясно: в какой бы дальний космос, в какое отдаленное будущее или прошлое не отправится путешественник, все непременно сведется к проблеме наркотиков и оружия. Первобытных, но относительно разумных жителей планеты Медуза, внешним обликом напоминающих насекомое богомола, всем этим добром снабжает руководство Народной Республики Хевен через местных шаманов. Оружие сконструировано таким образом, что инопланетяне ловко управляется им с помощью трех рук. А наркотик, изготовленный из медузианского мха, такой забористый, что в порыве безрассудной храбрости богомолы-боевики все сметают на своем пути и радостно гибнут, не успев понять, за что. А на самом деле за сетевые терминалы в гиперпространстве, то есть за вселенское господство, это и ежу понятно. Противостоит тоталитарному монстру Виктория Харрингтон – капитан крейсера «Бесстрашный» королевства Мантикоры, системы вполне приличной, хотя и не без коррупции. У власти там лорды, в основном хорошие. Впрочем, в семье не без уродов типа папенькиного сынка по имени Павел Юнг. Из-за него-то и случились все неприятности. Сюжетные перипетии и проблемы внутри корабля, в общем, те же, что и во множестве космических сериалов, но зато решающий бой весьма захватывающий. Для непосвященных есть небольшая лекция о гиперпространстве и законах релятивистской физики. Мне же больше всего понравился один пушистый персонаж – шестилапый древесный кот с планеты Сфинкс, принадлежащий Виктории. Он все понимает и даже почти говорит. Жители этой планеты постоянно носят этих котов на плече и просто не могут жить без своих «спутников». Таково официальное название животного, которое само выбирает хозяина, чутко реагирует на малейшее душевное движение и снимает стресс, обвивая шею друга длинным мягким хвостом.

– Владимир Опара «Ытамла». М., «ЛИБР», 2003. –

Когда писателю не пишется, он рисует. Когда художнику не рисуется, он пишет. Или отправляется в странствие. Прилетев в до боли знакомый город Алматы, он при выезде из аэропорта, неожиданно видит в зеркале заднего вида красную светящуюся надпись над зданием аэровокзала, перевернутую в отражении: ЫТАМЛА. Писатель-то знает, что подчас от одного слова зависит решительно все. Его такими штуками не удивишь. Художник же привык иметь дело с предметами видимыми и осязаемыми. И потому не сразу обнаруживает, что с этого момента он попадает на обратную сторону картины, изнанку холста, где только угадываются знакомые контуры и сюжеты. Очередной фестиваль, родная тусовка, привычная программа – утром мероприятие, вечером пьянка. Но в отражении все эти радости – пустота и бесцельность, будто ты – цифровой фотоаппарат, из которого вынута «карта памяти» Сквозь видимый мир проступает что-то иное – загадочный золотой человек, найденный в степи, египетские саркофаги, изготовленные, по словам экскурсовода, кипчаками. Ведь кипчаки,– это казахи, отраженные в зеркале времени. Или казахи – это кипчаки? А «Саркофаг», претерпевший зеркальную инверсию в пространствах и временах, оказывается серым тяжелым коконом, изваянным из войлока художником казахом. Все вокруг говорят, но слова знакомого языка не складываются в речь, смысл растекается, исчезает. Растворяются очертания предметов, от них остается только цвет. «Небо – синий спектральный кадмий, асфальтовая дорога – церелеум». Неожиданно, во сне, на гостиничной койке, происходит прозрение. Художник видит множество людей, говорящих на неизвестном языке, но их слова, соединившись, превращаются в ясный текст, молитву, заповедь художника: «Кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом». Ведь искусство это и есть говорение на новом, еще никому не знакомом языке.


ЗАВЕТНЫЙ ЧАС БЕЗУМИЯ

– Тонино Бенаквиста «Сага». СПб., «Амфора», 2003. –

Двадцатый век начался с эпидемии “испанки“, которая унесла больше жизней, чем первая мировая война. В конце века разразилась другая эпидемия, еще более мощная. Фантасты предсказывали нашествие инопланетян, и никто ни в каком кошмаре не предвидел нашествия сериалов. Для Бенаквиста это явление такое же загадочное, хотя книга именно о тех, кто творил подобное телесумасшедствие. Три неудачливых сценариста и вышедшая в тираж сочинительница любовных романов приглашены на телевидение, чтобы сделать отечественную мыльную оперу под незатейливым названием “Сага“. Прикол в том, что ее никто не станет смотреть – время передач с четырех до пяти часов утра. Просто на французском телевидении на каждом канале обязательно должен быть отечественный фильм. “Творите, что хотите, но чтобы это было дешево“. Оскорбленные авторы дают волю фантазии и делают что-то совершенно немыслимое, превращая обычную сериальную семью в эдакую французскую семейку Аддамсов, надеясь, что руководство не выдержит подобного бреда, и фильм не дойдет до конечной, 80-й серии. Но оказалось, что пока они строчили “от фонаря“, измываясь над своими героями, вся страна уже слилась в экстазе перед телеэкранами, сериал перенесен на самое лучшее время, и актеры фильма стали национальными героями. Один из них, несколько серий лежащий в коме, приходит тайком к сценаристам и умоляет вернуть его к жизни. Ведь неизвестный убийца хочет отключить аппарат, отчего жена актера все время на грани нервного срыва. Абсурд нарастает, но растет и рейтинг, и количество писем: “Между нами, парни, если вы что-то глотаете, чтобы писать такое, немедленно сообщите, что именно“. Не помогает ничем немотивированное возвращение погибших героев, ни даже появление среди действующих лиц самого Господа Бога. А когда безумный изобретатель Фред находит способ спасти мир, откачивая излишки жира у толстых и вкалывая его голодающим, тут же приходит письмо с вопросом: куда сдавать жир? Наконец, создатели фильма решают “порешить“ свое детище – в последней серии уничтожить героев морально и физически. И становятся национальными преступниками. Одного из них похищают фанаты “Саги“, требуя, что бы он, как Шахерезада, в течение 1001 дня рассказывал, что там было дальше. К счастью, любая эпидемия рано или поздно кончается, и вряд ли когда-нибудь сериальное безумие повторится еще раз. Хотя кто знает, ведь психологи так и не смогли объяснить, почему совершенно разные по всем параметрам люди, от посудомойки до министра, впадали в одинаковый маразм в заветный «час сериала».

– Курт Воннегут «Времетрясение». М., АСТ, 2003. –

Парадоксальная фраза "если у вас есть талант, это не значит, что вы обязаны им пользоваться" – ключ ко всему роману. Типичное высказывание матерого агностика, постоянно полемизирующего с Богом. Ведь согласно Евангелию зарывать талант в землю – тяжкий грех. Обязан или не обязан, но если так ставить вопрос, то и вся Вселенная никому ничего не должна. Потому она и засомневалась, стоит ли ей продолжать расширяться. Так уж вышло, что 13 февраля 2000 года “Вселенная пережила острый приступ неуверенности в себе”, и сжалась – вернулась на десять лет назад. А мы еще раз прожили те же самые десять лет, не заметив катаклизма. Это и называется “времетрясением”. Откуда ж американскому писателю знать, что такое настоящее времетрясение? Это только в нашей стране возможно. Впрочем, в романе, написанном в 97-м году, время названо точно. Начиная с 2000 года, мы начали неумолимо сползать обратно к 91-му, и конца катаклизму не видно. Беда в том, что не творить, то есть не программировать будущее, писатель не может. Остается одно: писать, а потом уничтожать свое произведение. Именно так поступает Килгор Траут (альтернативное “я” Воннегута), живущий в доме для престарелых писателей в комнате имени Хемингуэя. Написав рассказ, он тут же выбрасывает его в мусорный бак у дверей. По виду Тарут, одетый во что-то немыслимое, похож на престарелую нищенку. Но поскольку женщин в доме нет, то охранник, дежурящий у дверей, приходит к выводу, что это была инопланетянка, а послание – лично от Господа Бога, который почему-то пользуется мусорным ящиком, как почтовым. Он вытаскивает рукопись, но все написанное воспринимается им как инопланетная тарабарщина, в которую он безуспешно пытается вникнуть. Может, это и есть спасение? В конце концов, “Иисус, Мария и Иосиф наверняка были неграмотными”. И вообще, “благодаря телевидению скоро снова никто не будет уметь ни читать, ни писать". В целом же книга напоминает уютное ворчание доброго дедушки, который сидит в себе в кресле, пока вокруг мельтешат молодые члены семьи, и приговаривает: ”А вот раньше…”


ИЗВИНИ – ПОДВИНЬСЯ

– Ренате Ратмайр «Прагматика извинения». М., «Языки славянской культуры», 2003. –

Всегда полезно взглянуть на себя со стороны. Оказывается, с точки зрения немцев, мы только и делаем, что извиняемся друг перед другом. Пришли в гости с пустыми руками – извиняемся. Мол, магазины были закрыты или полки пустые (это, конечно, раньше, в советское время). Сели за стол, поели, и тотчас начинаем оправдываться, что уже приходится уходить. Дескать, извините, я бы еще до полуночи здесь сидел, да вот бабушка заболела, надо успеть ее навестить. Вот Ельцин извинился за бесчеловечное обращение с японскими военнопленными – это уже серьезно. А вот Митя Карамазов убеждает Алешу ни за что никогда не извиняться перед любимой женщиной. Вместо извинений Митя обещает перед Грушенькой «чем-нибудь» заслужить». Или действительно своеобразное русское прощение в «Детстве» Горького. Дед избил внука до полусмерти, а потом принес ему гостинчик – конфеты и до вечера рассказывал про свое тяжелое детство. Это по-нашему. Уложили 20 миллионов на войне и столько же уморили в концлагерях, а теперь рассказываем, какой трудный путь мы прошли, и задабриваем ветеранов конфетками. Возможно, что извинения и покаяния – это своеобразная русская форма моральной отповеди, проповедуемая хлыстами. Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься. Вывод: чтобы спастись, согреши. Формула «кто Богу не грешен, царю не виноват» пронизывает даже нашу юриспруденцию. Была же теория Вышинского о превентивной вине. Скажем, сам ты вроде не виноват, но объективно нанес ущерб государству тем, что работал под началом Троцкого или еще какого-нибудь «врага народа». Таким образом, вся страна была охвачена коллективной виной, которую следовало искупить покаянным трудом на заводе или в ГУЛАГе. В книге черным по белому написано, что «извинение – это речевой акт». Кто бы мог подумать? Так что, извините, что отняли у вас время. Если что не так, то просто не читайте эту книгу. Хотя из всех форм извинений мне больше всего понравилось извинение за то, что не извинился. Можно, конечно, и серьезно, по-католически бить себя в грудь: «Моя вина, моя вина, моя великая вина». Но Фрейд объяснил нам, что вина – это всего лишь комплекс. Так что напрасно вопила Катюша Маслова: «Не виновата я!» Жаль, что в книге нет таких роскошных русских оборотов, как «извините за выражение» или «извини – подвинься». Боюсь, что это не переводимо ни на какой язык, кроме русского

– Кейт О’Риордан «Ангел дома». М., Фантом Пресс, Эксмо, 2003. –

Когда вокруг все что-то изображают, и даже собственная мать, чистокровная англичанка, всю жизнь прикидывается уроженкой США, то очень трудно поверить в полную искренность случайно встреченной девушки. Но обаяние ее так велико, что разочарованный художник Роберт, переквалифицировавшийся в искусствоведа, вдруг испытывает прилив вдохновения и хватается за кисть. Если к тому же девушка бросает монетку каждому нищему в метро, в один миг успокаивает плачущую в кафе даму и задушевно разговаривает с местным бомжом, то можете не сомневаться – она из очень глубокой провинции. Глубже некуда. Из самой сердцевины Ирландии, где сплошные болота и свиньи. В придачу к этому над ней кружат, как ведьмы Макбета, три католические тетушки, твердо решившие, что Анжела будет монахиней. Да еще безумный дядюшка на чердаке. Иногда он начинает бросать в проходящих школьников ночным горшком со всем его содержимым, и только племянница может его успокоить. Но прежде чем стать монахиней, надо доказать свою профпригодность. Поэтому Анжела работает в приюте для бездомных и просто чокнутых. У каждого свой сдвиг по фазе, каждого надо усмирить, успокоить или просто отвлечь конфеткой великовозрастного бедолагу. Там же порой находят приют и уличные жрицы любви. Из-за этого и происходят в романе все недоразумения. Лучший друг художника, увидев Анжелу в подобном месте, принимает ее за одну из этих девиц. Но Роберт так влюблен, что готов все «простить», лишь бы девушка бросила свое «постыдное ремесло». Начинается типичный комедийный разговор, когда каждый говорит о своем. «Выходит, ты считаешь нормальным дарить себя всем подряд». – «Вовсе не всем подряд. Моя работа – это моя жизнь, и нет ничего важнее». Только побеседовав с настоятельницей, которую он сначала принял за бандершу, Роберт понимает, что к чему. В финале художник отважно месит ирландское болото, торопясь извиниться перед своим земным ангелом и предложить руку и сердце несостоявшейся монахине.

– Борис Рахманин «Фрейлехс» по-русски. М., Гелла-принт, ЛИА Р.Элинина, 2003. –

Честно говоря, эта книга заслуживает более громкого резонанса. Но, как и вся жизнь Рахманина, она существует в ауре растерянного молчания Множество вопросов, заданных автором, зависают в пустоте и остаются без ответа. «Почему наши учебники истории и дореволюционные, и советские, и нынешние упорно замалчивают, что полулегендарные Рюрики и князь Владимир были вовсе не князьями, а носили титул «великие каганы»?» Ну, до революции понятно. Антисемитизм не позволял признать очевидную вещь, что до религиозных реформ Владимира Русь вместе с хазарским каганатом исповедовала чистейший иудаизм. Переход от иудаизма к христианству шел у Владимира через неудачную попытку построить языческое капище. Все эти факты хорошо известны историкам. Но все они, словно сговорившись, замалчивают правду о древнееврейских корнях киевско-новгородской Руси. Шутка сказать, ведь тогда окажутся такой же «коренной» нацией, как и все другие народы вместе с русским на территории нашей страны. Вот и Солженицын назвал свою книгу «Двести лет вместе». Почему же двести, если всю тысячу и более того. Но дело, конечно, не в исторических спорах, а в чудовищной дискриминации на культурно-историческом уровне. Людям просто морочат головы, с детства воспитывая антисемитизм. И другая трагедия, о которой вообще не принято говорить. Семнадцать миллионов так называемых «смешанных» подвергаются дискриминации с обеих сторон. Если у вас папа еврей, а мама русская, то для Израиля вы не еврей. А вот для России еврей. Гитлер и Сталин не спрашивали, по папе или по маме. Для дискриминации «смешанные» вполне пригодны, но для защиты от дискриминации они рожей не вышли. Сам Борис Рахманин на треть финн, на треть еврей, на треть русский. Но на самом деле, конечно же, русский, как все говорящие, думающие, пишущие по-русски. Пожалуй, он даже чересчур добр к стране, доставившей ему при жизни столько всяких неприятностей. Его книга – исповедь и завещание. Она издана после смерти писателя. И хорошо, что издана.


ЗМЕИ И ВАСИЛИСКИ

– Харри Мулиш «Зигфрид». М., Текст, 2003. –

Стоит человеку подняться на вершину, как его тотчас тянет в самый низ. Иначе взгляд на мир получается неполный. В общем, «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю». Герой нидерландца Мулиша – писатель, тоже нидерландский, создавший гениальный роман о любви на основе легенды о Тристане и Изольде. Теперь одержим желанием заглянуть в бездну – написать о Гитлере, разгадать загадку этого змея-василиска с квадратными усами, чей мертвенный взгляд сковал и лишил воли и разума всю Германию. Он хочет создать зеркало, в котором отразилось бы истинное лицо Гитлера – человека. Если он вообще был человеком. Случай для этого представился на одном из выступлений, где он рассказывал о своем замысле. Старичок и старушка, этакие Филемон и Бавкида, чей скромный домик безжалостно разрушал еще Фауст по имя прогресса. По ним основательно прошелся третий рейх, но они по-прежнему вместе, тихо и скромно живут в доме престарелых и обещают рассказать писателю нечто такое, чего не знает никто. Старички берут с него клятву, что он не разгласит тайну. Оказываются, они работали в альпийском замке Гитлера и общались каждый день с Евой Браун. Ужасная тайна заключается в том, что у Гитлера и Евы был ребенок – сын Зигфрид, которого он хотел сделать своим преемником, но неожиданно приказал уничтожить. Его подручные, не заинтересованные в том, чтобы у Гитлера был наследник, сфабриковали поддельные документы, будто бабушка Евы была еврейкой. Фюрер, не задумываясь, подписывает смертный приговор собственному сыну. Но даже когда подлог выясняется, он нисколько не раскаивается в содеянном и убежден, что поступил правильно. Ведь «в тот момент» он действительно так думал. Накануне рокового разговора семилетний сын писателя говорит, что если для Гитлера ад – это евреи, а убиенные им евреи наверняка находятся в раю, то, следовательно, ад для Гитлера – это рай. Писатель, потрясенный истиной, высказанной устами младенца, и осмыслив все услышанное от старичков, приходит к ясному и твердому убеждению, что Гитлер не был человеком в том смысле, что мы вкладываем в это понятие. Для него не существует ни жизни, ни смерти, ни ада, ни рая. Это некая сингулярность, черная дыра, бездна, которая поглощает все, что к ней приближается. Блаженный Августин сказал когда-то, что дьявол – это отсутствие Бога. Гитлер и был этим отсутствием всего, абсолютной пустотой, в которой каждый видел то, что хотел, и которую заполняло окружение фюрера, направляя волю лидера по собственному усмотрению.

– Катя Ткаченко «Любовь для начинающих пользователей». М., Пальмира, 2003. –

Что может подарить девушке молодой хакер после проведенной с ней ночи? Конечно, какую-нибудь гадость вроде компьютерного вируса. С виду это обычный брелок для ключей, а на самом деле жесткий диск, внутри которого живет змея, страшная, но симпатичная. Вполне логично, ведь спел же однажды Гребенщиков: «У каждой женщины должна быть змея». Стоит только отстукать задание, так эта тварь пролезет куда угодно, притащит на хвосте любую информацию и уничтожит в сети вашу виртуальную тень. Ползая по интернету, вы совершенно не задумываетесь, что всюду оставляете следы. Вот и героиня книжки, Симба, думала, что если покрасила волосы в красный цвет и разок порезала вены, то стала уже такая крутая, что близко не подойдешь, пока девушку не стал доставать по интернету некий Дракула. А тут еще на ее голову свалился вечно голодный и озабоченный племянник, за которым надо присматривать. Эпоха компьютера коренным образом отличается от эпохи книги или даже кино. Можно перечитать книжку хоть сто раз, хоть десять раз пересмотреть фильм, но они окончатся тем же самым. Ни один Чапаев еще ни разу не выплыл на берег. Однако в том возрасте, когда сегодняшние деды и родители читали книжки, их дети и внуки теперь «рубятся с компьютером», «давят клаву», уничтожая виртуальных монстров в бесконечных компьютерных играх. А там совершенно другое время, другое пространство и другая логика. Ведь проигранную игру можно начать сначала и еще раз сначала, пока не добьешься нужного результата. Вот так племянник, слегка перепутав игру с реальностью, решил спасти Симбу и отправился искать виртуального злодея в настоящие горы. В общем, если ты взглянул на тетушку с вожделением, значит ты уже прелюбодействовал с ней в компьютере своем. Наверно, так или примерно так придется вскоре переписывать библейские заповеди, чтобы они были хоть как-то понятны подрастающему поколению.

– Роллан Жаккар «Именем Усамы бен Ладена». М.,ОЛМА-ПРЕСС. –

Неуловимый афганский Джо скорее всего давно уже мертв или полумертв. Из досье можно узнать лишь то, что он, как все крупные злодеи типа Ленина, Сталина, Гитлера был связан со многими разведками и денег не считал. Когда сегодня читаешь, какие суммы получал Ленин от немецкого генштаба, и какими миллионами располагал бен Ладен, то удивляешься только одному – легкомыслию мирового капитала, который столь щедро оплачивал свою гибель. Грустно сознавать, что бен Ладен взрывал Америку на американские деньги. Впрочем, что же тут нового? Разве Дудаев, Масхадов, Басаев не на наши с вами деньги обучены взрывать и стрелять? Дорогостоящие акции спецслужб обходятся, как правило, дороже тем, кто их субсидирует. Выкармливание одних бандитов назло другим заканчивается победой всемирного бандитизма типа октябрьского путча 17-го года в России или талибанской диктатуры в Афганистане. Из бессвязных речей бен Ладена, напоминающих больше змеиное шипение, ясно одно. Он в принципе хочет уничтожить весь мир, как недостаточно совершенный. Для наркологов в этой страстной жажде всемирного самоуничтожения ничего нового. Так устроен мозг закоренелого наркомана. Даже те из них, кто смог завязать, вынужден всю жизнь бороться с приступами немотивированной агрессии. Попытка объяснить феномен талибов какими-то социальными выкладками из Маркса – это просто смех. Да и Коран тут не при чем. Главные террористы вышли вовсе не из народа, а из очень даже обеспеченных семей. У них, как правило, высшее европейское образование и неограниченный приток денег. Талибан, «Аль-Каида», «Аль-Ислами» – это красивые этикетки на мешках с наркотиками и ящиках с оружием. Автор книги вынужден признать, что «требования исламистского движение и исламско-террористического интернационала столь расплывчаты, сколь очевидны их структуры». Зато вполне ясно, что наступила эра политической наркомании, и бен Ладен ¬ пророк ее.


ЗАЛОЖНИКИ СТРАСТИ

– Лесли Марчанд «Лорд Байрон. Заложник страсти». М., Центрполиграф. –

В детстве у Байрона, как и у Пушкина, была няня. Только она, в отличие от Арины Родионовны, не сказки сказывала, а читала своему воспитаннику Библию. И произошло чудо. Ребенок, который, по его собственным словам, «не мог читать стихи, не испытывая при этом неохоты и отвращения», полюбил поэзию библейских псалмов. Однако у няни была еще сестра, которая просвещала мальчонку совершенно в другом смысле, отчего в нем слишком рано пробудись страсти, не дававшие покоя всю жизнь. Хотя уже в раннем возрасте Байрон, подобно Онегину, оказался «счастливой волею Зевеса наследник всех своих родных», ему вместе титулом лорда досталось только разоренное поместье и долги. В привилегированной школе мальчик, хромой от рождения, быстро понял, что только физическая сила может защитить его от жестокости окружающих, и начал заниматься спортом. Стал прекрасным пловцом, боксером, фехтовальщиком, отлично стрелял из пистолета, с которым не расставался. При этом успевал необыкновенно много читать. Он беспрерывно и страстно влюблялся, но всегда разочаровывался. Однажды даже сказал сестре Августе, что любовь «это полная чушь, смесь романтики, обмена любезностями и обмана». Тем не менее, первая поэтическая книга Байрона была о любви и вызвала шок своей откровенностью. Трудно сегодня представить, что весь сыр-бар разгорелся из-за вполне невинных строк типа: «Мы отдаемся забытью, два пламени соединив». В результате поэт забрал книги и сжег их. В те времена, как и теперь, популярнее всего были иронические и сатирические стихи, и Байрон по любому поводу стругал длиннющие сатиры, которые теперь никому совершенно непонятны, потому что требуют комментариев более длинных, чем сами тексты. Еще была у него одна, вполне современная проблема – постоянная борьба с лишним весом. А пошатнувшееся от кутежей здоровье поэт поправлял настойкой опия, к которой весьма пристрастился. Отправляясь в свое первое путешествие на Восток, Байрон имел в виду Турцию, а вовсе не Грецию. Его привлекала экзотика, восточная пышность и свобода сексуальной ориентации. К мраморным руинам он сначала был совершенно равнодушен и подсмеивался над своим другом, который приходил в восторг от греческих развалин. Только в Афинах, вблизи Акрополя поэт проникся красотой и величием античной культуры, сумел почувствовать дух Древней Греции в стране, превратившейся в отстойник под турецким владычеством. Байрон был фактически первым англичанином, который выразил протест против расхищения греческих памятников и вывоза их в Европу.

– Михаил Герман «Парижская школа». М., СЛОВО/SLOVO. –

Сегодня трудно представить себе полутемные парижские лавки, где рядом со всяким живописным хламом вроде старых вееров, рам, посуды, псевдокитайских бронзовых статуэток висели и просто стояли у стен и в кладовках холсты Пикассо, Утрилло, Модильяни, Марке, Брака. И даже полотна Сезанна «были навалены на антресолях как попало». Когда в Париже открывалась первая выставка Пикассо, то разгорелись такие страсти, что добропорядочные граждане лили с балкона кипяток на головы любителей искусства, собравшихся у подъезда. Сегодня полотна художников парижской школы украшают самые респектабельные офисы, самые богатые апартаменты. Правнуки тех, кто лил кипяток, почитают за счастье отдать миллионы за маленький эскиз любого из учеников этой удивительной школы без классов, преподавателей и экзаменов. Тогда произошло действительно чудо – впервые в истории живопись стала ценна сама по себе. Художники творили, не думая ни о сюжете, ни об идее, ни о социальном заказе. Это был мир искренней страсти, мир «чистых и яростных, используемых в своем изобилии цветов, искавших гармонии только с плоскостью холста, а не с идеей или персонажами». Тот же процесс происходил и в России, но только не оказалось у нас своего Монпарнса. Потому что в отличие от Парижа кипяток на головы лили не пять минут, а семьдесят лет. «Русский Монпарнас» был тоже в Париже. Это академия Марии Васильевой, импульсивной, решительно и деловой русской художницы, анархистки и авантюристки. Здесь русским художникам, особенно не знавшим французского, помогали освоиться, кормили, давали возможность работать. В Париже и сейчас можно придти во дворик старого дома, где располагалась академия, и просто посидеть на скамейке под деревом. А где у нас посидеть? У галереи Шилова, что ли, или у академии Глазунова? Ведь не то что музея, даже и доски мемориальной нет ни одном из тех мест, где творили всемирно известные русские художники Малевич, Кандинский, Шагал, Филонов… Перечислять замаешься.

– Сьюзен Грейс «Проказница». М., ЭКСМО. –

Истинная английская леди это вам не какая-то бледная немочь, замученная этикетом и тихо угасающая в мечтах о страстной любви. На самом деле Диана – та еще проказница с пистолетом в кармане, ловкая наездница и финансово независимая невеста. При случае может сплутовать в карты или вытащить из кармана у партнера нечестно выигранные деньги. Все это, конечно, с точки зрения американки Сьюзен Грейс. Видимо, такими хочется ей видеть своих предков, прибывших когда-то в Новый свет из Англии и Ирландии. Вокруг леди Дианы кипят бурные страсти, все хотят на ней жениться. И романтичный кузен, и развратный маркиз, который даже предпринимает попытку изнасилования избранницы сердца в притоне «Утехи Сатаны». Пришлось его слегка пристрелить. А предпочла леди, конечно, конюха ирландца. Кто же еще может быть идеалом английской аристократки? Джад одинаково умело обращается с лошадьми и с женщинами, поглаживая и нашептывая на ухо ласковые слова. Особенно впечатляет сцена в сарае, когда внизу жеребец кроет кобылу, а наверху, в сене сгорает от страсти Диана. Тут уж даже опытный конюх дал промашку, и забеременела не только кобыла, но и леди. После этого начались сплошные недоразумения с бегством, похищением, переодеванием и борьбой за независимость. В общем, если бы не передовые родители Дианы, особенно мама, которая в детстве получила воспитание у благородных пиратов, помогавшим индусам бороться за свободу, то век бы им с Джадом счастья не видать. В финале романа леди с мужем ирландцем отправляется в Америку разводить лошадей, а все плохие лорды и маркизы остаются в Старом Свете и даже получают по заслугам.


ВИЗАНТИЙСКИЕ ХИТРОСТИ

– Луиджи Малерба «Змея. Греческий огонь. Итака навсегда». М., Махаон, 2003. –

У каждого крупного государства есть своя военная тайна, свой «греческий огонь». Благодаря этому смертоносному оружию Византия целых пять столетий сохраняла господство на Средиземном море. Горящие ядра, не гаснущие от воды, вылетая из длинных трубок, сжигали дотла корабли противника. Тайну греческого огня пытались выведать все: и враги, и лукавые союзники. Однако любое секретное оружие – идеальное средство в борьбе не только с внешними, но и с внутренними врагами. Каждый, кто увидел тайную формулу, будет казнен. А не увидеть ее обвиняемый не может, потому что компетентные органы должны определить, истинная или фальшивая формула найдена в кабинете военачальника на куске пергамента. Но та же печальная участь ждет и судью, который предъявит пергамент для опознания, и писца, который это засвидетельствует. Чтение пергамента автоматически означает смертный приговор. Потому-то все трое отказываются открывать пакет. Впрочем, подобная хитрость позволила им прожить не намного дольше. Хотя император Юстиниан еще в VI-ом веке ввел в свой кодекс презумпцию невиновности, в сознании большинства людей и до сих «обвиняемый» и «виновный» – понятия тождественные. Назвать шпионом властитель может любого, кто с ним не согласен или публично уличил в невежестве, что неосмотрительно сделал Лев Фока, брат императора Никифора, когда императрица назвала Аристотеля «плохим христианином». А ведь всему виной были сирийские специалисты по акустике. До этого в зале приемов звук никуда не годился. Любое сказанное слово превращалось в гул или грохот. Сирийцы натянули шелковые нити между колоннами и потолком, а также посоветовали выпускать в зал бабочек, но не больше двенадцати. Так в зале стало слышно каждое слово, которое, может быть, и не надо было слышать. Императрица ничего не забыла. И вскоре роковой пакет оказался на столе у царедворца. Императрице тоже не повезло. Очередной возлюбленный, взойдя на царский престол, сдал ее патриарху, оправил в монастырь. Дворцовая мудрость гласит: «Ищи предателя среди тех, кого ты облагодетельствовал». Новый император произносит речь в том же зале, но его слова превращаются в нечленораздельный гул – чья-то злая рука порвала тонкие шелковые нити. Впрочем, никого это не смутило. Такие речи не слушают – их смотрят.

– Борис Камов «Реальность чуда. Записки целителя». М., Захаров, 2003. –

Оказывается, если бы Ленина стали лечить погружением в горячие ванны со скипидаром, он бы еще долго жил и расстреливал все живое. Жаль, конечно, что вождя не заскипидарили до конца еще при жизни. Автор книги, судя по тексту, человек добрый и хочет всем помочь своей методикой лечебного дыхания. Вспоминается знаменитая юмореска, письмо в редакцию: «Дорогая редакция, правильно ли я дышу?» Борису Камову повезло. Он нашел себя. Исцелил многих людей. А его дяде Михаилу Иосифовичу исполняется в этом году 90 лет – «очищение, горячие мытье и дыхательная гимнастика стали частью его жизни». Давно замечено, что во всех методиках исцеления самое главное не эти и прочие хитрости, а сама методика. Стоит человеку взять себя в руки и заняться чем-то систематически, ему сразу легче. А если рядом добрый целитель и наставник, то и того лучше. Книга Камова для тех, кто может себя заставить. А вдруг кто-то прочтет и ему полегчает? Вообще в книге много интересного. Например, утверждение, что каждый внутренний орган имеет свой разум. «Разум сердца сравним с разумом собаки», а печень «отличается туповатостью коровы» Правда, без ответа остается вопрос, с чем сравнить разум мозга. Развивая мысль автора, можно сказать, что и книги пишутся разным разумом. Иные печенью, иные желудком, иные вообще левой ногой. Эта книга при всей своей необычности написана сердцем. В этом ее главная ценность. На вопрос автора: «Кто 1000 лет врачевал простой народ?» – можно ответить словами Буратино: «Когда папа Карло, а когда никто». Сегодня в роли доброго папы Карло выступает Камов со своими нехитрыми хитростями. А, известное дело, когда врач сыт, то и больному легче.

– Валентина Седлова «Стервами не рождаются». М., АСТ, 2003. –

Настоящая, природная стерва не попала бы в такую ситуацию, в которой оказалась Марина. Такая она была неопытная и наивная, что на первой же студенческой гулянке переспала с однокурсником жениха, пока суженый-ряженый валялся в отключке. Жених от нее сразу отказался, а мать выгнала из дома. Вот тут и подернулся добрый алкоголик Дима, приютивший нескладеху. В Диме Марина поначалу нашла то, что искала «и в плане собственного душевного комфорта, и в плане секса». Но «внутри ее еще жила мечта о принце». Куда девчонке податься? Ясное дело, в риэлтеры. Вот тут-то и началась настоящая жизнь: «Сделки, баксы, путешествия, шейпинг, фитнес, маникюр». Да еще торт и шампанское после каждой удачной сделки. Там же, в конторе нашла истинных друзей – семейную парочку геев. А когда одного их них покалечили за нетрадиционную ориентацию, то для поднятия духа принесла страдальцу в больницу «Повесть о настоящем человеке». Представляете, помогло! Так что «в плане душевного комфорта» все было отлично, а «в плане секса» вообще никак. Поняв, что пора всерьез решать проблему личной жизни, девушка отправилась «в крестовый поход по книжным магазинам». Вот, оказывается, для кого пишут книги «Как найти мужа». В конце концов, выгуливая на газоне свою кошку, Марина познакомилась… с шестилетним мальчиком. Но чтобы добраться до его папы, который был не в восторге от новой подруги сына, пришлось пуститься на всевозможные хитрости. На вопрос подруги, как зовут избранника, Марина отвечала без энтузиазма: «У меня что ни рожа – то Сережа». Так ведь именно эта рожа и оказалась лицом настоящего принца! Много лет назад моя знакомая студентка психфака, сказала с глубоким убеждением: «Чтобы тебя любили, надо быть стервой». Может, по-научному оно и так, но, наверное, надо еще и задатки иметь. Кстати, по вечерам Марина читает книги Полины Дашковой. Интересно, нет ли у Дашковой какой-нибудь героини, которая читает по вечерам романы Седловой?


МОНТЕ-КРИСТО ИЗ ДУРДОМА

– Стивен Фрай «Теннисные мячики небес». М., Фантом Пресс, 2003. –

Английский актер и шоумен Стивен Фрай, сыгравший Оскара Уайльда в известном фильме, устроил литературное шоу – совместил в своем романе героя одной книги с сюжетом другой и перенес действие в наше время. Нед Маддстоун умен, богат, благороден, красив, и совершенно не подозревает, что в жизни есть плохие люди, которые хотят испортить ему жизнь. Ну, прямо Дориан Грей до того, как позавидовал собственному портрету. А дальше все по сценарию Дюма. Двое злодеев-однокашников и примкнувший к ним американский кузен любимой девушки Неда подложили ему пакетик с наркотой, позвонили в полицию и от души посмеялись, когда парнишку замели. Но беда в том, что в кармане у Неда лежало неотправленное письмо школьного инструктора по парусному спорту. Этот шкипер, умерший в учебном плавании, оказался ирландским террористом, и, как истинный террорист, даже умирая, ухитрился подложить «бомбу» любимому ученику. Адрес юноша запомнил, а бумажку проглотил, но представитель спецслужб Оливер, прикинувшись белым и пушистым, вызнал, что письмо адресовано его собственной маме, тоже террористке. И тут началось! Короче, прокурор Вильфор был просто ангелом по сравнению с этим Оливером. Неду не только переломали все кости, но и отправили на 20 лет не в какой-нибудь патриархальный тюремный замок Иф, а в самую современную психушку, где ему вкалывали всякую гадость, чтобы начисто забыл, кто он и где он. Однако аббатом Фариа оказался честный контрразведчик, упрятанный сюда же нечестными коллегами. Он-то и объяснил, что главное в разведывательном деле – умение переправлять крупные суммы на собственные счета, и сделал беднягу своим наследником. Отправившись в большой мир по классической схеме – в гробу друга, Нед попал прямо в эпоху компьютеров и мобильных телефонов, но не растерялся. В отличие от французского прототипа, свалившего из тюрьмы совершенно голым, он прихватил из лечебницы партию героина и продал его хорошему наркодиллеру. А затем принялся мстить своим врагам на новом технологическом уровне. Политик-педофил, закоренелый наркоман, кузен-американец, вероломный представитель спецслужб и гориллы-костоломы – все пали жертвой праведной мести. Их нисколечко не жалко. Жалко Грея-Дантеса. Ведь в отличие от благородного графа он так и не нашел свою Гайде. Вот и пришлось ему вернуться в родной дурдом.

– Сергей Семанов «Кронштадский мятеж». М., ЭКСМО, 2003. –

Похоже, что без образа врага наши историки вообще ничего не в состоянии написать. Когда-то Сергей Семанов резко осуждал кронштадский мятеж, обильно цитируя Ленина, в чем теперь обильно кается в начале книги. Ну, раскаялся, и слава Богу. Казалось бы, теперь самое время переходить к нормальной исторической науке. Ничуть не бывало. Под пером Семанова кронштадский мятеж выглядит, как стихийное антиеврейское восстание. Похоже, что вся книга написана ради последней фразы: «И они четко осознали, что Троцкий, Зиновьев и их еврейское ВЧК являются истинными врагами народа». Ну, а русское КГБ с Семичастным было истинным другом народа? А ростовскую демонстрацию рабочих расстрелял еврей Хрущев? А Сталин, затеявший борьбу с космополитами и сгноивший в ГУЛАГе миллионы людей, он тоже народу друг? Все плохое, что говорится о Зиновьеве и Троцком, верно. Но чем же лучше был русский морячок душегуб Дыбенко? Конечно, когда в стране смута, то первым делом воспаляется национальный вопрос. Так то, когда смута, а сейчас-то зачем? Революция, мятеж, восстание – это всегда большое несчастье. Даже не хочется выводить кровавую арифметику, кого расстреливали больше – русских или евреев. Убивали всех, кто хотел быть свободным. И автор книги это прекрасно знает, иначе какой же он историк. На каких аптечных весах надо взвешивать злодеяния Троцкого и Ленина, чтобы уловить разницу? Да не было этой разницы, поэтому совершенно непонятно, почему Ленин – выдающийся политик, а Троцкий бяка. Оба хороши, по обоим психушка плачет. Эта книга какое-то кентаврическое сращение классовых и национальных предубеждений. Странно, что на нашей российской многосословной и многонациональной почве эти предубеждения так живучи. А с другой стороны, там, где много сословий и много национальностей, там и питательная среда для таких воззрений. Если в России появится, наконец, первая монография, где рабочие, крестьяне, фабриканты, купцы, священники, евреи, русские будут показаны просто как люди, то всем станет намного легче, в том числе и автору этой книги.

– Татьяна Устинова «Миф об идеальном мужчине». М., ЭКСМО, 2003. –

Если вы и в правду подумали, что идеальный мужчина – это миф, то ничего не понимаете в женских детективах. В книге таких «мифов» оказалось аж двое. Второй – милицейский майор. А первый – гениальный хирург Мерцалов, отличный сын, хороший брат, а уж муж и отец – просто не описать. И если такой человек говорит, что за ним следят, то маловероятно, что у него мания преследования. Но когда это же самое заявляет бедная, бледная, худая аптекарша в потрепанной курточке, круглая сирота Клава, то можно предположить, что это не мания преследования, а мания величия, и место девушке в дурдоме. И все-таки лучше быть сиротой, безнадежно влюбленной в «девяносто килограммов живого веса, три пулевых ранения и сломанный нос» милицейского майора. Ведь рано или поздно майор поймет, что тоже любит девушку, и начнет ее защищать. Для хирурга этот вариант исключен. И все же, когда Мерцалова убили, майор своей милицейской интуицией почувствовал некое родство душ с погибшим. И не ошибся! Бледная аптекарша оказалась, прямо как в бразильском сериале, сестрой хирурга. Брат и сестра были плодами недолгой, но чистой любви некоего архитектора с грузинской фамилией, который процветал «и при Сталине, и при Лужкове». И ничего он лучше не придумал, как завещать свое громадное состояние, заработанное на застройке и перестройке Москвы, всем своим детям поровну. Ясное дело, законному наследнику и его законной маме стало обидно. Оказалось, что игривая старушка – божий одуванчик, которая часто захаживала в аптеку, на самом деле следила за ничего не подозревающей девушкой. Старушка-то и была женой скульптора, бывшей опереточной дивой и главной злодейкой, а ее сын – химиком и убийцей. Но майор не подкачал – подоспел прямо к тому моменту, когда его любимая уже зажмурила глаза, стоя под дулом своего единокровного брата. В общем, зря этот маньяк химичил. Единственной наследницей, согласно законам социальной и романной справедливости, стала бескорыстная Клава.


ДУШИ И ДУХИ

– Альфредо Конде «Синий кобальт. Возможная история жизни маркиза Саргаделоса». СПб., –«Азбука-классика», 2003. –

Проблемы Антонио Раймундо Ибаньеса, маркиза де Саргаделоса понятны сейчас, как никогда. Маркиз вовсе не родился знатным и богатым. Этот «новый испанский» XVIII века, в последствии добившийся почетного титула, был фантастическим организатором, умел качественно производить и успешно торговать. Невероятно удачливого предпринимателя постоянно напрягало одно: чтобы никто не смел ему приказывать и возражать. Рявкнув: «Молчать!», – он утверждался не столько перед другими, сколько перед собой. Подобный же символ самоутверждения, знаковый «пиджак» – живописный кафтан, в котором он запечатлен на своем портрете кисти великого Гойи. Именно таким был самый первый кафтан цвета синего кобальта, который одолжил юному Антонио его друг и покровитель. Подкладка и камзол красные, а петли обшиты золотым галуном, как у адмирала. Считается, чтобы реально оценить свои поступки, надо взглянуть на себя со стороны. Однако, со стороны или не со стороны, но смотрим мы на себя все равно своими собственными глазами. Маркизу Саргаделосу очень нравится и портрет, и герой портрета. Вот все видят надменную позу, презрительное выражение лица, а ему собственный облик кажется волевым и гордым, исполненным сдержанного изящества. Или взгляд, который маркизу видится всего лишь твердым и уверенным, а всем остальным внушает ужас. До такой степени, что спустя много лет после его смерти внукам надоело постоянно чувствовать этот жестокий взгляд, и они выкололи портретному дедушке глазки. При жизни опасность подобной расправы подстерегала делового маркиза со всех сторон. Инквизиция, которая хотя уже и находилась при последнем издыхании, стала совершать наезды на экономику, возбуждая процессы о мифических хищениях крупных сумм. Притом святые отцы не забывали и своего основного дела – продолжали тупо бороться с еретической системой Коперника. Она им примерещилась в технологии отбеливания льна, которую разработал Саргаделос. Но для него, истинного сына эпохи Просвещения, в мире было только два авторитета – Бог и Энциклопедия. Так что когда началась очередная борьба за национальную независимость, «офранцуженный» враг народа был растерзан патриотической толпой. Когда-то маркиз наладил первый испанский ВПК – производил орудия и боеприпасы для королевских войск. Но все его заводы давно разрушились. До наших времен дожили не какие-то там железяки, а основанные им фаянсовые фабрики, и поныне действующие по всей Испании. Сохранилось, как ни странно, самое хрупкое – посуда, украшенная ярко-синим кобальтовым рисунком. Наверное, маркиз все-таки понял самое главное: человек не сосуд греха, но «обладающий душой кувшин», вылепленный руками Творца.

– Николай Герье «Блаженный Августин». М., ЭКСМО, 2003. –

Он не сразу стал Блаженным с большой буквы. Сначала Августин был просто блаженный, как все интеллигенты, начитавшиеся Платона. В один прекрасный день этот человек мгновенно превратился из античного философа в средневекового святого. Так последняя любовь – к Христу – победила первую любовь – к философии. Скучно было Августину в раннесредневековом мире, в Африке, где повсюду еще валялись обломки мраморных колонн храмов Зевса и Артемиды. Старый мир насилия был уже разрушен, если не весь, то почти весь. «Мы наш, мы новый мир построим!» – воскликнул будущий святой епископ. И написал книгу о том, какой именно мир будет построен. Назывался труд «О Граде Божьем». Градом Божьим стала христианская церковь. Августин призвал всех людей переселиться в нее прямо сейчас же, а тех, кто сопротивлялся, стал переселять насильно, насколько хватало его епископской власти. И все же призвание есть призвание. Под епископской тиарой бурлил философский мозг. Божий Град строился по законам разума. Как философ Августин спорил, опровергал, аргументировал. Зато как епископ был непримирим к любому инакомыслию. Ведь мир кишел заблудшими душами, которые молились Богу не по Августину. Но извести всю богословскую контру Блаженному так и не удалось. Люди игнорировали призывы к аскетизму и под любыми предлогами уклонялись от любви к Богу в сторону противоположного пола, предпочитая какую-нибудь плясунью вечной жизни, как и сам Августин в ранней молодости. Он жил в 4-ом веке, когда кончились гонения язычников на христиан и начались гонения христиан на язычников. Но тогда язычников побеждали словом, и лучше всего это получалось у Августина, за что и получил он свой титул. «Блажен, кто верует, тепло ему на свете».

– Кингли Эмис «Лесовик». СПб. «Азбука-классика», 2003. –

Почему это так получается – если на улице появится голая женщина, то ее посчитают «ярой солнцепоклонницей или жертвой насильника». А вот мужчину назовут «сексуальным маньяком или просто сумасшедшим». Эти глубокая мысль осенила героя романа как раз в тот момент, когда он нарушал заповедь «не прелюбодействуй», пожелав жену своего ближнего, в прямом смысле слова, соседа и друга. Но большого жизнелюба Мориса, хозяина гостиницы «Лесовик» по-настоящему волновали не обычные житейские грешки, а совершенно другое – в доме появились привидения. Казалось бы, в чем проблема? Настоящий английский дом, которому уже больше шестисот лет, просто обязан иметь привидение. Впрочем, окружающие нисколько не удивляются тому, что Морису являются духи и призраки. Ведь он выпивает по бутылке виски в день, не считая пива и прочей ерунды. Приятель-врач утешает, что это только начальная стадия белой горячки, с которой вполне можно справиться с помощью таблеток. Но тут Морис нашел в кембриджской библиотеке дневник чернокнижника Андерхилла, много веков назад владевшего гостиницей. Этот чародей не только убивал людей таинственным способом, на расстоянии, но с помощью магии и сомнительных коктейлей овладевал душами и телами малолетних обитательниц ближайшей деревни. В общем, потусторонний Гумберт пробудился от могильного сна исключительно потому, что наметился на тринадцатилетнюю дочку Мориса. Пришлось отцу ничего не ведающей «лолиты» взяться за дело всерьез и покончить со злым духом навсегда.

.
ДАМЫ ВЫШЛИ В ДАМКИ

Пушкинские три девицы, которые «под окном пряли поздно вечерком», были явными глобалистками со сверхценной идеей – накормить и одеть непременно все население. Впрочем, первая девица собиралась устроить пир только «на весь крещеный мир». Вторая же была более широких взглядов и на конфессии не разменивалась. А третья намеревалась увеличить рождаемость, но не вообще, а непременно в семье верховного правителя. Он, как агент наружного наблюдения, в это время топтался под окнами, не очень умело маскируясь. Так что девушки, произнося кодовое «кабы я была царица», рассчитывали на определенного слушателя. Да и любой монолог или диалог, если он произносится не в ванной при включенном кране, предназначается для видимого или невидимого собеседника.

– Людмила Петрушевская «Девятый том». М, ЭКСМО, 2003. –

Петрушевская произносит свои монологи, явно полемизируя с предшественниками.
Чехов: «Как хорошо быть рабочим, который встает чуть свет и бьет на улицах камни!»
Петрушевская: «Ну, они в результате получили в руки кайло и тачку, при этом мерзлоту и кандалы, а спать ходили вместе на нары». Действительно, обещали небо в алмазах, звали в какие-то просторы, подальше от житейского мусора, а привели все к тому же мусорному ведру. Или вот у Шекспира. Все эти макбеты, отеллы, гамлеты – большие люди, начальники, а ведут себя с дамами, как в коммуналке, где один вопрос всегда на повестке дня: «Пить или не быть?» Булгаков открыл, что рукописи не горят, а Петрушевская пошла еще дальше – ее рукопись не растворилась в мусоре. Когда Олег Ефремов отверг пьесу «Уроки музыки», она бросила ее в мусоропровод, где та и рассыпалась, но потом чудесным образом собралась и была поставлена Виктюком. Когда в Ленком взяли «Трех девушек в голубом», Пельцер язвительно шептала вслед драматургу: «Я эту чернуху играть не буду». А добрая Чурикова жалобно спрашивала по телефону: «А чего играть-то? Я не понимаю». И правда, это ведь все равно что играть ежедневную очередь в туалет, перебранки на кухне и график выноса мусорного ведра до конца столетия. Но когда спектакль сняли, Пельцер, вжившись в образ, бродила по театру, разговаривая фразами из своей роли. «Все мы вышли из шинели Гоголя», – сказал Достоевский. И вошли в «Шинель» Норштейна. Двадцать лет назад, работая вместе с художником над очередным, так и не законченным шедевром, Петрушевская, автор запрещенной пьесы, вдруг потребовала ручку, чтобы написать письмо Черненко. Это был 1984 год – год повышенного внимания к письмам трудящихся, но не вообще, а именно в ЦК партии. Кроткий Норштейн только и смог сказать отчаянной даме: «Я буду на тебя смотреть, мне это нужно для сцены, как Акакий пишет влиятельному лицу». Петрушевской повезло чуть больше, чем Башмачкину – пьесу разрешили ровно на четыре месяца. Так что, если неоконченная и по сию пору «Шинель» выйдет когда-нибудь на экран, Акакий Акакиевич будет жалобно смотреть на нас глазами Людмилы Петрушевской, пишущей письмо в ЦК.

– Татьяна Толстая «Изюм». М., Подкова, ЭКСМО, 2003. –

Порой кажется, что Татьяне Толстой собеседник вообще не нужен. Она дама вполне самодостаточна и довольствуется монологом, обращенным к самой себе. А иначе как можно было бы до бесконечности класть на прилавок избранное из изданного, выбранное из избранного, изданное из напечатанного. Обиды помнит долго. Однажды обманула ее на базаре баба, торговавшая свининой, подсунула вместо трех килограммов розовой, со слезой убоины два килограмма черной, старой говядины. До сих пор в глазах стоит образ обидчицы: «Крепкая, здоровая, зубы, икры». А ведь русская писательница сама виновата – решила что-то доказать «травоядному зеркалу русской революции». Мол, буду есть мясо и, глядишь, «Войну и мир» напишу. Еще женщины раздражают – те, которые 90 – 60 – 90. Между прочим Венера Милосская, – «приятная полноватая дама», и «Три грации» тоже девушки в теле, опять же Рубенс – большой любитель пышной розовой плоти. А то что получается – «журавлиные ноги, увенчанные стиральной доской». Ясное дело, в голодное время такой тип красоты не проходит. А мы зажрались, поэтому ценность еды для нас упала, и худоба стала признаком богатства. И тут показалось мне, что не монолог это, а дуэт. И второй голос будто знакомый – явно Чернышевский подпевает из свой диссертации о типах красоты. А когда речь зашла о квадрате Малевича: «Подобную картину мог нарисовать душевнобольной», – опять вспомнился знаменитый литературный узник, утверждавший, что Лобачевский со своей геометрией – городской сумасшедший, а стихи Фета «смогла бы написать лошадь». Есть в книге и другие «изюминки», и даже настоящие, но все в целом напоминает старый советский анекдот. Приходит человек в хлебный магазин и говорит: «Меня жена за изюмом послала, а его нигде нет. Наковыряйте из булочек».

– Кэти Келли «Мужчины свои и чужие». М, ЭКСМО, 2003. –

А вот три ирландских дамы монологов не произносят, все больше между собой о любви говорят. Но до чего же Ирландия похожа на Россию! Стоит только выехать за пределы столицы, как тут же надо влезать в резиновые сапоги и месить сельскую грязь, где в родном доме ждет непросыхающий отец или муж, а иногда и оба сразу. Да и в городе не лучше. Пойдешь вечером прогуливать собачку – непременно бухнешься в лужу. Однако в романе сдобная толстушка с тремя детьми бухнулась очень удачно. Ее подобрал ушибленный жизнью художник, высушил, переодел, напоил ирландским виски и отвез домой на своей машине. Конечно, после этого возникла любовь. Ведь ирландские дамы к выпивке очень неравнодушны. Они все время собираются на девичники в ресторанах, а на утро, конечно, похмелье. Но мудростью их ирландский бог не обделил. Они не просто уверены, что мужчины годятся «только для одного дела, причем, это вовсе не добывание денег», но к этому самому делу относятся с большой серьезностью. Одна из героинь классифицирует любовные кульминации по женским восклицаниям. Если звучит: «О господи!» – это религиозный оргазм. Если «Да!» или «Нет!» – положительный или отрицательный. Но есть еще фальшивый. Это когда произносится имя того, кто в данном случае оказался не очень хорош: «Ох, Гарри!». Прямо любовная таблица Менделеева. По мнению автора, на свете есть только три типа женщин. Первый тип – ни любви, ни ребенка, ни мужа. Второй – есть муж и любовь, но нет ребенка. И третий – дети есть, но нет ни мужа, ни любви. Впрочем, к финалу романа все вышли в дамки – каждая обрела именно то, чего ей не хватало, и все стали одинаково счастливыми.


ПИР ВО ВРЕМЯ ХОЛЕРЫ

Когда слышишь слово «симпозиум», невольно представляешь большой зал, где умные люди обсуждают серьезные научные проблемы вроде глобального потепления климата на планете или черных дыр во вселенной. Но если заглянете в словарь иностранных слов, как это сделал писатель Рекемчук, то обнаружите, что словом «симпозиум» изначально означало просто пьянку, пиршество, пирушку, которая у древних римлян часто сопровождалась музыкой и беседой. Вот так и слово «история». Казалось бы, такое научное, а по содержанию – сплошная пьянка, драка и безобразие.

– Александр Рекемчук «Пир в Одессе после холеры». М., МИК, 2003. –

Сталинские времена можно сравнить с чумой, от которой спасения нет. Что-то вроде страшного пира, как это описано в драме англичанина Вильсона, известной у нас по вольному переложению Пушкина. Вот все здесь, рядом, за одним столом пьют, гуляют, и вдруг раз – того нет, другого нет, и только страшная черная повозка мимо проехала. А времена Брежнева больше похожи на эпидемию холеры. Именно такое ощущение возникает, когда читаешь эту книгу. Не так заразно, не так смертельно, но очень противно. Чуть зазеваешься и сразу во что-нибудь вляпаешься. Вот только что арестовали Синявского и Даниэля, а уже звонит собрат по перу, парторг московской писательской организации, и на голубом глазу предлагает прочитать их произведения. Есть, дескать, такая возможность. Почуял Рекемчук подвох и отказался. Кое-то попался на гэбэшную удочку и что же: «Писателей, которых удалось соблазнить запретным чтением, выставили на судебном процессе свидетелями обвинения». Но потомки, которые вздумают изучать историю по советским газетам, ничего подобного там не прочтут и твердо будут верить, что писатели клеймили своих собратьев по перу идейно и добровольно. С газетами у нас вообще были чудеса. Все, кто в 70-м году прошлого века был в сознании, прекрасно помнят, что тем летом в Одессе был холерный карантин. Писатель, решив освежить память фактами, отправился в библиотеку – полистать подшивки газет. Полистал и глазам не поверил. Не было холеры. В Керчи и в Астрахани была, а в Одессе не было. Просто в Одессе планировался международный писательский симпозиум. В гости к русским писателям и украинским письменникам приезжали финские литераторы. Вот и сняли карантин как раз к симпозиуму, чтобы международного скандала не получилось. Но скандал все равно был. Какой же симпозиум без пьянки и разборок?

– Майкл Гранд «Нерон. Владыка земного ада». М., Центрполиграф, 2003. –

Чего только не вытворяют в наше время политики перед народом – и пляшут, и поют, и на гармошке играют, и в фильмах снимаются. Разве что в опере никто не выступает. А император Нерон выступал. Он считал себя прежде всего певцом и лицедеем, а уж потом правителем. Актеры на сцене изо всех сил старались быть хуже своего венценосного партнера, просто из сил выбивались. А уж как туго приходилось советникам Нерона! Зритель, он ведь хлопает все больше ушами, а не ладошками, а советники могут жизни лишиться. Вот и создали они первый в истории фан-клуб в пять тысяч человек. С одной стороны мальчики, все в кудрях и в кольцах, а с другой целый отряд бравых египетских моряков. Представляете, пустит Нерон петуха, и тут же все пять тысяч начинают хлопать. И все бы ничего, но Нерон, холера ему в бок, был большой актер не только на сцене, но и в жизни. Гулял, пировал, шлялся по ночам по питейным заведениям с накладными усами и волосами, избивал прохожих, приставал к женщинам и мальчикам. Он весьма одобрял драки уличных группировок – поклонников того или иного танцовщика. А когда глава государства натешился этим зрелищем, то приказал выдворить из Италии всех… фанатов-хулиганов? Совсем наоборот – танцовщиков. И правильно, нечего молодежь провоцировать. Но уж очень хотелось Нерону превратить жизнь римского населения в сплошной пир, и потому он учредил новое празднество – Неронии. Что-то вроде Олимпийских игра с песнями и плясками, только не через четыре года, а через пять. Вот они откуда, сталинские пятилетки-то. Сталин явно подражал Нерону. Тот тоже был маленький, рыжеватый, в каких-то пятнах, и смотрел на мир со сталинским прищуром. Оба любителя кровавых симпозиумов всех во всем подозревали и всего боялись. Вначале при Нероне состоял философ Сенека, который, пытаясь просветить императора, все талдычил о нравственности да милосердии. Хотел, как лучше, но получилось, как всегда. Наконец, генералам надоело быть статистами в театре Нерона, и они организовали заговор, который благополучно провалился. Никем не доказано, что Сенека в нем участвовал, но приговор был вынесен – покончить жизнь самоубийством. Сенеке приписывают истинно философскую кончину, но уж очень все театрально, явно смоделировано по смерти Сократа. А, по-моему, просто пришили философа.

– Екатерина Щеголева «Православные брак и семья». М., ОЛМА-ПРЕСС, 2003.–

Что всегда настораживает в авторитарных системах, так это навязчивое стремление превратить всю жизнь в ритуал и обряд. Неважно, любишь ты свою жену или своего мужа, а важно, обвенчаны вы или нет. Так в советское время никого не интересовало, что думают люди о социализме. Важно было, что они демонстрируют. Есть забавная уверенность, что брак напоказ прочнее, чем тайный союз любящих друг друга людей. Старец Паисий Святогорец утверждает, что благочестие детям нужно давать с молоком матери, а не с твердой пищей. Может оно и так, только очень часто у матери нет молока, а в доме – ни твердой, ни мягкой пищи. А вот с чем никак не соглашусь, так это с тем, что ребенок, как малое дерево – куда наклонишь, туда и растет. Это когда генетики не знали. А сейчас ясно, что человек на 90% запрограммирован уже в момент зачатия. Вот обо что разбиваются все религии и все педагогические системы. Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Мужу бить свою жену – это крайнее бесчестие для того, кто бьет». Но те, кто бьют, Златоуста не читают. Вообще святитель был прекрасно осведомлен обо всех прелестях семейной жизни, хотя и был монахом. «Против тебя поднимает войну жена, тебя входящего встречает она, как зверь, изощряет язык свой, как меч». Может, потому и стал святитель монахом. И вообще, может ли семья быть православной или неправославной? Семья, она и есть семья. Как погода – чья она? Буддистская, православная, мусульманская? А вот святая царица – мученица Александра пишет: «Если знание есть сила мужчины, то мягкость – это сила женщины». Хотя, с другой стороны, мягко стелет, а жестко спать. Странно, когда святые монахи и старцы устраивают этакий симпозиум, рассуждая об абортах. Если аборт – это убийство, то как назвать принудительное зачатие? А такое бывает сплошь и рядом. В общем, прочитав эту книгу, вздыхаешь с облегчением – слава Богу, что живем не 19-ом, а в 21-ом веке и сами решаем свои проблемы.


АРБУЗ В ПИДЖАКЕ

Однажды на уроке истории царский учитель рассказывал будущему императору Павлу, каким правителем быть не надо, и перечислил тридцать плохих государей. Когда Павел притомился и решил перекусить, ему принесли целых пять арбузов, но только один оказался хорошим. Тогда мудрый отрок изрек: «Вот из пяти арбузов хоть один оказался хорошим, а из тридцати государей ни одного!» Кто придумал эту байку, пересказанную Георгием Чулковым, учитель или придворные историографы, установить уже невозможно. Но сама идея – сравнивать правителей с арбузами – весьма плодотворна. Спелость арбуза определяют по-разному, кто по виду, кто по звуку. Сожмет знаток бока руками и ухо приложит – трещит или не трещит? Впрочем, с правителями сложнее. Не станешь же сжимать руками их головы и слушать. Да и кто определит, какие звуки должны раздаваться, если кандидат созрел для власти.

– Георгий Чулков «Императоры». М., АСТ, Астрель, 2003. –

Недаром Павел сравнил царей с арбузами. Спелый арбуз яркий, красивый, блестящий, прямо как Александр I, когда заключал Тильзитский мир с Наполеоном. Историки взахлеб пишут, как прелестно выглядел русский император «в черном мундире с красными лацканами, обшитыми золотом, белых рейтузах, при шарфе, в большой треуголке, украшенной белыми и черными перьями». Наполеон в своих лосинах тоже не подкачал. И хотя писатель иронически замечает, что оба императора – всего лишь актеры мировой комедии, картина эта его явно завораживает. А надень на арбуз пиджак и что? Ну, встретились два президента, вместо мундиров серые костюмы, вместо шарфов однотипные галстуки, а уж о перьях и речи нет. Одного от другого не отличишь. О чем тут сообщать потомкам? Из всех императоров мистическому анархисту Чулкову больше всех нравился Александр I. Хотя Павел тоже был мистик и мальтийский кавалер, но «не всегда он правил на рыцарский манер». При нем никто не смел одеваться по своему вкусу и принимать гостей после определенного часа. Цензура была дикая, а полицейские только и делали, что проверяли виды на жительство. Вот Александр совсем другое дело. Правда, он больше по внешней политике специализировался и не очень представлял себе, что и как в стране делается. Однажды страшно удивился, когда узнал, что людьми торгуют оптом и в розницу, как скотом, и притом вполне по закону. Но зато с виду был прямо ангел, и как чувствителен – загубит армию и плачет. Вначале прошлого века поэт-символист Чулков пострадал от царизма – отсидел за участие в студенческих волнениях. А финал его жизни прошел в борьбе с советской цезурой. Так что к 27-му году монархия, с которой представитель серебряного века по молодости пылко боролся, стала для него поистине веком золотым. Затосковал писатель и решил, что наступило время, «когда мы можем писать не только страстные памфлеты против поверженных монархов, но и спокойно зарисовывать их личины». Спокойно не получилось, и это хорошо.

– Герберт Розендорфер «Письма в Древний Китай». М., АСТ, ЕРМАК, 2003. –

Двадцатый век окончательно обрядил всех в однотипные костюмы, независимо оттого, какой человек-арбуз внутри, белый, зеленый или красный. Женщины тоже избавились от необходимости наворачивать на себя километры материи. Поэтому китаец Гао-дай поначалу мог различать европейских мужчин и женщин только во время дождя. Ведь у мужчин зонтики черные, а у женщин цветные. Да и вообще ему поначалу и в голову не пришло, что женщины могут так вот запросто ходить по улицам, неприлично показывая себя. Дело в том, что этот китаец жил в Срединной империи тысячу лет назад и, желая узнать, как поживают его далекие потомки, отправился в путешествие с помощью машины времени, но промахнулся и попал в современный Мюнхен, где его тут же сбила машина пространства – автомобиль. Однако все обошлось, и восточный гость быстро освоился в мире «большеносых». Но поразили его не технические новинки, а наше отношение к жизни. Он узнал, что одни люди верят, будто в конце пути человечество ожидает сладкая, райская жизнь. Эти ведут свое учение от учителя по имени Ма’с и его учеников Энь Гэ и Лэй Нин. Поэтому в стране Ло Си-яо народ не понимает, в чем его благо, и все за всех решает государство. Но ведь тогда, изумился Гао-дай, государство наполовину должно состоять из чиновников, и все налоги уйдут на их жалование! Древний-то древний китаец, а понял все правильно. Другие люди считают, что жизнь катится в пропасть. И что же они делают, чтобы это предотвратить? Ему ответили, что издаются законы против копоти. «И копать слушается?» – удивился житель Срединной империи. В конце концов, он приходит к выводу, что через тысячу лет в мире изменится абсолютно все, но неизменными останутся две вещи – продажность чиновников и настоящая любовь. Обо всем, что с ним происходит, Гао-дай сообщает в письмах своему другу в Древний Китай. Но друга заинтересовало только одно: рассказ об обнаженной девушке из стриптиз-бара, которая глотала шарики, а вынимала их совсем из другого места. Но разгадать этот секрет китайскому гостю так и не удалось.

– Елена Доброва «Популярная история мифологии». М., Вече, 2003. –

Трудно представить себе бога в пиджаке. Ведь все мировые религии образовались еще тогда, когда никаких пиджаков не было. А если сейчас появляется какой-нибудь новый пророк или пророчица, они косят под прежних, библейских пророков. Ну, кого мог бы завлечь бывший мент Виссарион, если бы стал проповедовать в милицейской форме? А если Мария Дэви Христос вдруг предстала бы перед сторонниками в джинсах или мини-юбке, ей вряд ли удалось бы закодировать неофитов так круто, что некоторые и до сих пор в легком тумана. В давние времена люди одевали своих богов в то, что сами носили. Индусы, в соответствии с климатическими особенностями, оставили своим бодхисатвам и авалокитешварам одни набедренные повязки. У китайцев боги и святые выглядели весьма пристойно. Только бог богатства и довольства нагло демонстрировал голый круглый, как арбуз, живот из-под шелкового «пиджака». У шумер творцы мира облачены в подобающие начальникам длинные царские одежды. У греков и римлян, которые не стеснялись наготы, жители Олимпа были без комплексов и в своих эмпиреях свободно ходили голыми или полуприкрытыми. Художники Возрождения, дорвавшись до наготы, стали изображать без одежд не только Венер и Адонисов, но даже святых христианских мучеников. Вот тут руководящие органы слегка вмешались. Пришлось накидывать на всех живописные плащи и развевающиеся цветные ткани. И красиво, и все как бы прикрыто. Впрочем, если когда-нибудь выйдет мифология о богах начала 21-го века, далеко не все из них предстанут в одеждах. Ведь многие только тем и прославились, что умели вовремя публично раздеться.


ПРАВО НА ПОРКУ

Еще не известно, кто кого воспитывает: родители и учителя детей или дети – учителей и родителей. В мире ежегодно выходит множество книг и методических пособий по воспитанию, но вряд ли вся они вместе взятые способны оказать такое же воздействие, как одна художественная книга, написанная от души. Волька ибн Алеша перевоспитал могущественного, но неграмотного арабского джина, а Гарри Поттер – целое поколение английских родителей. В Англии учебные заведения закрытого типа пребывали в упадке уже лет двадцать и вдруг снова стали востребованы. Родители, которые не познали прелестей интернатской жизни, но очарованные академией Хогвартс, отправляют любимое чадо в интернат, совершенно не задумываясь о том, что это не волшебное воспитательное заведение, а самое что ни на есть реальное.

– «Биография создателя Гарри Поттера Дж.К.Ролинг, написанная Шоном Смитом». М., Астрель – АСТ, 2003. –

В начальной школе преподавательница старого закала, которую все смертельно боялись, отправила Джоанну Ролинг на скамью тупиц, но к кону учебного года девочка оказалась среди самых сильных учеников, потеснив и, увы, потеряв свою лучшую подругу. В отряде скаутов честолюбивая Джоанна тоже всех обошла, получив все значки и научившись виртуозно завязывать галстук – главная добродетель скаута. На это она потратила три года. Насчет того, пригодилось ли Джоанне подобное умение, ничего не известно. Скорее всего, не пригодилось, как и все, чем достают детей в школе помимо уроков. Во всяком случае, когда любимая школа отмечала 150-летний юбилей, бывшая ученица не пожелала откликнуться на приглашение отпраздновать это событие. В студенческие годы Ролинг предпочитала водку пиву и до одури слушала группу «Смтс». Хотя их песни наводили тоску на ее подруг. В общем, в жизни она совершенно не похожа на нежную фею из сказочной страны. Директору школы в Португалии, где будущая мультимиллионерша преподавала английский, она своим макияжем и поведением напоминала Мортишу из семейки Аддамсов. Выйдя замуж за португальского мачо, Ролинг после очередной сцены ревности с рукоприкладством сбежала в Англию вместе с грудным ребенком. Это было не лучшее время для возвращения. Премьер-министр Мэйджер публично обвинил во всех бедах страны матерей-одиночек, что тут же сказалось на их пособиях. Однако Джоанна вовсе не была несчастной матерью, которая, проливая слезы над колыбелькой, сочиняла байки, чтобы успокоить дочку. Та была слишком мала для подобных историй и сладко спала в коляске рядом с мамой, пока та, попивая кофе и покуривая, сидела в кафе и писала книгу. За три года она не только выпустила мировой бестселлер, но и поступила в аспирантуру. В раннем детстве у Джоанны был маленький приятель Ян Поттер. Однажды его отец покрыл пол в гараже цементом, и проказник подговорил подружку оставить на мокром цементе следы, как это делают звезды в Голливуде. В результате рассерженный отец будущей звезды вынужден был сам выравнивать пол. А ведь сейчас, восклицает автор биографии, «отпечаток ноги маленькой Джоанны Ролинг стоил бы больше, чем целый новый гараж». Ну, это уже, как в анекдоте про музей Сталина. Экскурсовод говорит: «Вот здесь вы видите череп маленького Сосо, когда ему было 5 лет, а вот это череп товарища Сталина, когда ему было двадцать».

– «Нравственность в современном мире». Минск, Красико-Принт, 2003. –

У постороннего человека, случайно попавшего в школу во время перемены, волосы встают дыбом. Он возмущается или впадает в отчаяние. Как это учителя допускают, чтобы все бегали, кричали, толкались и кидались портфелями? Неужели нельзя поставить детей в пары, и пусть себе чинно ходят туда-сюда, а еще лучше – повторяют уроки. Вот и составители этой книжки, глядя на поведение детей в столовой, на улице, в транспорте, приходят «к горестным размышлениям о низких моральных ценностях, о бездуховности, о безнравственных и недостойных поступках». Можно подумать, что все взрослые ведут себя высоконравственно и достойно, тем более по отношению к детям. Многие родители твердо уверены, что имеют данное им от природы право на порку. Большинство даже и не знает о существование закона «О правах ребенка». Да и никакой ребенок о нем не знает. Да если бы и знал? Наверняка там нет права бегать на перемене по коридорам, но дети всех времен бегали и будут бегать, нарушая закон о собственных правах. Во всяком случае, до тех пор, пока о воспитании будут писать языком матерого бюрократа, в глаза не видавшего живого дитяти: «Развивать желание знать, понимать и действовать сообразно полученным нравственным знаниям в реальных жизненных ситуациях». Во как. Есть, правда, в книге вполне реальная рекомендация, которая годится всегда и действует сообразно: «Чаще улыбайтесь детям».

– В.Магидович, И.Магидович “Открытия древних народов». М., Центрполиграф, 2003. –

«Индия, досточтимый господин учитель, расположена на самом краю земного диска», – так начал свой знаменитый ответ на экзамене по географии Волька Костыльков. Но старик Хоттабыч, чьи слова вливались в пионерские уши и сами собой выходили изо рта доверчивого отрока, был не совсем прав. Древние индусы вовсе не считали, что живут на краю земли и совершали многочисленные походы во все стороны света, открывая новые земли. Позже разведчиками и агентами влияния стали буддийские монахи. Они пробрались даже в Египет и Грецию, но там все уже было открыто. Ведь в древние времена понятие «географическое открытие» носило отнюдь не платонический характер. Это означало – захватить, ограбить, выпороть, а уж потом составить карту. Ассирийцы, вернувшись из похода, отчитывались непосредственно перед своим богом. Реляции так и назывались: «Письма к богу». Менялись имена царей, время походов, их направление, но неизменными оставались строки: «Уничтожил, сжег, покорил». Вообще в неизведанные страны отправлялись, как на тот свет. Рассказы об ужасах и чудесах входили в обязательную программу. Вернуться из похода без очередной страшилки было просто нечестно. Реальным сведениям верили гораздо меньше. Однажды отважные финикийцы совершили плавание вокруг Африки и обнаружили, что это не безжизненная, выжженная, не пригодная для жизни территория, а вполне обитаемая земля. Так вот, знаменитый историк Геродот не поверил ни одному слову – эти сведения противоречили тогдашней науке. Да и солнце, по описанию простодушных мореходов, всходило у них не с той стороны. Объяснить этот феномен никто не мог, поскольку жили тогда не на круглой, а на плоской земле. Однако даже в самые древние времена истинные открытия новых земель совершали не завоеватели, а купцы, связывая торговыми путями самые отдаленные области. Они, в отличие от военных, делают это и сейчас без всякой помпы и политических лозунгов.


ОТ КОГО ШАРАХАЕМСЯ

Во все времена в любых странах приличные люди на улицах от кого-нибудь шарахались. И совсем не всегда от пьяных, попрошаек и оборванцев. Когда в Англии компании молодых люди из богатых семей начали безобразничать, приставая к прохожим и обижая женщин, они брали пример не с какого-нибудь разбойника, а с лорда по имени Хулиган. Так их и стали называть – хулиганы. Когда сейчас горожане шарахаются от бритоголовых, которые гогочущими группами движутся по улицам, скандируя: «Россия для русских!» – то понятно, что эти тоже не сами собой организовались. А лет сорок назад народ, совсем наоборот, пугался длинноволосых. В 68-ом, накачанные маоизмом и наркотиками, они чуть не разнесли по кирпичику весь Париж. Потом одни постриглись и сдались властям – пошли учиться и работать, а другие, как герои Бернара Блие, так и не смогли понять, на каком они свете.

– Бертран Блие «Вальсирующие, или Похождения чудаков». СПб., Азбука-классика», 2003. –

В любом языке есть словосочетания, которые на родине очень даже понятны, но чтобы их перевести на другой язык, надо долго объяснять, да еще и жестами показывать. В общем, «хам дураля» – непереводимое идиоматическое выражение. Вот так и с названием этой книги. Только добравшись до финала и заглянув в послесловие, вы прочитаете замечание переводчика, что на самом деле название романа следовало бы перевести «Крутящие яйца, или Похождения мудаков». А «Вальсирующие» – стыдливый эвфемизм, который придумали наши киноведы (фильм пришел к нам раньше, чем роман). Книгу человек читает один и про себя, а если афиша громадными буквами да в центре города – это просто шок для благонамеренных граждан, тех самых «парикмахеров», которые норовят остричь «вальсирующих», а женщин превращают в своих салонах в бесчувственных раскрашенных кукол, пахнущих туалетной водой. Собственно все туры бесконечного вальса совершаются вокруг девушки, которая не испытывает бурного восторга во время любовных игр. Двум длинноволосым бездельникам совершенно все равно, что, где, когда и с кем. Им без разницы день сейчас или ночь. Просто «днем мы себя видим, а ночью о себе догадываемся». Они и друг другом вполне могут обойтись, так что трудятся над девушкой совершенно бескорыстно, во имя идеи – освободить ее от капиталистической эксплуатации. Для чего и совершают настоящую революцию: отбирают у нее все заработанные в парикмахерской деньги, заставляют участвовать в ограблении собственного рабочего места, где она мыла головы буржуям, и увозят в какую-то глухомань. И вот уже Мари, которая была «ничем», становится «всем». Таскает сумки с продуктами, готовит, стирает, убирает и ублажает чудаков. А они пребывают в глубоком недоумении – почему она никак не хочет полюбить по-настоящему своих освободителей?

– Евгений Гусляров «Лермонтов в жизни». М., ОЛМА-ПРЕСС, 2003. –

Лермонтов в жизни, прямо скажем, был не подарок. Многие от него шарахались. И взгляд-то у него ядовитый, и неуклюжий-то он, и голова слишком большая, и подтрунивает над всеми. А про стихи и говорить нечего. Бывали случаи, что отцы и мужья запрещали дочерям и женам даже говорить кому-нибудь, что они читали произведения юнкера Лермонтова, это считалось компрометирующим. А ведь он поначалу хорошим студентом был, книжки читал даже на переменах. Современному студиозусу трудно представить, сколько бесполезных предметов приходилось нам проходить. Считалось, что будущий хирург не сумеет удалить аппендикс, если не будет два семестра зубрить историю КПСС. А конструктор всевозможных ТУ будет как без рук без исторического материализма и политэкономии (еще три семестра). А завершалось все наукой наук – научным коммунизмом. Без него бы и трава не росла, и рожь не колосилась. Хотя она и с ним не колосилась. А вот Михаил Юрьевич нас бы понял, поскольку в Московском университете учился на нравственно-политическом отделении, где тоже шла идеологическая накачка, изучалось нравственное и догматическое богословие, что вполне стоит научного коммунизма. Мало того, догматичность распространялась и на другие предметы. Однажды профессор Победоносцев, читавший изящную словесность, задал Лермонтову вопрос, а тот, вместо того чтобы отбарабанить по конспектам, начал отвечать на полном серьезе. Профессор высказался в том смысле, что лично он ничего такого на своих лекциях не читал. А студент ответил: «Этого вы нам не читали и не могли преподавать, потому что это слишком ново и до вас еще не дошло. Я пользуюсь источниками из своей библиотеки, снабженной всем современным». Профессор обиделся и, конечно, отыгрался – срезал Лермонтова на экзамене. Доставал дерзкого поэта и специалист по древней литературе профессор Мерзляков, в упор не видевший литературу современную. Он, например, зачитывал только что вышедшее стихотворение Пушкина «Буря мглою небо кроет» и разбирал его по косточкам, называя «невозможным и неестественным». Короче, оставили поэта на второй год, и шарахнуло его в юнкерскую школу в Петербурге. Предпочел муштре идеологической муштру военную.

– Мария Семенова «Лебединая дорога». М., АСТ; СПб. «Азбука». –

Еще недавно писатели изображали будущее всеобщим вселенским братством разумных существ. Прошлое же было темным и мрачным. Там по небу бежали хмурые тучи, а люди беспрерывно воевали, секли кнутами женщин и детей, ели полусырое мясо, а остатки бросали под стол собакам и рабам. Теперь же в будущем сплошные звездные войны, космические диктаторы и вымершие от токсических отходов планеты. Вот и шарахнулся народ от такого будущего в прошлое. Оно год от года становится лучше и светлее. А уж если углубиться лет на тысячу, там вообще золотой век в смысле нравственности. Больше всего этот роман напоминает эпопею Толкиена. Только вместо фантастических хоббитов и прочих гномов здесь человеческие существа в натуре. Ну, просто Братство Кольца, сплошная дружба народов, как она выглядела на праздничных концертах в каком-нибудь Колонном зале. Каждой твари, в смысле народности, по паре. Соотношение хороших и плохих четкое – три к одному. Что у викингов, что у наших – древних русских. Только там Харальды и Хальгримы, а у нас Чурилы да Вышаты. Вот только с хазарами Семеновой справиться не удалось. Как были неразумными (по Пушкину), так и остались. Зато есть в книге арабский ученый, писатель и врач, которого жажда знаний занесла на реку Рось. Так он утверждает, что видел много народов, но не встречал ни одного, который не был бы мудр. Если так, то и слава богу.


МУЖИКОВСКАЯ ПРОЗА

Не правда ли, уморительная картина: Лев Толстой в бальном платье, вальсирующий с Болконским, или Достоевский, в платьице Сони выходящий на панель. А, между тем, писатель действительно воплощается в своих героев и героинь. Вся беда в том, что в женщин и девиц воплощались, как правило, мужчины, а потому, хотим мы того или нет, литература всегда была в основном мужская. Из нее же возникла масса мифов о прекрасном поле. Женщины в принципе не возражали. Однако все их попытки поведать миру о себе без посредников снисходительно называли женской прозой. А когда писательницу желали похвалить, то говорили, что книга написана «твердой мужской рукой». Кто-то пошутил однажды, что литература бывает трех видов: хорошая, мужская и женская. Проще говоря, хороша лишь та литература, где слишком мужское и слишком женское остается за скобками. Но так бывает далеко не всегда. Есть, увы, дамский роман и есть мужиковская проза. Оказывается, будь ты хоть самый благородный-разблогородный джентльмен, внутри все равно сидит некое существо, называемое «мужик» (не в смысле крестьянин), который не только пиво в рекламе пьет, а, как поется в песне, «еще кое-чем занимается».

– Филипп Рот «Случай Портного». СПб.-М., Лимбус Пресс, 2003. –

Вот это «кое-что» и есть истинный герой этого американского романа. Все проблемы своей мужской жизни наши парни обычно обсуждают с приятелями за бутылкой. Американцы же тайные сокровища своей души несут к психоаналитику. Лежит взрослый малый на кушетке и в здравом уме и твердой памяти рассказывает совершенно постороннему человеку интимные подробности детства и отрочества. А ведь стоит только задуматься да начать разбираться, и сразу любой самый невинный поступок тут же разрастается в преступление или выглядит, как натуральная мания, в общем, «ярбух психоаналитик унд психопаталогик». Вся книга – такая вот исповедь на кушетке. Портной – это вовсе не профессия, а фамилия пациента, который не штаны, а дело себе шьет, и весьма суровое. Беда героя в том, что женщина для него нечто вроде эротического устройства, в которое зачем-то вмонтировали еще эмоции и чувства. Словом, он до смерти боится нормальных человеческих отношений. Не складываются они у него и все тут. И хотя этим самым «кое-чем» занимаются поголовно все подростки, герой романа свои конкретные неудачи в личной жизни списывает именно на эту автоэротическую игру. Ну, и, конечно, на маму, которая его за ребенка держала, когда он уже за девочками бегал. И, конечно, на папу, который требовал, чтобы сын в честь праздника снял джинсы и надел пасхальные брюки. А чего их надевать в честь того, кого на самом деле нет? А кто на самом деле есть и ради кого стоит все надеть и все снять, так это девушки и женщины, ведь у них, по словам Гоголя, «не только ручки, а черт знает чего только нет». Особо чувствительных и слабонервных следует предупредить, что все названия даются отнюдь не в медицинской терминологии. И уж совсем отсутствуют эвфемизмы прошлых веков типа «ланиты» и «перси». А сам автор вовсю потешается над своим героем, что предлагает сделать и читателю.

– Вячеслав Дегтев «Крест». М., Андреевский флаг, 2003. –

Другие атрибуты мужиковской прозы – это пистолеты, автоматы, танки. Они заменяют абсолютно все. Однако есть побочный эффект: стоит только взять в руки хоть примитивное копье, хоть самый новейший автомат, как все проблемы исчезают, и остается только одна – как бы всех уничтожить, а самому уцелеть. Века проходят, а в этом смысле ничего не меняется. «Кто имеет оружие, тот имеет и хлеб, и кров. Даже любовь», – это, конечно, рассуждение нехорошего боевика. Впрочем, оружие успешно уравнивает «наших» и «не наших». Автор в этом смысле вполне объективен. В другом его рассказе солдаты запросто взрывают своего же товарища, «маменькиного сынка», вместе с приехавшей к нему маменькой и оказавшимся поблизости журналистом. Трусы, женщины, журналисты – все это вещи одного порядка, на войне совершенно ненужные. Впрочем, автор и в мирной жизни покоя не знает, все воюет и воюет. И война эта не какая-нибудь близлежащая, а вообще, на все времена. То его герой, оправляясь на «стрелку», видит себя японским камикадзе, с упоением переживая все подробности последнего полета. То базарный авторитет, пальцы веером, воображает себя этаким древнерусским богатырем Ерусланом, выходящим на почестен бой с ханом Тугарином – таким же авторитетом, только азиатским. На самом же деле битва идет за рыночное царство и двусотбаксовую блондинку. Ведь на войне, как известно, за дамами не ухаживают – их берут в полон, продают и покупают на невольничьих рынках. А уж если попадается девушка порядочная, то волей автора быть ей непременно несчастной.

– «Лувр. Шедевры мировой живописи в вашем доме». М., ОЛМА-ПРЕСС, 2003. –

Когда у человека все-все уже есть, его тянет на искусство. Нет вернее способа поднять престиж, чем обзавестись парочкой дорогих картин. Французские правители поняли это еще в 16-ом веке. Тогда собирание произведений искусств было привилегией монархов, а королевская коллекция служила выражением могущества страны. Настоящим художником в те времена считался тот, кто состоял на службе у короля. Вот, скажем, Леонардо да Винчи запечатлел на полотне торжественный въезд Людовика XII в Милан и тут же был принят на службу… военным инженером, да еще и королевскую пенсию получил. У следующего короля он получил должность архитектора и механика, но зато и звание первого художника. Вот этот-то Франциск I и унаследовал все картины Леонардо, в том числе и загадочную Монну Лизу Джоконду – жемчужину Лувра. Основательно пополнил коллекцию Наполеон, самым простым способом. Издал приказ: армия должна захватывать самые прославленные памятники искусства в пользу Главного музея, «ибо суверенное право на все искусства должно перейти к Франции, чтобы утвердить и украсить царство свободы». Когда правлению Бонапарта пришел конец, половину коллекции пришлось возвратить. Но с тех пор Лувр стал открытым для посещения. Этому революционному примеру последовали многие владельцы частных коллекций и открыли по всей Европе публичные музеи и галереи. Видно, решили, что так оно спокойней и безопасней.


ГОМО ЭТИКУС

Хотите напугать кого-то своей ученостью, скажите, что занимаетесь проблемами этики. А, между тем, в этом году выходят книга за книгой на эту тему, и пользуются они определенным спросом. Верный признак выздоровления, раз уж людей начинает интересовать наука о том, как быть счастливым. Этика говорит о несуществующих отношениях между миром и человеком. Вернее, о том, каким был бы человек, если бы мир был совершенен. Или каким был бы мир, если бы совершенен был человек.

– А.А.Гусейнов «Античная этика». М., Гардарики, 2003. –

Древние греки все как один стремились к удовольствию. А удовольствие для них – это, прежде всего, нечувствительность к страданиям. Что бы ни происходило вокруг, надо оставаться самим собой. Эпикур, например, убеждал, что не стоит бояться смерти. И правда, ведь пока есть человек, смерти нет, а когда человека нет, то нет и смерти. Поэтому для эпикурейца жизнь и смерть есть «категории времени», а свобода и блаженство – «категории вечности». Кроме того, Эпикур считал, что низший уровень общения – социальный, а высший – дружественный: «Дружба обходит с пляской Вселенную». Социальную пассивность философ считал признаком мудрости. Мудрец лоялен к социуму, но сердцем он от него далек. Прожив под таким девизом до семидесяти одного года, он наполнил ванну теплой водой и умер в ней от тяжелых колик, не отвлекаясь на боль, диктуя письма к ученикам и друзьям. Кроме того, Эпикур всячески отговаривал греков от боязни возмездия за грехи. Боги не настолько глупы, чтобы отвлекаться на человеческие слабости и кого-то за что-то наказывать. Для эпикурейца и стоика высший идеал – он сам. Сократ призывал греков жить для добродетели. Соотечественники, видимо, так и не поняли, что означало это вполне конкретную вещь: жить не для тела, а для души. И еще: человек должен отвечать за свои действия. Сократ и отвечал. Про себя он говорил: «Меня бог поставил в строй». Он так достал афинян своими наставлениями, что они предложили философу одно из двух: либо чашу с ядом, либо изгнание. Семидесятилетний Сократ выбрал чашу. Были еще киники (циники), они вошли в историю своим эпатирующим поведением. Самый известный из них – Диоген, который жил в пифосе – емкости для воды. Еще более крутые, например, Кратет с Гиппархией, при всем народе запросто могли исполнить супружеские обязанности. А про софистов и говорить нечего. Эти ребята за умеренную плату прямо на рынке были готовы доказать весьма убедительно, что добро – это зло, а зло – добро. Так вот и родилась знаменитая диалектика.

– «История этических учений»». М., Гардарики, 2003. –

Римлянам, которые завоевали греков, все эти учения очень не нравились. Они жили по принципу: ешь, пей, веселись, а после нас хоть потоп. А толпа вопила: «Хлеба и зрелищ!» Так бы все и было, пока не появилось два великих моралиста – философ Сенека и император Марк Аврелий. Они в два голоса стали объяснять римлянам то, что древним грекам было известно всегда. Объясняли, объясняли, и завершилось все это ранним христианство и падением Римской империи. Впрочем, туда им и дорога, этим рабовладельцам, мужеложцам, обжорам, диктаторам и садистам. Если же говорить серьезно, то античная этика подняла человека над самим собой, заставила в жизни временной задуматься о жизни вечной и основательно отдалила двуногих от четвероногих, пресмыкающихся, чешуйчатокрылых, перепоночных и одноклеточных. После античности христианская этика загнула явно не туда. От человека стали требовать, чтобы он перестал быть самим собой. Отняли главную радость жизни и назвали ее грехом. А женщине оставили вообще только материнство. Предпочтение отдавалось аскетизму. Лишь в 17-ом веке Спиноза снова освободил человека от бремени постоянной вины, заявив, что коль скоро нет свободы воли, то нет и возмездия за те или иные деяния. Поступать хорошо надо исходя из своей божественной природы, а не из моральных предписаний. Правда, природу великий голландец с пятым пунктом, окрестившись, слегка обрезал. Он заявил, что для полного совершенства человечеству надо избавиться от «аффектов», то есть эмоций. Кстати, у самого Спинозы это получилось. Он шлифовал алмазы, писал свою «Этику» и почти не реагировал на то, как его изгоняли из синагоги и отлучали церкви. В 19-ом веке Ницше вдоволь отыгрался и на средневековом аскетизме, и на Спинозе. Он потребовал от человека возвращения к Дионису. Тот, как известно из мифологии, пил, плясал, предавался сексуальным утехам и вовсе не собирался избавляться от аффектов. С тех пор этика очень изменилась. Маркс и Энгельс заявили, что мораль должна быть классовой, а псевдопоследователи Ницше выдумали бредовую расовую мораль, позволяющую убивать и насиловать всех, кто не состоит в высшей расе. Бред-то бред, но он основательно замусорил сердца и мозги. Поэтому человек современный при слове «этика», хватается за пистолет, газовый или пневматический, законом разрешенный. А люди, далекие от этики, предпочитают снайперскую винтовку с лазерным оптическим прицелом.

– Айзек Азимов «Ближний Восток. История десяти тысячелетий». М., Центрполиграф, 2003. –

Айзек Азимов неожиданно наполнил, что десять тысячелетий человечество на Ближнем Востоке от шумер до тюрков не очень-то стесняло себя моральными доктринами. С нашей точки зрения библейские патриархи были просто суперразвратники. Случалось, жили, как Лот, со своими дочерьми или торговали, как Авраам, своими женами. Отбивали, как царь Давид, красивых жен у своих подчиненных. Имели, как Соломон, множество жен и наложниц, а в старости обкладывали себя со всех сторон юными девственницами в надежде на омоложение. И помогало! Известно, что наш святой и равноапостольный князь Владимир согласно обычаю предков имел гигантский гарем и по принятии христианства свой образ жизни менять не собирался. Так что этика – дело темное и, подобно мозгу, «исследованию не подлежит». Она как сказка о несметных сокровищах Гаруна аль-Рашида, а нравственность – что-то вроде волшебной лампы Аладдина. Потри ее, и вылезет джин. Если не вылез, значит, лампа фальшивая. А подлинную никто никогда не видел. Если читаем фантастику того же Азимова, то почему бы не почитать и этику. И то, и другое – сказка.



СКАЗКИ НОВОГО БЕДЛАМА

Лев Толстой как-то заметил, что если человек нашьет на брюки дамские ленточки и начнет всеми командовать, его сочтут больным и отправят в клинику; но если ленточки назовут лампасами, а человека – генералом, то он получает право отдавать самые нелепые приказы, и множество людей будет послушно их исполнять. Граница между нормой и безумием всегда достаточно размыта. Для неискушенного зрителя любой художник, который преображает действительность, а не копирует ее один к одному, – явный сумасшедший. Но этот же гражданин не разглядит в добропорядочном, ничем непримечательном соседе маньяка вроде Чикатило. Да и вообще нормальные люди в обычной жизни часто совершают совершенно безумные поступки или ведут образ жизни, достойный психушки.

– Джефф Николсон «Бедлам в огне». М., Фантом Пресс, 2003. –

«Никогда не заговаривайте с неизвестным», – говаривал Булгаков. А англичанин Николсон предупреждает – никогда не одалживайте никому свое лицо. Именно это сделал, на свою беду, герой романа. Дело в том, что его приятель написал замечательную книгу, но, имея неказистую внешность, выпросил у обаятельного друга фото для обложки. Всего-то навсего. Но, как говорится, коготок увяз – всей птичке пропасть. И вот уже лже-автор вынужден выступать на «собственном» литературном вечере. Однако с этим он справился так убедительно, что получил заманчивое предложение – преподавать душевно больным литературное мастерство, ведь сочинительство – это «духовная дисциплина». Дескать, в прежние времена сумасшедший дом называли «музеем безумия», а сейчас «мы предпочитаем воспринимать клинику как художественную галерею или оперный театр». Приглашение сопровождалось недвусмысленным намеком экстравагантной дамы-психиатра на будущую интимную близость. Ну, как тут устоять? И вот клиника уже не клиника, а Дом творчества писателей или семинар молодых литераторов. «Театр» работает по полной программе. Больных озабоченно ходят с блокнотами, что-то записывают, перепечатывают на машинке и выдают на-гора каждую неделю ни много, ни мало, по 100 страниц прозы. В принципе в их сочинениях не больше безумия, чем в основном потоке литературы, все тот же расхожий набор: секс и насилие, идиотские признания, мистико-наркотические излияния, пересказы известных сюжетов и перечень общедоступных сведений. И пусть бы творили на здоровье, но главный врач клиники жаждет издать всю эту графомань, чтобы доказать действенность «духовной дисциплины». Проект был принят с энтузиазмом, вот только с названием вышла заминка. Сами авторы предлагали назвать просто: «Война и мир», «Это мы сами все написали, «Я плюю в лицо моей матери», «Сказки нового Бедлама». Издатели предпочли название «Расстройства». Книга наделала много шума, а критики признали это коллективное творение истинным постмодернистским романом. Но у героя возникло четкое ощущение, что вокруг творится какой-то заговор, что обитатели больницы вовсе не стремятся с помощью нового метода выздороветь и вернуться к нормальной трудовой жизни, а ведут хитрую игру вместе с врачами. И вообще, действительно ли книга – творение больных или это чья-то искусная мистификация?

– Франк Рюзе «0%». М., FreeFly, 2003 –

Нередко про кого-нибудь говорят: «Сумасшедший-то сумасшедший, а мыло не ест». Это совершенно точно по отношению к героине первого романа 27-летнего французского писателя. Он, скорее всего, знает, о чем пишет. Эта девушка не только мыло, но вообще ничего не ест. Им, моделям, есть не положено. Чуть увеличится объем ниже талии, и тебя уже выкидывают на улицу. Деньги, конечно, деньгами, хотя и здесь регулярно обманывают, но и призвание надо иметь. Присцилла – просто Паганини в искусстве сохранения веса, вернее, его отсутствия. Слегка зазвенело в ушах – значит обморок надвигается. Ничего страшного: прилегла, где стояла, очнулась, вскочила и побежала на очередной кастинг. Кастинг – это, как объясняла старушка-гардеробщица Фросе Бурлаковой, вроде сита, через которое людей просеивают. Кто остался, тому повезло. Только в модельном сите все наоборот: счастливчик тот, кто просеялся. То есть те, у кого тела практически ноль процентов. В чем душа держится, не понятно. А держится она на миниатюрной капельнице и сердечном стимуляторе. Маленький такой, подмышкой, чтобы никто не заметил. Сколько всяких изуверских хитростей придумано, чтобы процент сохранить и в живых остаться. Последнее, впрочем, не всем удается. Так что когда вы смотрите рекламу, где бестелесное создание с блаженной улыбкой пожирает очередную шоколадную мечту, имейте в виду, что бедный желудок тотчас же после съедения чего-нибудь промывается соленой водой до полного изничтожения малейших признаков калорийного деликатеса. Это вам не «коня на скаку остановит» раз в жизни, а скромный ежедневный подвиг. Такой энтузиазм никакому молодежному лидеру не снился. И, главное, все добровольно, без всякого принуждения. А ведь если бы от мыла худели, то они, наверное, и мыло бы ели.

– Галина Гордиенко «Между двумя мирами». М., РОСМЭН, 2003. –

После того, как в книжном мире объявился Гарри Поттер, создателям сказок надо все время быть начеку. Только придумал Емец свою Таню Гроттер, как на него навалились «поттеристы», стали авторские права качать и враз засудили маленькую колдунью. Если это и сумасшествие, то в свою пользу. Так что автор этой книжки тоже сильно рискует. Ведь в сказке Гордиенко у обычных родителей выросла девочка-ведьма, которая курсирует между двумя мирами – реальным и волшебным, где тоже имеются колдовские школы и академии. Вот вам состав преступления. Правда, на плече у Даши не сова, а говорящая ворона, но все равно птичка. Опять же название серии «Волшебство продолжается» снабжено значком молнии. Но кто же не знает, что молния теперь не просто молния, а шрам на лбу у Поттера? Правда, тут приоритет могут оспорить сразу двое – Зевс-громовержец и Илья-пророк. И непонятно, чего тянут издатели Яна Бжехвы? Ведь он свою волшебную академию пана Кляксы еще когда придумал. Да и итальянцам пора подсуетиться и вчинить иск наследникам Алексей Толстого. Зачем он украл у них деревянного человечка с длинным носом?


ЛЮБОВЬ К СЕБЕ И ДРУГИМ

Даже само слово «любовь» сегодня озвучивается почти как «пошлость». Похоже, что 21-й век вообще готов покончить с этим набившим оскомину архаизмом. Но любовные романы и мемуары еще выходят и пользуются большим спросом. Другое дело, что сам круг читателей становится все уже. Наступает эпоха литературы после литературы и любви после любви.

– Роман Виктюк «С самим собой». М., ЭКСМО, 2003. –

А все-таки Виктюк не дает нам полностью, как говаривали в старину, «уснуть в смерть». Немногие понимают, что он сексуальный мистик. «Человеку земному даны дыхание, семяизвержение и мысль, три очень важных и подвижных структуры. Работая над «Саломеей», мы стремились отказаться от них». Кто еще отважится, хотя б в теории, на подобный эксперимент. Бог с ним, семяизвержением, но человек без дыхания и мысли… Человек ли это? Может быть, просто сверхчувствительный ангел, или, проще говоря, актер. Виктюк испуган современностью и, как все крупные художники, не принимает ее. «Раньше нас коммунисты учили, что в мире капитала человек человеку волк. А сейчас еще страшнее: человек человеку прохожий». Не все понимали и понимают, что Виктюк ставит не пьесы, а мистерии. «Мистерия преодолевает раздробленностью ума, блуждание ума во тьме». Во как закручено. Сегодня все актеры и все режиссеры написали о себе столько, что их уже ни смотреть, ни читать не хочется. О Виктюке этого не скажешь. Как ни странно, он все еще сообщает что-то принципиально новое. Проигнорируем сладенькие призывы ко всеобщей общеполой любви. Закроем глаза на наивную попытку связать свои открытия с христианством. К христианству Виктюк имеет отношение, как Саломея к голове Иоанна Крестителя. Он вспоминает, как в Киеве играл молодогвардейца и вдруг в самый разгар расстрела пукнул, опережая автоматную очередь. Разумеется, его уволили. Но порой кажется, что этого опережающего пука явно не хватает среди режиссерских красивостей. Не все безусловно интересно из того, что он пишет и говорит. Запоздалая битва со Станиславским, которого сегодня не ругает только ленивый, уже не увлекает. Тем более, что Виктюк тот еще теоретик. Куда интереснее застать его за чтением самых эротических страниц «Лолиты», с его же согласия: «Руки, протянутые для последнего объятия и обнимающие воздух. Слова, обращенные к заездам и оставшиеся без ответа. Страсть, растраченная в пустоту, в никуда, в бесконечность». Вот он – Виктюк, чтец и постановщик «Лолиты». И еще одно интереснейшее наблюдение режиссера. Оказывается, Чаплин тоже любил нимфеток. Это для них он снимал веселые фильмы и, если «лолиты» смеялись, он считал, что фильм удался. И кого бы ни любил Виктюк, для кого бы ни ставил спектакли, интересно бывает всем.

– «Записки герцога Лозена». М., РОСМЭН, 2003. –

Вообще ХХ век на редкость неуклюж был в любви. То ли дело изыски ХVIII столетия. Там все всех любили отнюдь не по-христиански, вполне телесно и изысканно, но исключительно тело. Однако как все эти герцоги, маркизы и графини сумели облагородить природу. Мушка над губой, парик на лысине, пудра на изъеденных оспой щеках. Но чувства на редкость облагорожены. Страсть должна быть галантна, изыскана, остроумна. О глубине чувства говорить не приходится, ведь количество любовных интриг не перерастает в качество, даже если клянутся любить вечно. Но таков был ритуал. Словосочетание «заниматься любовью» вошло в обиход в конце прошлого столетия и непосредственно к любви имеет мало отношения. Герцог Лозен – один из славных бойцов того невидимого фронта, на котором ломали шпаги донжуаны и казановы от Парижа до Петербурга. Он занимался именно любовью. Ему надо было не просто затащить женщину в постель, а добиться, чтобы она его полюбила, и полюбить самому. «Если бы она согласилась, я бы смог полюбить ее», – звучит парадоксально, но это истинная правда. Галантная литература сегодня жадно читается, театрализуется и экранизируется. Пришло время, когда миллионы людей переживают вместе с герцогами и герцогинями все тонкости и сложности романа в самом высоком смысле. Любовные мемуары минувших веков среди бестселлеров. И все же воспоминания Лозена отнюдь не так возвышенны, как хотелось бы. За каждой сердечной склонностью придворные интриги, мелочные разборки, политическое соперничество, раздача должностей. А любовь к себе всегда больше и глубже, чем к любой из женщин. Феллини назвал мемуары Казановы «телефонной книгой». То же самое можно сказать и о записках любвеобильного герцога. В ХVIII веке еще не умели нырять в психологические глубины. Еще не было Стендаля. Флобера, Мюссе, Толстого и Тургенева – авторов, которых сегодня практически не читают, но зато знают по многочисленным экранизациям. Читая книгу Лозена, можно убедиться, что с тех пор человечество многому научилось в любви.

– Фердинандо Аррабаль «Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата». М., Текст, 2003. –

Роман Аррабаля впервые вышел в 1989 г., и все, конечно же, знакомы по фильмам с этим уже расхожим сюжетом. Сумасшедшие из корпуса неизлечимых восстали против врачей и захватили власть. Восстание возглавил тайный безумец и кастрат – директор психушки. Он, как Дон Кихот влюблен в «рыжекудрое небо» своей Дульцинеи по имени Сессиль. Битва безумных с врачами заканчивается, конечно же, гибелью главного героя. А сам корпус неизлечимых охвачен дымом и пламенем – некая пародия на корабль дураков и на твердыню средневекового замка, где прячутся рыцари круглого стола во главе с королем Артуром. Основную часть повествования составляет бред безумного кастрата, бессмысленное нагромождения слов, из которых при желании можно методом Фрейда или Юнга извлечь какой-либо смысл, но лучше этого не делать. Любовь как безумие и болезнь появилась в европейской литературе во времена крестовых походов. Спустя тысячу лет, уже на новом витке литература современная снова склонна видеть в любви безумие, забывая, что так называемая безумная любовь – это просто любовь к самому себе, и от объекта страсти требуется только полное подчинение. Но сегодня любовный роман без сумасшествия или убийства уже никого не греет. Разве что любительниц дамского роман.


ЛЮДИ В ЯЧЕЙКЕ

Семья, она, конечно, ячейка. Но мы не пчелы. Поэтому семейная тема в литературе у всех мало-мальски одаренных писателей всегда запутанная и сложна. Поскольку «каждая несчастная семья несчастна по-своему», то и романов на эту тему тьма-тьмущая. И хотя Набоков утверждал, что совсем наоборот – одинаковы несчастные семьи, а каждая счастливая счастлива по-своему, это в принципе ничего не меняет.

– Маргрит де Моор «Крейцерова соната». СПб. – М., Лимбус Пресс, 2003. –

Эту книгу нидерландской писательницы можно смело назвать самым музыкальным романом начала ХХI века. И не только из-за названия, и не только из-за того, что его герои имеют отношение к музыке. Это муж и жена – скрипачка и музыкальный критик, причем, слепой. Так что воспринимает он свою возлюбленную весьма своеобразно: «Мелодия на струне «соль», дрожащая, как тремоло у верхнего порожка». Роман насыщен именами – Бетховен, Шенберг, Шопен – названиями квартетов и сонат, проникнут завораживающей атмосферой музыкальных фестивалей. И все это гармонично сплетено с гулом самолетов, шумом аэропортов и неспешными беседами героев в ожидании очередного рейса или в салоне воздушного лайнера. Из музыки возникает любовь, а вся жизнь и весь быт тоже проникнуты музыкой. Казалось бы, полная гармония в соответствии с заповедью старого маэстро: «Не играйте ноты, но очеловечивайте их». Но с «очеловечиванием» возникает проблема. Сложность в том, что в музыке каждый слышит то, что у него в душе. Так постепенно герои де Моор оказались втянутыми в известный толстовский сюжет «Крейцеровой сонаты». Время, правда, уже другое, и соната уже другая, написанная композитором Яначеком. Но ведь сочиняя эту вещь, он «думал о несчастной, измученной, заколотой кинжалом женщине, которую описал в своей повести Толстой». В общем, все развивается по классическому сценарию. В любви каждый слеп, а ревность еще хуже слепоты.


УМНЫЕ СОРОКОНОЖКИ

Все знают историю о сороконожке, которую спросили, в каком порядке у нее движутся ноги. Она задумалась, а в результате разучилась ходить. На самом деле, все, кто хотят чего-то добиться в социуме, должны очень четко представлять себе, какой ногой и когда надо двигать. Да иначе и быть не может. Глупая сороконожка разучилась ходить, а умные всегда очень успешно устраивали свою судьбу.

– Пауло Коэльо «Одиннадцать минут». Киев, София», 2003. –

Бразильский писатель Пауло Коэльо считается мистиком, но мистика эта вполне житейская. А кто сказал, что в обыденной жизни нет мистики? Это ведь как посмотреть. То, что в Бразилии элементарно – яркая природная красота и умение с детства свободно танцевать самбу, – в любой европейской стране будет экзотикой и тайной. Конечно, каждая девушка из глухой провинции хочет великой любви, но в последствии большинство довольствуется, чем придется. Впрочем, некоторым везет, и они успешно устраивают свою жизнь в цивилизации. Вот это самое произошло и с Марией. Она хоть и мечтала о любви, но была весьма практичной. Попав Швейцарию и оказавшись в результате проституткой, все хорошо обдумала. Учила язык, читала литературу по сексу и эротике, много размышляла и наконец вычислила, что одиннадцать минут – это реальное время, которое покупает мужчина. То есть платит он за час, а получает то, что остается на чистый секс. Ведь если вычесть время «на раздевание-одевание, неискреннюю ласку, обмен банальностями», то ровно столько и выйдет. А это совсем другое дело. И психологически намного легче, и лишних движений делать не надо. Короче, зарабатывала девушка прилично и за год вполне могла сколотить деньги, чтобы купить фазенду на родине, если бы не вмешался автор. Он, видите ли, заинтересовался проблемой «священных блудниц». В общем, «мужчина, а в такую дрянь ввязался», как выразилась сваха из гоголевской «Женитьбы». Оказывается, в древности все порядочные женщины раз в год должны были на время становиться храмовыми блудницами в угоду богам, ну, а профессией это стало в VI веке до новой эры, когда древнегреческий законодатель Солон повелел открыть публичные дома и поставить их под контроль государства – взимать налоги за торговлю своим телом. Зачем добру пропадать? С тех пор древнейшая профессия стала легальной на радость сильному полу, но, увы, лишилась священного ореола. Вот автору и захотелось восстановить «священность» древнейшей профессии, что он и попытался сделать, ссылаясь на Евангелие от Луки, дескать, «прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много». Хотя сама Мария в своей работе твердо придерживалась главной заповеди – ни в коем случае не влюбляться в клиента.

– А. О. Смирнова-Россет «Записки». М., Захаров, 2003. –

Даже при самом свирепом тиране всегда есть женщина, смягчающая удар. Александра Осиповна Смирнова-Россет кого только ни спасала от гнева царского. Через императрицу она много раз добивалась для Пушкина, а позднее для Лермонтова то замены тюрьмы на высылку, то замены высылки в Сибирь на ссылку в родовое имение. А уж Гоголю каких только благ через нее не перепало. И императора на премьеру «Ревизора» привела, и разрешение на постановку сквозь все цензурные рогатки добилась, и пенсию полную выхлопотала, чтобы писатель мог спокойно жить в Риме и в Россию не возвращаться. Но он почему-то вернулся, и ничего хорошего из этого не получилось. Умная и очаровательная Смирнова-Россет пленяла Пушкина, да и в преклонные годы притягивала к себе Гоголя. Тот чуть даже не преодолел свою природную боязнь женщин. Но что-то не сработало, и отношения остались чисто платоническими. Пушкин интересовал фрейлину не только как поэт. Она явно благоговела перед его умом и записывала чуть ли ни каждое слово гения. А слов у гения, как и у любого смертного, было очень много. И вот что интересно, в светских разговорах Пушкин намного больше европеец, чем в своих стихах и статьях. Он категорический противник крепостного права, пылкий сторонник парламентаризма, убежденный защитник свободы слова и всех мыслимых и немыслимых свобод. Понимала ли это умная фрейлина? Скорее да, чем нет. Она была достаточно корректна, чтобы не комментировать высказывания поэта. Свою задачу и роль в истории она понимала лучше многих и была не только добрым ангелом-хранителем их высказываний, которые бережно сохранила для потомков. Перед нами цельная натура, которая все делала с легкостью и естественностью без мускульных усилий и капелек пота. Или она такой хотела предстать перед нами в своих записках?

– Элина Быстрицкая «Встреча под звездой надежды». М., Вагриус, 2003. –

Одна из самых красивых актрис нашего театра и кино в юности меньше всего думала о своей внешности. Поэтому когда началась война, отправилась устраиваться на работу в госпиталь. И хотя тринадцатилетней Элине поручили разносить раненым почту и писать письма под их диктовку, пришлось, конечно, делать всю черную работу, в том числе и таскать тяжелые носилки. Война лишила ее возможности иметь детей, но закалила дух и научила думать, так что даже в самые сложные минуты жизни она не терялась. По ней круто прошлась еще и война с «космополитами безродными». Девушка училась в Киеве в театральном институте, когда по пустяковому поводу собралось комсомольское собрание, чтобы бороться с сионизмом. Волна антисемитской истерии прокатилась по вузам. Быстрицкая ничего не понимала, ведь на фронте ее любили раненые, хорошо относился медперсонал, и никому не было дела до того, как звучит ее фамилия. А тут она воочию увидела, как нормальные люди теряют здравый смысл. Напрасно кто-то из однокурсников пытался вступиться. Беснование шло до трех часов ночи, и в результате было принято решение – исключить из комсомола. За этим автоматически следовало исключение из института. В райкоме от нее потребовали вернуть комсомольский билет. «Нет! – ответила Элина. – Билет я получила на фронте. Можете посмотреть издалека». Посмотрели. Она отделалась строгим выговором только потому, что ее главный обвинитель не заплатил вовремя членские взносы. Комсомольский билет действительно был тогда для нее ценностью, но в отличие от многих людей своего поколения актриса не ссылается на какие-то высокие идеалы, а честно признает: мы были такими, потому что просто не знали другой жизни.


САМООБМАНЩИКИ

Есть ли разница между ложью, обманом и враньем? Конечно. Ложь – это что-то основательное, масштабное, на государственном уровне. Скажем, обещают коммунизм через 20 лет или говорят, что снизятся цены, как только отменят НДС. Типичный обман – финансовые пирамиды, где все участники в конечном итоге соучастники. Ну, а вранье – это по мелочам, то, во что никто не верит, но все с удовольствием пересказывают друг другу. В давние времена обманщик мог нарваться на возмущенное: «Вы, сударь, бессовестный лжец!», – а потом перчатка в физиономию и пожалуйте к барьеру. Теперь предпочитают судиться. Оно и правильно. Зачем подвергать свою жизнь опасности? Мало того, что обманули, так еще и убить могут. И все же любой обман, и мелкий, и крупный, держится на том, что люди хотят быть обманутыми и самообманываются с пионерской готовностью.

– Эмманюэль Каррер «Изверг». М., FreeFly, 2003. –

«Единожды солгавши, кто тебе поверит», – очень древняя, но весьма сомнительная истина. Разве что, если только единожды. Но если постоянно, то верят и еще как. Да и сам обманщик надеется, что рано или поздно все как-то образуется, и его выдумки чудесным образом окажутся правдой. А началось все с подруги, которая не оценила любовного порыва скучного поклонника. Вот и пришлось недоучившемуся студенту-медику бить на жалость. Его медицинских познаний хватило как раз на то, чтобы приписать себе опасную, но не всегда смертельную болезнь с непредсказуемым течением. Фокус удался. Любимая девушка поверила и стала женой обманщика. А его жизнь превратилась в нагромождение постоянной лжи вперемежку со страхом. Он как бы окончил институт, вроде бы работал в крупной международной организации – каждый день отправлялся «на работу», иногда будто уезжал в командировки. А деньги на жизнь ему давали доверчивые родственники – под обещание выгодно поместить сбережения в банке. Словом, трудился человек во имя любви, не покладая рук. Удивительно, сколько сил, ума, изобретательности, терпения требовалось ему, чтобы в течение многих лет прилично содержать семью, не зарабатывая ни копейки. Эту бы энергию да в мирных целях! Но нет, энергия лжи ни на что другое не годится. Ее нельзя ни к чему применить. Это все равно что больными с повышенной температурой обогревать больничную палату. Ложь – это тоже болезнь. А когда нависло неминуемое разоблачение, примерный семьянин прикончил и маму с папой, и жену с детьми. Причем, исключительно из любви. Не мог же он допустить, чтобы тень его позора пала на самых близких. И даже хотел как бы покончить с собой, но, конечно, остался жив. Автора книги (в основе лежат реальные события) больше всего поразило, что герой этой истории в многочисленных беседах и письмах из тюрьмы ни разу не обмолвился о жертвах, но при этом охотно распространялся о своих страданиях. А вообще-то, если муж говорит, что у него секретная работа и звонить ему на службу ни в коем случае нельзя, то жене надо бы хорошенько призадуматься.

– Петер Ватердринкер «Кольцо Либмана». М., Лимбус Пресс, 2003. –

Хотим мы того или нет, но благодаря русским писателям Москва навсегда останется домом Наташи Ростовой, а Петербург – городом Раскольникова. Особенно для иностранцев. Для них здесь все насквозь достоевское. Из темноты любой подворотни поблескивает топорик Родиона Романовича, в струях дождя булькают слезливые речи Сони Мармеладовой, а шуме ветра слышна разгульная интонация Настасьи Филипповны. Кому какое дело, что здесь жили и творили Пушкин или Гоголь. Про Пушкина турист Либман из романа нидерландца Ватердринкера, вообще не слыхал. Памятник кудрявому поэту он считал памятником молодому Ленину и очень жалел вождя. Вот, мол, был такой симпатичный, кудрявый, а потом взял да и облысел. Возле этого Пушкина-Ленина иностранный гость, посетивший северную столицу в период дефолта, постоянно сиживал с бутылкой на лавочке. И хотя Ватердринкер переводится, как «водопьющий», его герой поглощает исключительно русскую водку, причем в непомерных количествах. Попал он сюда через агентство, которое сводит иностранцев с местными девушками, и сразу же был ограблен Сонечкой с романтической фамилией Туманова. Но спецслужбы, конечно, не дремлют и вешают на него крупную кражу икон из Казанского собора. «Не будьте идиотом», – советуют они, призывая расколоться и честно назвать адреса и явки. Бедолага в конце концов соглашается сотрудничать, выдумывает связного по имени Абрам Абрамович, рассуждая: «Что поделаешь, если весь мир желает быть обманутым». Ведь он и в правду не идиот, просто сбежал от самого себя из сумасшедшего дома и запутался в «петербургских сновидениях». Хотя это всего лишь название агентства, но за страшными сновидениями стоит такая же кошмарная реальность. Это и есть кольцо Либмана, из которого он тщетно пытается вырваться, обманывая самого себя.

– Вера Галактионова «Крылатый дом». М., Андреевский флаг, 2003. –

Знаете ли вы, как отучить мужа бить жену? Да очень просто. Когда в баню пойдет, дайте ему с собой мыло, которым покойника обмывали. И все. Замахиваться, конечно, будет, а вот ударить не сможет. Эта вовсе не колдовская, а вполне житейская мудрость хорошо известна жителям «острова Буяна» – сибирского села, где обитают герои Галактионовой. Такое заповедное место, куда автобус раз в неделю ходит и то, если погода хорошая. Зато там церкви даже в самые лютые времена не рушили. Местный марксист дед Егорша своим умом дошел, что «Капитал» это и есть «Голубиная книга», что с неба упала. Поэтому пионеры прямо в красных галстуках молиться ходили. Один так истово к иконам прикладывался, что в экстазе не заметил, как поцеловал план пожарной эвакуации, что висел в рамочке у двери. Здесь телевизор смотрят сквозь стакан водки или мутной браги и видят на экране «красноротых» мужиков, которые народной крови насосались. А в Москве, говорят, живут теперь одни мексиканцы, и правит всеми «заграница». Но и в снежной глуши нет уже истинного покоя. Городское начальство приказало ларек поставить – хотят заставить жителей «резину жевать». Местный юродивый Митя очень обиделся и даже заплакал. Поговаривают буянцы, что вот-вот соберутся мужики в отряд, да встанут богатырским заслоном против всякой нечисти. И порой даже кажется, что они и сами верят во все свои заморочки.


БЛАЖЕННЫ МИФОТВОРЦЫ

К известным заповедям блаженства, ну, насчет нищих духом, которых ждут – не дождутся в царствие небесном, и миротворцев, которых назовут сынами Божьими, явно напрашивается еще одна: блаженны мифотворцы, ибо им принадлежит царство земное. Миф во все времена был убедительнее науки и достовернее истории. Мифом может быть все: от идеологии до стирального порошка. Главное хорошо раскрутить его, качественно озвучить, и все эти «нищие духом», пойдут за вами, как крысы за гаммельнским флейтистом. А они, сосчитали социологи, составляют почти треть от всего населения.

– Чак Паланик «Колыбельная». М., АСТ, Транзиткнига, 2003. –

В древности существовал миф, что любая мысль – это приказ свыше, который посылают боги. А богов надо слушаться, какая бы чушь не приходила в голову. Теперь «свыше» вместо мысли звучит реклама, скажем, чипсов, но люди кидаются их покупать с такой готовностью, словно по-прежнему исполняют волю богов. Только нынче, замечает автор, это называется свободой воли. Ну, как бы все по собственному желанию. Но если и сейчас, в цивилизованном мире слово обладает такими возможностями, то вполне реально, что древние заклинания воздействовали с не меньшей силой. А что вы стали бы делать, если бы вам в руки попала ведьмина книжечка, куда записывались заклинания на все случаи жизни? Ну, типа, приворожить, убить или оживить, предметы мысленно двигать, на метле летать. Впрочем, что касается последнего, то мы давно знаем: никуда ведьмы не летали. Просто мази, которыми они натирались, содержали наркотические вещества. А вот если похудеть или помолодеть… Ведь есть же на свете слова, от которых, как писал Маяковский, «срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек». Герой книги Паланика неожиданно получил такую возможность. И вот тут возникла проблема выбора. Что делать, если сосед справа врубает музыку на полную катушку, соседи слева ругаются ближе к ночи, а про то, что наверху делается, и говорить не хочется. Сначала все получилось нечаянно. Ведь когда в сердцах говорят: «Чтоб ты провалился», – никто не думает, что так случится на самом деле. А тут раз: мертвые с косами стоят – и тишина. Потом, конечно, муки совести. Однако подруга по несчастью, которая на собственном опыте убедилась в силе заклинания, по этому поводу не комплексует и пользуется древними заморочками очень успешно. Очищает, так сказать, мир от нечисти. Да и вообще, на свете, оказывается, есть масса добрых людей, желающих своей волей навести порядок в вашей жизни. Поистине миф о порядке бессмертен. «Представь себе, что Иисус гоняется за тобой, пытаясь поймать тебя и спасти твою душу. Что он не просто добрый и терпеливый Бог, а сварливая и агрессивная ищейка». Прав автор – страшнее не бывает.

– «Мемуары великой княгини Ольги Александровны». М., Захаров, 2003. –

Принцесса – это что-то из сказки, чистый миф, хотя на самом деле принцесс на свете довольно много. Далеко не все они прекрасны, но почему-то все, как правило, несчастны. Четыре наших последних принцессы, дочери Николая II, погибли в екатеринбургском подвале. Миф об искренней любви русского народа к царю стоил жизни и многим другим членам царской семьи. Но великой княгине Ольге, младшей сестра самодержца, все-таки удалось выжить. Хотя на пути к счастью пришлось и в деревне жить, и босиком ходить, и огород полоть, и рожать безо всяких докторов. В юности она больше всего боялась, что на родине ей не хватит женихов из Романовых, и придется выйти замуж за границу. Видимо, поэтому и согласилась на брак с принцем Ольденбургским, которого интересовали карты, а отнюдь не женщины. Кроме того, он ненавидел все, что любила Ольга: музыку, живопись, домашних животных. Первую брачную ночь невеста провела одна, в слезах, а жених – в клубе за карточным столом. Мужем и женой они так и не стали, что не помешало принцу профинтить миллион золотых рублей, доставшихся Ольге в наследство от брата Георгия. Вскоре после свадьбы у великой княгини началась тяжелая депрессия – меланхолия, как тогда говорили. Стали выпадать волосы, и пришлось надеть парик. На одном из приемов, во время танца парик слетел с головы и упал посреди зала. Больше она танцевать не решалась. Но через два года вернулась к жизни – влюбилась в молодого офицера Куликовского и попросила мужа о разводе. В результате переговоров офицер стал адъютантом принца и поселился в доме супругов. До конца жизни Ольга наивно полагала, что никто не знал об их отношениях. Впрочем, такие союзы в те времена не были редкостью. Только через 15 лет постылый брак был расторгнут, и влюбленные соединились. Так она перестала быть Романовой, что в результате и спасло ей жизнь.

– «Июль». Альманах. М., Музей Zverevskiy. 2003. –

Если бы существовал приз за самую оригинальную книгу, его следовало бы отдать этому альманаху. Летом поэтесса Света Литвак обратилась к своим коллегам с просьбой прислать в Зверевский центр тексты, написанные в июле. В результате только что вышло в свет неожиданное творение, в целом талантливое, а главное – совершенно неповторимое. В послесловие под заголовком «Изречения» Д.А.Пригов пишет, пародируя некую наукообразность: «Под талантом, как правило, понимают, принято понимать некую природную удачливость в данном роде деятельности». Дальше Пригов так или иначе опровергает этот постулат, утверждая, что талант – это еще и сумма других «талантов». Слово не случайно взято в кавычки. Тут любимая мысль столпа концептуализма, что главное не талант, а талантливо раскрученная концепция, то есть миф. Киевский поэт Александр Чернов – автор строк, ставших пословицей: «Я всех людей люблю, ради них кого хочешь убью», – и на этот раз удивил сюрреальным и в то же время вполне июльским лубком: «Как губят петуха, / от крика просыпаясь, / хозяин впопыхах / зарезал попугая». Это, ясное дело, не о петухе и не о попугае, а о поэзии. А сама Света Литвак открывает свою июльскую подборку примечательным хокку: «Дуры, / начитавшиеся литературы». В другом стихе опять же знаковое: «Спешу навстречу палачу / сама и плачу, и кричу». И это опять о поэзии и о вечных дрязгах и разборках вокруг нее, недостойных истинных поэтов. Перефразируя Пастернака, можно сказать, что талант – единственная новость, которая всегда не новость. Не новость она и сейчас. И все же московский июль оказался весьма плодоносен. Если от одного месяца в поэзии остается хотя бы одна строка, то и это отлично. А 12 талантливых строк в год – это уже новая «Илиада».


БЫТЬ. КЕМ?

Первый раз проблему быть или не быть решает за нас природа. Раз родился, то и живешь. Если же не родился, то и вообще никаких проблем. А вот кем быть, каждый выбирает сам. Потом, если что не так, ссылаются, конечно, на скверные обстоятельства, на непонятливых родителей, на жестокое общество. Но герои наших сегодняшних книг выбор сделали сами и отказываться от него не собираются. Одна решила быть японкой, другой – антиглобалистом, а третья – просто самой собой в соответствии с утверждением Адорно, что у каждого из нас есть неотъемлемое право отличаться от других и не бояться этого.

–– Амели Нотомб «Метафизика труб. Косметика врага». М., Наталья Попова, Кстати. 2003.–

Все повести и рассказы о детстве пишутся взрослыми людьми, поэтому не стоит воспринимать их буквально. Это образ детства, каким хочется его видеть выросшему дитяти. Родители Амели Нотомб были бельгийцами, но родилась она в Японии, где работал отец. Девочке крупно повезло. В Европе маленький ребенок – объект воспитания и всяческих педагогических экспериментов, а в этой стране дитя до пяти лет – японский бог. Ему можно все, его нельзя наказывать, его можно только обожать. Став взрослой, Амели навсегда сохранила это восхитительное ощущение, когда мир творится и создается твоей волей, вместе с тобой переживая боль и радость. Иначе ты просто труба: с одного конца входит пища, а с другого выходят продукты распада. Мир, со своей стороны, тоже изучает, испытывает, искушает тебя. Добро и зло – это две няньки. Одна – воплощенная любовь, другая – сплошная ненависть. Заблуждаются те, кто думает, что ребенок не знает, что такое смерть. На самом деле, утверждает Нотомб, он знает это лучше старших, ведь он совсем недавно из небытия. Потому, узнав, что скоро придется уехать из Японии, она в три года сознательно пыталась утопиться, чтобы навсегда остаться японкой. Во всяком случае, писательница сказала это в одном из интервью. Так или не так было дело, но, не дождавшись помощи от злой няньки, поняла, что так и должно быть – нет ничего хуже, чем быть чем-то обязанным злу. Но проблема в том, что зло всегда на подхвате, а добро имеет слабость запаздывать. Ответа от Бога, как правило, приходится ждать довольно долго, зато дьявол готов ответить в любой момент на любой вопрос. Но таковы уж законы косметики, и всякая тушь-помада не имеет к этому никакого отношения. На самом деле, косметика – это от слова «космос», наука о том, как устроен мир, система нравственных законов, которые определяют порядок вещей. Вот такие экзистенциальные сказки о жизни и смерти. Если вы уже начитались романов-притч Пауло Коэльо, считайте, что окончили первый класс. И переходите во второй – беритесь за Амели Натомб.

– Алексей Цветков «Суперприсутсвие. Краткий курс антиглобализма». М., Ультра.Культура, 2003.–

Первым антиглобалистом был Карл Маркс. Он раньше всех понял опасность глобализма и вовсю начал бороться с мировым капиталом, когда тот еще толком и развернуться не успел. Предприниматель Энгельс, предчувствуя большие неприятности, предпочел держать ретивого друга при себе и содержать за свой счет, чтобы тот занимался теорией, а не практикой. Так что Маркс оказался еще и первым экономическим рэкетиром. Это уж потом всякие революционеры стали доить фабрикантов вроде Саввы Морозова, обещая не бунтовать рабочих. Так что телом наш учитель пребывал в кабинете и сочинял свой «Капитал», а призрак его бродил по Европе. И до сих пор бродит, хотя это брожение уже несколько противоречит духу антиглобализма, в частности антиглобалистской кулинарии. И такая имеется. Автор, например, старается употреблять в пищу поменьше «продуктов брожения», поскольку они «традиционно порабощают сознание». Стихийными антиглобалистами и большими специалистами по части продуктов были американские кинорежиссеры братья Маркс (Карлу не родственники). Это именно в их в фильмах, тогда еще черно-белых, начали кидаться тортами, что в последствии стало голливудским штампом. В советские времена, когда каждый продукт добывался с бою, в кинозалах царило скорбное молчание или бурное негодование. Теперь эти буржуазные изыски взяты на вооружение «солдатами кремовой войны», мол, символом буржуазности в морду буржую. А вот наши все еще по старинке: в Михалкова яйцами, в Зюганова гнилыми помидорами. Впрочем, все Марксы – дело прошлое. Теперь главный антиглобалист – Маркос. Не автор «Ста лет одиночества», а индейский «тата», то есть «батько», «полевой командир», мексиканский команданте в черной маске. А там, где маски, там и маскарад, и карнавал, и клоуны, как и вся антиглобалистская тусовка. И хотя автор этого основательного исследования периодически впадает в пафос, чувство юмора его всегда спасает.

– Ингрид Нолль «Прохладой дышит вечер. Натюрморт на ночном столике». М., Слово/Slovo, 2003. –

Не пугайтесь, это не дамский роман. Хотя и сегодня дама, цитирующая Адорно, автоматически проходит по разряду «эмансипе». Навязчивое желание быть женщиной, а не телкой вызывало и по-прежнему вызывает раздражение в мужском мире. Нолль – одна из самых популярных немецких писательниц. Ее охотно экранизируют и награждают всевозможными премиями. Ее романы действительно больше похожи на сценарии. Кто-то вышел, кто-то вошел, «ввалилась» или «вывалилась» чья-то компания. Все-таки главное в ее творчестве – обида на мужчин. «– Пошли в постель, Шарлота, – и он начал разматывать на ногах какие-то серые тряпки». Вообще трудно понять, выиграли или проиграли женщины от сексуальной революции. Судя по прозе Ингрид Нолль, все-таки проиграли. Но и мужчинам теперь не сладко. Выяснилось, что романтика – это не столько для прекрасных дам, сколько для самих рыцарей, которые этих дам придумали. И вообще никакие революции не в состоянии изменить человеческую природу. Она, природа, требует, чтобы любили, и не в общей массе, в целом, а совершенно конкретного человека. Грандиозный проект Христа, попытавшегося заменить конкретную любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине любовью к некоему ближнему, успехом не увенчался. А потому писатели с завидным упорством решают нерешаемые проблемы типа: «С каких пор у меня аллергия на объятия мужа?» Но и тут, кто бы чего ни открыл, все равно первым остается Лев Толстой со своей Карениной.


КЛАССНЫЕ КЛАССИКИ

Флоренский, Достоевский, Паустовский – так уж раскрутилась книжно-издательная и библиотечно-полочная рулетка, что именно на них остановилось внимание. Все разные, все по-своему странные и все до сих пор вызывают споры.

– Павел Флоренский «Философия культа». М., Мысль, 2004. –

Лететь на Марс или читать Флоренского – это примерно одно и то же. «Что было бы, если бы в Чашу опустить частицу солнца? Но там То, перед чем солнце – мрак, и… Чаша невредима Не кажется ли мгновениями, что священник держит в руке грозовую тучу». Как пропустить такое высказывание? Гениальность чистейшей пробы, ее невозможно имитировать. И так сплошняком – и в дневниках, и в письмах. Этому мыслителю свойственно все объединять в единое целое. Движение по спирали вокруг храма – по ходу часовой стрелки и против, Флоренский сравнивает с витками раковины от центра к центру. Его утверждение, что каждое, любое слово является Богом, не укладывается в сознание человека, живущего в эпоху массовой информации, когда слова запросто продаются и покупаются. И все-таки Флоренский, скорее всего, прав. Ведь согласно новейшим физическим теориям вселенная состоит не из энергии и материи, а из информации. Для Флоренского вся эта информация воплощена в человеке. Семь церковных таинств он напрямую связывает с функциями человеческого тела. Причастие – питание, крещение – очищение выделением. Как это? Ведь крещение – нечто высокое, а выделение – ниже некуда. Но таков стиль и образ мысли этого неутомимого исследователя. Его читаешь не для того, чтобы с ним соглашаться, а чтобы вместе с автором оказаться в неведомом мире. Он один из очень немногих, кто предлагает альтернативу социальной гонке с препятствиями и бытовой повседневной скуке. Задача, которую он поставил – превратить быт в литургию, то есть поднять его и возвысить – невыполнима. Это не удалось никаким церквям. Наверное, богословы и священники не учитывают одной элементарной вещи: у одних людей религиозный инстинкт есть, а у других нет. Каждый, кто умеет играть на фортепьяно, думает, что этому можно обучить любого. Ничего подобно. Если пальцы не берут гамму, садиться за инструмент просто бессмысленно. Да и вообще надо признать, что существует не только мысль, но и мысль религиозная – сама по себе.

– Соммерсет Моэм «Записные книжки». М., Захаров, 2003. –

Брюзгливый господин на обложке очень похож на свои тексты. В отличие от Флоренского он принимает мир таким, кокой он есть. Или таким, каким его видят многие. Его впечатления и мысли о России напоминают отчет разведчика. Сухие факты поверх оценок. Однако и этот скептик промахнулся. Всерьез поверил, что после революции официанты всех ресторанов включились в борьбу за отказ от чаевых. Странно, что «душевед» Моэм принял эту фразеологию за чистую монету и умилился. Может, просто был потрясен, что с него демонстративно впервые в жизни не взяли чаевые. Такую же слюнку пустил, читая Достоевского. «Литература никогда не дарила миру образа более обаятельного, чем Алеша Карамазов». Просто европейцы поверили в экзотику русской кротости, оказавшейся на поверку чистейшим мифом. Русские писатели – великие мифотворцы – заставили весь мир поверить в свою мечту. «Алеша хорош и телом, и душой. Он весел, как ангелы, не знающие земной юдоли». Однако когда автор бросается в полемику с культом страдания, это совсем другое дело. «Не помню случая, чтобы страдание сделало человека лучше. Страдание сужает кругозор. Сосредотачиваясь на себе, человек становится раздражительным и сварливым». Отсюда два шага до извечных добродетелей – смирения и терпения. От них Соммерсет Моэм не оставляет камня на камне. И уж совсем не приемлет русский мазохизм. «Захер Мазох настоял, чтобы жена его уехала путешествовать с любовником, а сам, переодевшись лакеем, прислуживал им, терзаясь». Таких типажей Моэм находит у Достоевского, Тургенева и Толстого. Герои русской литературы жаждут, чтобы их попугали. С точки зрения англичанина получается, что в русской классике женщины прямо-таки попирают мужчин. Занятное наблюдение о нашем юморе: «Если русский смеется, он смеется над людьми, а не вместе с ними». И, наконец, совсем убийственное замечание: «Не припомню русского романа, в котором хоть один из персонажей посетил бы картинную галерею». Занятно посмотреть на себя со стороны! «Откровение, которое русский преподнесли миру, не отличается большой сложностью: тайну вселенной они видят в любви». И на том спасибо. Любви противостоит своеволие – удел отрицательных или заблудших персонажей. Но все же русские классики всегда не давали Моэму покоя. «У Достоевского лицо, опустошенное страстями. Внешность у него еще более пугающая, чем его произведения». Спорить с впечатлениями не приходится. Моэм полагал, что в будущем победит Тургенев. Это пророчество сбылось с точностью до наоборот. Ошибся английский классик – Достоевский всех победил.

– «Мир Паустовского. Избранные страницы». М., Мир Паустовского; Нижний Новгород. Деком, 2003. –

Зато как бы отдохнул взгляд Моэма на лице Паустовского. После Достоевского это просто майский день, именины сердца. Паустовского стараются забыть и пока действительно забыли. Но скоро все равно вспомнят и причислят к классикам, как причислили Бунина. Паустовский, как и Бунин, – воинствующий ретрист и консерватор. Он пытался вписаться в ХХ век, но ему это как-то не удавалось. И тогда он в последний период жизни взял да и перестал вписываться куда-либо и создал замечательную «Повесть о жизни», которую можно читать всегда. Паустовский обладал абсолютным слухом в слове. «Ночь сжимает голову мягкими лапами и со звериным любопытством смотрит в глаза. Я рассказываю не вам, а ей». Эта фраза впервые публикуется вместе с рассказом «Пыль земли Фаристанской». Сам рассказ написан в 1919 году. А знаете, в чем смысл жизни? Когда-то в начале и в середине прошлого века над этим задумывались многие гимназисты и школьники. Вот ответ Паустовского: «В этом птичьем метании, когда не можешь понять жестокость свою и чужую – в этом простота и пленительность жизни». Мы так богаты великой литературой, что не дорожим никем и ничем. Этакая купеческая расточительность. Забыть Паустовского, зашвырнуть на Соловки Флоренского, загнать в подполье Достоевского, а потом лет через сто судорожно, всем миром восстанавливать и реставрировать все, что впопыхах разрушили и забросили.


ТЕЛА И ДУШИ – ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

Человек во все времена стремился найти и понять себя в мысли, в сексе, в вере. В советское время и то, и другое, и третье старательно изгонялось или бралось под контроль. Но эта «святая троица» никогда не покидала и не покинет литературу. Вот три книги, и в каждой из них попытка прорваться изнутри к новым горизонтам мысли, любви и религии.

– Генри Миллер «Нексус». М., АСТ, Транзиткнига, 2004. –

Кто утверждает, что интеллигентность и интеллигенция – исключительно русское, вернее, сугубо российское явление, пусть прочтет этот роман Миллера и убедится в своей правоте. Писатель и его герои решают нашу, родную, вековечную проблему – в чем смысл жизни? Разумеется, этот сугубо американский роман нашпигован русскими знаменитостями, как булка изюмом. Самая пряная изюминка – Достоевский. А тут еще Бердяев, заявивший, что после Достоевского человек стал другим. Этот русский философ вообще цитируется, как святое писание. Да разве после Достоевского становятся другими? Скорее после Ленина, Сталина, Гитлера. А если копнуть вглубь, то и после Нерона, и после Грозного. Человечество всегда «другое» и человек всегда «другой». Но для американского интеллигента большим потрясением стало открытие, что человечество – это ПРЕСТУПЛЕНИЕ (именно так, все буквы большие). Да кто, разве что совсем блаженный, не знает, что общество преступно? Все главные говорильщики только о том и талдычили – Руссо, Ницше, Маркс, Ганди, Фрейд… О России герои Миллера говорят часами, поскольку у каждого из них «в Пинске или в Минске» затерян еврейский предок. Так что узы (именно это означает «нексус» в переводе с латинского), связывающие нас, очень крепкие. Если хотите знать, какими нас видят американцы, прочтите этот обаятельный, безумный и очень нежный роман. «Представьте себе тамошнюю зиму и то, каково оказаться голодным, одиноким и отчаявшимся в лабиринте однообразных улиц с одинаковыми домами, в которых живут скучные люди со скучными мыслями. Однообразие, повенчанное с бесконечностью». Вот так мы, бедненькие, выглядим из-за океана, где тоже не весело: здесь «проповедуют евангельские заповеди, обряжают покойников, ухаживают за умалишенными – живут так, словно время остановилось». Возможно, из-за этого одна из героинь романа во время вечеринки требует, чтобы врач-гинеколог сделал ей полный осмотр прямо здесь, прямо при всех. Врачу что? Осмотрел и сделал заключение – внизу все в порядке. Стало быть, сносит крышу. Вот тут-то и проявился настоящий Миллер, который написал «Тропик Рака» и другие вещицы, до сих пор запрещенные в ряде американских штатов. Героиня хватает черную свечу и втыкает ее в себя, чтобы продемонстрировать всем свою здоровость. Страницы, где автор слушает Скрябина и Стравинского не столь убедительны, как эта дама. В «Нексусе» Миллер с тоской и болью прощался с мировой культурой, вернее, пытался распрощаться, как распрощался когда-то с Америкой. Но это всего лишь небольшой развод.

– Сергей Чилая «Донор». М., ОЛМА_ПРЕСС, 2004. –

Роман хирурга Чилая – это опять же попытка понять, что такое есть человек, но уже в 21-ом веке. В отличие от Миллера грузинский врач, выращивающий донорские сердца в пробирке, еще не пресытился женскими темами. Правда, его хирургический секс так же уныло однообразен, как операции. Он пьет все, что горит, и имеет все, что движется. Результат на лицо. Вернее, не на лицо, а совсем на другую часть тела. Предстательная железа, изнуренная алкоголем и сексом, сыграла с героем злую шутку: он постоянно мочится прямо в брюки. Характерный запах неожиданно отдалил престижного хирурга от престижного общества и сблизил с бродягами. Хирург-бродяга в дорогой иномарке остается секс-символом только доя «избранных» дам, которых не отпугивает, а наоборот притягивает мужчина «с душком». В общем, «херургический роман» (именно через «е»). Мысль героя откровенно обнажена вместе с заветной областью его тела. Мужчина, дескать, по природе своей донор. Он жертвует не только природным мужским даром, но и всеми частями своего тела. Секс как раздача себя всем, вернее, как пересадка себя во всех – вот сущность человека. Разумеется, не может быть и речи, чтобы какая-либо женщина отказала герою или хотя бы чуть призадумалась. Они все всегда страстно хотят Донора. А он, как пионер, всегда готов. Неслучайна сцена в начале романа: в пригороде Тбилиси осел занимается любовью с ослицей, и живородящая субстанция фонтанирует аж до третьего этажа. Явный намек на Апулея, создавшего первый античный секс-боевик «Золотой осел».

– Василий Родзянко «Теория распада вселенной и вера отцов». М., Паломникъ, 2003. –

После миллеро-чилаевских медицинско-хирургических страстей возникает естественное желание приглушить тему тела. Потому обратимся к творениям человека, чей голос несколько десятилетий, прорываясь сквозь советские глушилки, рассказывал нам совсем о других вещах – о Боге и тайнах человеческой души. Он сын того знаменитого Родзянко, который принимал отречение Николая II. Семья эмигрировала в Югославию, где будущий епископ получил образование, был настоятелем сельского прихода, секретарем Красного Креста, а во время войны участвовал в сербском сопротивлении. Этой книге предшествовал курс лекций, прочитанный в Московской Духовной академии. Лекции вызвали горячие споры сред творчески настроенных студентов. В свет книга вышла за три года до кончины автора. И стала подлинной сенсацией среди людей мыслящих. Не надо быть верующим, чтобы оценить блистательные пируэты мысли православного философа. В прежние века философии отводилась роль «служанки богословия». Сейчас же, полагает Родзянко, православная мысль должна обрести современный философский эквивалент – дать «новую одежду содержащемуся там духовному переживанию». Он полностью принял на вооружение теорию возникновения нашего мира в результате биг-бэнда – большого взрыва. Однако для него это было не только возникновение, а, прежде всего, катастрофа – отпадение Адама и Ева от рая. Взрыв – грехопадение. Получается, что наша вселенная – результат первородного теракта «шахидки», как назвали бы ее теперь, Евы. Поистине «отважный взлет смиренной мысли, проникшей в тайны бытия».


ПОДЛОСТИ БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ

Мы привыкли думать, что в книгах можно найти рецепт на любой случай. Будто политики, финансисты, модельеры, кулинары и прочие кудесники только и ждут случая раскрыть нам секрет своего успеха и поведать профессиональные тайны. Но это только кажется. Взять хотя бы кулинарию. Выходит множество изданий, тысячи томов, в них миллионы рецептов. Все высчитано до миллиграмма, подробно расписано, что, как и в какой последовательности взбивать, варить, смешивать. Но попробуйте приготовить в домашних условиях какой-нибудь изысканный, с виду простой десерт, и вы получите липкую массу неопределенного цвета, хотя строго следовали всем предписаниям. Просто в каждом рецепте есть одна хитрость – «маленькая подлость», которую ни один автор никому никогда не раскроет. Утаит самую малость, сущую ерунду, но без нее все усилия бесполезны.

– Кармен Посадас «Маленькие подлости». М., АСТ, Транзиткнига, 2004. –

Если бы кто-то сумел воспользоваться секретной записной книжкой повара-виртуоза, в которой тот решил раскрыть миру коллекцию своих хитростей, тот наверняка стал бы миллионером. Однако только искушенный специалист смог бы оценить по достоинству это уникальное собрание. А вообще, чего только люди не собирают. Кармен Посадас собрала на роковой вечеринке в загородном доме настоящую коллекцию коллекционеров. Фетишисты предметов, связанных с Диккенсом, фанаты греческих икон, искатели статуэток острова Пасхи, любители книг о привидениях, поклонники холодного оружия. Хотя в сферу интересов последних вряд ли входило это поистине самое холодное орудие преступления – большой кухонный холодильник, в котором случайно замерз хитрый, но неосторожный кулинар. Впрочем, как сказала мудрая гадалка, «случайность – это шутка богов над смертными». Да и без призраков тут явно не обошлось, вернее, без «скелетов в шкафах» – темных пятен в душах и биографиях людей, которые не позволяют им расслабиться и спокойно наслаждаться плодами неправедных трудов и тайных пороков. Остается единственное оправдание – сознание того, что в мире существуют большие подлости, затмевающие их собственные. Слабое утешение, но все же «лучше беспокойный сон, чем безмятежная бессонница». Достоевский назвал человека животным, ко всему привыкающим. Даже к кошмарам, уточняет Посадас. Никакого сочувствия к своим героям. Наоборот, она явно ловит кайф от того, что те постоянно беспокоятся, мучаются, боятся неизбежного шантажа. Автор, потирая руки, наблюдает, как прошлые ошибки непременно приводят к новым преступлениям. Ох, не любит Кармен этого коллекционера, в прошлом контрабандиста, этого гомосексуалиста, хотя и скрытого, и эту богатую даму, запавшую на собственного племянника. Но больше всего ее достала отвязанная девица-панк с пирсингом на всех местах, явная мазохистка, которая к тому же возомнила себя писательницей. Ведь именно она прикарманила секретный блокнотик повара – рассчитывала найти компромат на обитателей дома. Дело-то житейское. Ведь если не можешь придумать свой собственный сюжет, его нужно просто украсть.

– Сергей Алексеев «Скорбящая вдова (Молился Богу сатана)». М., ОЛМА-ПРЕСС, 2004. –

Помните, где охотники за привидениями из американского фильма впервые встречаются с призраком? В библиотеке. И ничего странного. Ведь там собраны не только знания многих веков, но и человеческие эмоции в сконцентрированном виде. До сих пор живо древнее поверье: если кто прочитает Библию от начала до конца, тот сойдет с ума. Наверное, такое случалось. В России существовало и до сих пор существует предание о библиотеке, которую привезла из Византии в Москву бабка Ивана Грозного – Софья Палеолог. И якобы в тех книгах-свитках содержались рецепты управления страной, все эти большие и маленькие византийские подлости. Если так, то и хорошо, что книжная коллекция исчезла. Нам и своих подлостей во все времена всегда хватало. Да они и сейчас хорошо известны: подглядывать, подслушивать, строчить доносы, устраивать провокации, всех со всеми стравливать, собирать компромат и никому не верить. Именно таковы в романе методы царя Алексея Михайловича по прозванию Тишайший. Этакий гибрид Сталина и Дзержинского. Говорит загадками, неслышно подкрадывается, хорошо знает потайные ходы в подвалы, где с помощью пыток добывают Истину, скрытую в утерянных свитках. Сначала на дыбе протопоп Аввакум, потом его ученица боярыня Морозова, а потом и те, кто их пытал. Поистине, «кто приближен к престолу, тот смертью своей не умрет». И все же, при всей трагичности сюжета, порой во время чтения возникает комический эффект. Дело в том, что роман написан ритмизованной прозой, и в наставлениях Аввакума как-то сама собой всплывает интонация Васисуалия Лоханкина: «Идешь ко сну – вериги не снимай, три рубища надень, измучай тело», «волчица старая и мерзкая притом!».

– Лидия Сычева «Вдвоем». М., Андреевский флаг, 2003. –

Женщины из рассказов Сычевой, вопреки названию книги, все больше одинокие. Зато они точно знают, что рецептов счастья в книжках нет. Ну, что могут поведать о земной любви монахи, которые удалялись в пустыню, чтобы молиться? Так что изучая текст сенсационной находки – древнего свитка, молодая переводчица не испытывает ни гордости, ни восторга, а думает исключительно о своем, типа «позвони мне, позвони». Другая, тоже ученая дама, занялась филологией, влюбившись в профессора-филолога. Даже диссертацию защитила сгоряча, а он, вот незадача, ни о чем так и не догадался. Хорошо еще, что простой студент из российской глубинки оказался достаточно чутким и понимающим – обратил внимание на преподавательницу по прозвищу Ворона. Но радости от такого поворота судьбы нет никакой, ведь все герои этой книги либо бросают своих возлюбленных, либо спиваются. Молоденькая учительница, обязанная отработать в деревне три года, иллюзий не питает, зарплаты не ждет и уже видит себя в будущем – местная баба, «налитая здоровым трудовым телом». И это тоже не радует. От унылых мыслей автор отвлекается редко – дежурные восторги по поводу жирного чернозема и родных просторов. Оживляется по-настоящему, когда варит борщ. И, правда, очень аппетитно: «Резаный тыквенный цвет, морковка – хрупкая, хрусткая; молодой лук – не лук, сирень! Кочан капусты, крепкий, как кулак хорошего мужика». Приятно, что в жизни, кроме больших подлостей, есть еще и маленькие радости.


ЕСЛИ БЫ НЕ…

Никакого «если бы не» на самом деле не существует. Или существует только в нашем воображении. Бесполезно после свершившегося гадать, что было бы, если бы не Дантес подстрелил Пушкина, а Пушкин Дантеса, если бы Наполеон не проиграл Ватерлоо, если бы Маяковский не застрелился. Но писатели всегда и во все времена верили в существование параллельных миров и создавали варианты событий, где история развивается совсем иначе.

– Фернандо Мариас «Волшебный свет». М., Махаон, 2004. –

Что бы ни говорили о нашей литературе ХХ века, а богаче ее не сыщешь. Вот Испания и сегодня переживает гибель Гарсиа Лорки, расстрелянного фашистским диктатором Франко. А у нас загубленных поэтов так много, что их никто и не считает. Гумилев, Мандельштам, Хармс, Введенский… А теперь представьте себе, что на самом деле Гумилева не расстреляли, Мандельштам не погиб в концлагере, а Хармс сбежал из тюрьмы. Но все потеряли бы память после всего, что с ними было, и доживали, никем не узнанные, в какой-нибудь зачуханой психушке тихого провинциального городка. Именно таков сюжет романа о посмертном существовании Лорки. На самом деле поэт не погиб, а, истекая кровью, дополз до дороги, где его подобрал случайный шофер, привез к себе домой, выходил и потом пристроил в лечебницу для душевнобольных. Спустя много лет, тот же человек, по воле автора спасший поэта, снова встречает своего подопечного, теперь бродягу, нищего оборванца, по-прежнему ничего о себе не помнящего. Снова пытается ему помочь и, вот трагическое совпадение, теряет его на том месте, где когда-то подобрал. И только когда начинаются торжества в честь национального кумира, герой романа узнает, с кем свела его судьба. Но к этому времени он сам превратился в бомжа, и никто, конечно, не верит его рассказу. Да он и сам замечает, что реальный Лорка – «волшебный свет», никому не нужен. Все просто хотят погреться в лучах чужой славы, отхватить свой кусок юбилейного пирога. Живой Лорка уже не Лорка. А нам ведь и сочинять ничего не надо. Сколько крупнейших русских поэтов доживали свой век в советском кошмаре в полной в безвестности. Кузмин, Каменский, Крученых, Зенкевич, Городецкий. И даже Пастернак до скандала с «Доктором Живаго» писал стихи про Ленина и Сталина и зарабатывал на жизнь переводами. Кузмина и Зенкевича можно было встретить в захудалом доме отдыха, но никто не помнил, что в начале века это были столпы акмеизма. Ахматова так и не дожила до своей настоящей славы. Всех близких арестовали или убили, а ей в удел достались лишь переводы корейских поэтов, славящих Ким Ир Сена. То, что для европейцев роман – для нас привычная повседневная жизнь. А классно было бы, если бы Мандельштам бежал из концлагеря и много-много лет скромно учительствовал в какой-нибудь забытой сибирской деревне. Или Хармс избежал бы расстрела, переправился через Финский залив и стал фермером. А Гумилев под другим именем перебрался бы к Деникину, а потом оказался где-нибудь в тибетском монастыре. Да куда там! Сталин не Франко, мимо него, как сказал Булгаков, «не проскочишь».

– Сергей Лукьяненко «Ночной дозор». М., Ермак, 2004. –

Сомнительное утверждение Мефистофеля насчет того, что если бы не было зла, то кто бы узнал, что такое добро, не дает покоя писателям. Но прежде появление в столице дьявола изображалось как большая беда или сезонное нашествие зла, скажем, в «Искусителе» Загоскина или в «Мастере и Маргарите» Булгакова». Теперь это просто норма жизни.. В романе Лукьяненко действуют Иные – две группировки, которые борются между собой. Возглавляют их демон Завулон и маг Гесер. Да ведь и вся история булгаковского Мастера – только случай в поединке двух «мафиози» – Сталина и Сатаны. Нынче Светлые и Темные обитают в благопристойных офисах. У Светлых дела получше. Они готовы были бы и в Кремль перебраться, если бы прошлое не наложило «слишком сильные следы» на Красную площадь. И в смысле улучшения «никаких предпосылок не видно» Впрочем, наши «защитники» в этом сами и виноваты. Октябрьский переворот, оказывается, устроили Светлые. А «во время революции и гражданской войны в полном составе прибились к ЧК». Теперь понятно, почему чекисты считают себя избранными, этакими бессмертными Горцами. Нынче «плохие» надзирают днем, а «хорошие», видимо, вдохновившись картиной Рембрандта, выходят в «ночной дозор». Борьба между дневным и ночным дозорами не прекращается ни днем, ни ночью, хотя между ними заключено соглашение. Скажем, вампирам выдается лицензия на кровопитие. Не виноват же человек, что родился кровососом. Вот и у героя романа соседи вампиры, а он с ними дружит, даже иногда бутылочку донорской крови подбросит. Дескать, кровь пей, а дело разумей. В общем-то, дьявол всегда работает по правилам социума той страны, где происходит действие.

– Ширли Басби «Вечные влюбленные». М., АСТ, 2003. –

Если бы ваша прабабушка не вышла замуж за вашего прадедушку, то вы бы наверняка не родились. А уж какие события этому предшествовали, это вряд ли кто знает. Во всяком случае, леди Тесс и сэр Николас не только никогда бы не появились на свет, но и вряд ли оказались бы в одной постели, если бы не злобный прадед. А все события в романе завертелись благодаря другому отъявленному злодею, покушавшемуся на рыжеволосую наследницу огромного состояния. Пришлось девушке в грозовую ночь бежать из поместья в буквальном смысле сломя голову – разбойник стукнул ее по голове и начисто отшиб память. Не зная ни своего имени, ни происхождения, ни социального положения бедняжка забрела в придорожную гостиницу, где как раз ожидали девицу «для особых услуг». К счастью, Тесс трудоустроилась весьма удачно – первой же клиент влюбился в нее до беспамятства и увез к себе, как и положено у лордов, в охотничий домик. Ну, а там, конечно, все прояснилось и разрешилось к общему удовольствию: «Он тихо одобрительно урчал, когда их тела все плотнее соприкасались друг с другом, и она все глубже вовлекалась в паутину страсти, сотканную им». А если бы ни эта скоропалительная любовь, не распуталась бы и другая паутина – преступная сеть, сплетенная контрабандистами и шпионами, которые безнаказанно орудовали в окрестностях замка.


ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДОЕДОВ

Во все времена завоевателей, тиранов, диктаторов принято было сравнивать с гордыми и сильными птицами. Чингисхана, например, величали серым ястребом. Правда, его портретов не сохранилось. «На дубу высоком да на том просторе два сокола ясных вели разговоры» – это уже про Ленина и Сталина. Но тут уже не обманешь: ни тот, ни другой ничем не походили ни на сокола, ни на орла. Гитлер построил себе «орлиное гнездо» в горах, намекая гражданам, что ему сверху видно все. На самом деле прав Горький: «Рожденный ползать летать не может».

– Елена Съянова «Гнездо орла». М., ОЛМА-ПРЕСС, 2004.–

В мире написано достаточное много романов о Гитлере и его окружении. Мы же до сих пор довольствовались документальными произведениями на эту тему. Теперь и у нас Гитлер стал героем романа. И как положено роману, он о личной жизни. Дескать, у Гитлера, Геринга и Гесса эта самая личная жизнь была. Хотя разглядеть личную жизнь в фашисте невозможно, ведь фашизм, коммунизм и другие тоталитарные системы построены на полном устранении всего личного во имя общественного. Елена Съянова использует обильный материал дневников, воспоминаний и подслушек, чтобы увидеть фашизм в быту. Но что можно узнать из этих материалов, кроме того, что Гитлер, как и Ленин, любил смеяться и чертыхаться. Эти «сверхчеловеки» губили по нескольку тысяч жизней в день, а то и в час, но в личном быту об этом не принято было говорить. Пытались ли женщины как-то противостоять преступлению? Пытались. Но вся философия фашизма пронизана полным отрицанием роли женщины в обществе и истории. Поэтому дамы, согласившиеся делить свое ложе с Герингом или Гитлером, заранее опускали себя до положения комнатных собачек. Гиммлер хладнокровно убил свою жену и детей, хотя им смерть не грозила. Ева Браун в последний момент зарегистрировала брак с Гитлером и погибла так же, как его любимая собака. Гитлер любил отрубать головы своим сослуживцам. Для этого была отреставрирована и отлажена постоянно действующая гильотина. У Сталина не было таких изысков, но он искренне потешался в кругу соратников над письмами Зиновьева и Бухарина из застенков Лубянки. Гитлер предпочитал такие вещи с соратниками не обсуждать. В его окружении делали вид, что нет ни Освенцима, ни Дахау. Убожество и скука быта фашистских бонз полностью соответствует убожеству их внутреннего мира. Не было у них личной жизни, была только ее имитация. Гений и злодейство две вещи несовместные? Возможно. Зато ничтожество и злодейство очень даже совместимы.

– Александр Торопцев «1000 великих воинов». М., Астрель, АСТ, 2003. –

Всегда подозревала, что все эти великие полководцы и кровожадные воины в душе просто детишки, не наигравшиеся в войнушку. Чего стоит переписка Чингисхана с одним трудно выговариваемым полководцем. Чингисхан называет его не иначе как «испытанный боевой конь», а тот в ответ именует завоевателя «бездонный бурливый океан мой». На комплименты друг другу военные стервятники не скупятся: «Победный дракон, хитроумный богатырь, золотоносный сосуд, сандаловый лес, темно-серый ястреб, железный рычаг, великий поток, украшение рода человеческого, несравненный хан». Во как! Из «мудрых» наставлений свирепого Чингисхана больше всего умиляет: «Запрещается под страхом смерти начинать грабеж неприятеля, пока не последует на это разрешение высшего командования». Зато с «разрешения» каждый воин имеет право награбить столько, «сколько может унести». Трудно разделить восторг автора перед Тимуром, любившим возводить башни из черепов. Самая большая насчитывала 70 тысяч. Сталина и Гитлера он, конечно, не перекрыл, но тот еще был душегуб. И все-таки перед нами интересная книга. Кто, например, знает, что кольчугу изобрел царь Давид? А кто задумывался над тем, что рыцари появились лишь тогда, когда человек почувствовал себя личностью, а не частью общей боевой массы. Или вот крестоносцы. Их клеймят, как колонизаторов и грабителей, но разве не крестовые походы спасли большую часть христианской Европы от мусульманских завоеваний. Бесспорно, что христианство все же способствовало смягчению нравов. Чего стоит сказание об Олафе Святом, который после собственной смерти исцелял раны своих врагов, которые сам же и нанес им при жизни. Самые удачные страницы книги – это сравнение кровожадной «Ясы» Чингисхана с «Поучением» Мономаха. Ведь появились они в одно время. Но первое написано варваром, а второе просвещенным христианским князем. Не в этом ли причина поражения Киевской Руси и других цивилизованных государств? Против лома нет приема.

– Джон Апдайк «Гертруда и Клавдий». М., АСТ, 2003. –

Если представить себе, что Гамлет смирился с ситуацией, никого не убил и сам не погиб, то он вполне мог бы встать на точку зрения Апдайка. Пожилой принц, возможно, начал бы со временем оправдывать мамашу и дядюшку. Ведь они искренне и нежно любили друг друга. Ну, прямо, как Гитлер и Ева Браун. В результате получилось бы что-то вроде этого романа, лишний раз доказывающего непреложную истину, что Шекспир гений. В двух-трех репликах ему удалось передать то, что у Апдайка растянуто на десятки страниц. Легкая полемика с Шекспиром в том, что любовь все оправдывает, и не нам судить Гертруду и Клавдия. Оказывается, их брачное ложе подогревалось разогретыми кирпичами. Ах, как трогательно. Впрочем, все узурпаторы, захватчики власти очень любят подчеркивать свою «человечность» и все сваливать на других. Гамлет-то вон сколько людей укокошил!. Он вроде бунтаря-шестидесятника. Врывается из своего Виттенберга в мирок Эльсинора, где полная стабильность, и разрушает все, что без него с таким трудом наладили. Что-то не просто мещанское, а по-советски мещанское у когда-то бунтовавшего Апдайка. Апофеоз обывательской добродетели, вернее, обывательского порока. Пожалуй, только этим интересен роман. Он позволяет по-новому прочесть пьесу. Чувствуется, что Апдайк основательно устал. Возможно, как человек, он давно обрел гармонию и покой. Но никто не доказал, что покой и гармония способствуют расцвету таланта. Скорее наоборот. Можно роман превратить в пьесу, но превращать пьесу в роман – занятие неблагодарное. Получается явное разжижение мозга. А, может, именно это и решил доказать автор?


БОРЬБА ПОЛУШАРИЙ

Наш мозг, как и земной шар, состоит из двух полушарий. Наука утверждает, что правое заведует эмоциями, а левое логикой. Видимо, с землей то же самое. Россия явно расположена в правом. Вся наша история – слышные эмоции и никакой логики. Руководствуемся исключительно порывами и надеемся на авось. Правда, считается, что «правополушарники» лучше выживают в экстремальных ситуациях и сумеют приспособиться к чему хочешь. Зато «левополушарники» могут организовать и довести все что угодно до финала. На самом деле, в любом человеке есть и то, и другое, и всю жизнь идет в нас борьба двух полушарий. Потому что, как гласил эсеровский лозунг, «в борьбе обретешь ты право свое».

– Джулиан Барнс «Как все было». М., АСТ, Ермак, 2004. –

Если хочешь жить в браке, «как за каменной стеной», надо выходить замуж за левополушарника. Тут будет и стабильность, и спокойствие, и обеспеченность. Герой романа создал своей возлюбленной именно такую жизнь. Ему прежде с девушками не везло, а тут подфартило: художнице Джил понадобилось срочно разделаться с предыдущим романом. Иллюзий никаких она не питала, просто решила отвлечься. Но, приглашенная на ужин, случайно обнаружила на кухне записку, где распорядок вечера был определен до деталей: «6.00 – почистить картошку. 6.10 – раскатать тесто. 8.20 – поставить воду для горошка… 8.30 – придет Дж.!!» Джил так растрогали эти восклицательные знаки, что она тут же влюбилась. Ей и в голову не пришло, что она навсегда внесена в жизненный план вместе картошкой и горошком. Такова цена безмятежной жизни за каменной стеной. Но от «стены» в семейной жизни требуются еще и чувства, и маленькие радости, и все это отнюдь не по распорядку. Но тут всегда возникают сложности, а внезапные порывы не встречают восторга и понимания. И пока художница-реставратор прилежно работала в своей мастерской, очищая картины от вековых наслоений лака и краски, безалаберный, эмоционально отвязанный, но обаятельный друг семьи настойчиво и незаметно освобождал ее душу от опасений и прошлых разочарований, под которыми скрывалась спящая красавица – любовь. А что же обиженный левополушарник? По крайней мере, с женщинами у него проблем больше не возникает. Он научился покупать любовные радости за деньги, которые успешно зарабатывает. Вот только никак не может понять, как могут быть счастливы вместе неверная возлюбленная и вероломный друг – два таких безответственных человека. Да и не поймет никогда.

– Чарльз Буковски «Самая красивая женщина в городе». СПб., Азбука-классика, 2004. –

Этот американский писатель никого не пытался понять, а принимал людей такими, какие они есть, с бурями эмоций и неуправляемых желаний. Мог удивляться, восхищаться, опасаться, но объяснять – никогда. В начале 60-х его называли «героем подполья». Он не брал творческих командировок в мир своих героев – алкашей, драчунов, безработных и безумных люмпенов, а просто был одним из них. Но в отличие от «коллег» по беспробудному пьянству отлично понимал, на каком он свете. Вернее, он сам стал этим светом, резким, жестким, без всяких фильтров, лучом прожектора, освещающим дорогу в ад. Представьте себе Данте, который, пройдя через ад и рай, возвращается на постоянное местожительство в преисподнюю. Ведь рай ¬ – это «стеклянное здание, которое «торчит нал Лос-Анджелесом, как взбесившийся бокал». Это «кафкианские анфилады комнат» всевозможных офисов, где люди «тихо возятся в тепле и уюте, как черви в яблоках». Рай и ад отличаются друг от друга, как сюр Дали от кошмаров Босха и Брейгеля. «Ад – это другие», – сказал Сартр. «У каждого человека свой личный ад», – парирует Буковски. Если кто-то думает, что это был опустившийся тип, то глубоко заблуждается. Просто писатель был убежден, что «только бедные знают смысл жизни, а богатые о нем только догадываются». Тут он, как все западные шестидесятники, с надеждой смотрел на Россию. Но однажды с сожалением заметил, что «русские уже размякли». Оставалась еще надежда на китайцев. Теперь и они подвели. Не понять американскому писателю, что добровольно выбрать бедность в богатом и разумном государстве совсем не то же самое, что родиться в бедной и да еще и безумной стране. Нашей литературе понадобилось почти три десятилетия, чтобы на страницах книг появились бомжи, нищие, бандиты и проститутки. Самое удивительное, что в этот омут с готовностью и упоением погрузились солидные литературные дамы и розовощекие молодые писательницы. Последних мороженым не корми, дай только с бомжем потусоваться. Но в отличие от Буковски, который прекрасно знал цену этому сброду, у наших все окрашено сочувствием и романтикой к «жертвам социальной несправедливости». А на деле тот же раскрашенный картон, из которого выкраивались в советских романах пролетарии физического и умственного труда.

– Дарья Донцова «Записки безумной оптимистки». М., ЭКСМО, 2003. –

У американцев есть два понятия, обозначающие людей пишущих: писатель и автор. Писатель – это тот, кто пишет, причем, неважно, что именно. А вот автор – это и есть настоящий писатель, и от тиражей тут ничего не зависит. У нас этого деления нет, отсюда и все недоразумения. В своей автобиографии Донцова с горечью вспоминает, как на одном телевизионном литературном ток-шоу «злобные мужики» накинулись на двух «хрупких женщин», доказывая, что их книги не имеют отношения к литературе. Как же, помню. Хрупкие женщины отбивались весьма агрессивно, утверждая: раз нас читают миллионы, значит мы нужны людям. Господи, чего только людям не бывает нужно. А ведь все так просто, если последовать примеру американцев. Достоевский – автор, а Булгарин – писатель. Булгаков – автор, а Лев Овалов – писатель. Аксенов – автор, а Борис Акунин – писатель. И все сразу становится на свои места. Что же касается предложенных читателю «Записок», то Груня Васильева пишет явно лучше, чем ее литературное эго Дарья Донцова. Почему-то так получается, что практически у всех детей, выросших в писательском инкубаторе у метро «Аэропорт», убедительно получаются только воспоминания о детстве-отрочестве-юности. И неважно, что там реальность, а что фантазия, что от левого полушария, что от правого. По крайней мере, нет художеств типа пресловутого «мороз крепчал». А то открываешь книгу, а там, прямо на первой странице: «В окно заглянуло ласковое летнее солнышко. Как хорошо, что мы уже переехали на дачу». Стыдно, девушки.


СПАСТИСЬ И РАЗБЕЖАТЬСЯ

В принципе всякая книга должна быть неожиданной. Однако в современном рыночном улье все так разнесено по сотам – по жанрам, что для неожиданного вроде бы и места не остается. Тем не менее, в книжном мире много нестандартного, непривычного, фиксирующего самые необычные стороны обычной жизни.

– Сетевая поэзия. Вып.1. Русская поэзия зарубежья. СПб., Скифия, 2004. –

Некоторым вещам мы даже не успеваем удивиться, так быстро они входят в нашу жизнь и становятся совершенно будничными. Именно такова участь сетевой, интернетной поэзии. Кажется, появилась она совсем недавно, а вот уже можно единым взглядом окинуть всю русскую поэзию от Нью-Йорка до Берлина, от Москвы до Парижа и Вены, далее везде. Раньше на это ушла бы уйма времени, а теперь все происходит мгновенно. В Норвегии живет автор под псевдонимом Мальстрем. С ним знакомит московский литератор Геннадий Каневский. Мальстрем «любитель многоступенчатых метафор», в них ясно чувствуется нынешняя среда его обитания – северная Европа: «Готические ребра тишины / замкнули свод на птичьем сердце севера». Бывший новосибирец и петербуржец Андрей Дитцель крепко привязан к библейской символике: «Небо стало, как последняя рубаха. / Покидая накануне Капернаум, все добро раздал Малахия…» За библейскими образами угадывается собственная судьба русского автора, покинувшего наш «капернаум». Похоже, что сетевые поэты не могут расстаться с библией ни на минуту. Вот и живущий в Германии Михаил Щерб написал своего «Екклесиаста». В Баварии, в Аугсбурге живет Елена Келлер, и она по сути дела пишет псалмы под видом обычной лирики. В разделе «Знакомство» приятно было познакомиться с поэзией Ильи Козаченко: «Мне рассказывал сокамерник Коперник, / как однажды он нашел святой Грааль». Прикольно, что Иван Жданов, как имеющий недвижимость в Крыму, обозначен на сайте русской поэзии Украины. И неплохо обозначен, надо сказать. Вообще поэзия Интернета явно расположилась в пространстве между Мандельштамом и Бродским, протягивая щупальца то в сторону сюрреальной метафоры, то к иронической метафизике конца ХХ века. Тут география не играет почти никакой роли. Одним словом, слухи о смерти русской поэзии сильно преувеличены. Интернет забит стихами, как соты пчелами. Только вот как обрести мед при таком обилии пчел?

– Н.Н.Вашкевич «Симия. Раскрытия смысла слов, поступков, явлений». М., Белые альвы, 2003. –

В остроумии автору этой книги, военному переводчику с арабского, не откажешь. Он учуял арабские корни в ряде русских слов, и получилось довольно забавно. «Райкин означает «Переодевалкин», Пелевин – «искатель насекомых», Михалков – «Цирюльников», Буш – «собиратель племен на войну». Кроме того, «вакансия» от арабского вакау – свободное время. Девять от русского слова «дева» и отрицания «а», то есть «не дева». Имеется в виду срок беременности девять месяцев. Самое замечательное, что Израиль означает Россия, Тверь – это город Тир, а река Иордан – Дон. Автор искренне верит в свою науку – симию, названную так по аналогии с химией, и не сомневается, что ему удалось обнаружить смысловое начало всех начал в соединении русского с арабским. Впрочем, лингвисты знают, что при сравнении любых языков возникают тысячи других, истинных и ложных аналогий. Так исследователи персидского языка утверждают, что слова крест, чаша и самовар персидского происхождения. А немцы справедливо заметят, что русская берлога родственна Берлину. И все же Вашкевич прав, когда среди сказочных построений он нет-нет да и отыщет подлинный смысл. Сорока по-арабски «воровка», лес по-арабски «густой», а вода – «чистая». По крайней мере, автор так утверждает. Его алхимические эксперименты с языками объясняются прежде всего страстным желанием видеть Россию всюду, даже в Древнем Египте. Почему бы нет? Ведь каждые 200 лет человечество на земле полностью перемешивается. Проще говоря, все становятся родственниками. Если учесть, что Русь возникла тысячу с лишним лет назад, мы уже минимум пять раз смешались и с арабами, и египтянами и с кем угодно. А вместе с нами помногу раз смешивались все языки.

– Александр Черницкий «Как спасти заложника, или 25 знаменитых освобождений». М., ОЛМА- ПРЕСС, 2003. –

Прочитав эту книгу, поймешь одно: терроризм – это наркотики, наркотики – это терроризм. Байки про высокоидейных шахидов не проходят. Наркотики оказались самым устрашающим вызовом жизни и цивилизации в конце ХХ и начала ХХI века. И еще: на удивление толково передана автором трагедия «Норд-Оста». Мюзикл этот, романтизирующий сталинские победы над природой и человеком, просто-таки накликал надвигающуюся беду. «В точном согласии со сценарием открылся занавес, и перед публикой предстал Герой Советского Союза Валерий Чкалов в белом мундире комбрига. – Все вниз, – террорист пнул артиста, игравшего Чкалова, и тот отлетел к ведущим в зрительный зал ступеням». Битва реальных уголовников с бутафорскими сталинистами стала прологом настоящей трагедии. Книга не оставляет сомнений в том, что кроме террористов в гибели ста двенадцати человек виновны милиция и ФСБ. Милиция проглядела широкомасштабную подготовку теракта. Это было целое предприятие, целый завод по изготовлению мин, подготовке оружия, снаряжения и продовольствия. Заложники погибли от газа, секрет которого ФСБ сочло нужным не разглашать даже медикам. «Самым ужасным было то, что из ФСБ не поступило никаких сведений по составу газа. Лечение вырвавшимся из плена людям оказывалось по наитию теми средствами, которые имелись под рукой». В конце книги автор дает множество советов, как свести к минимуму опасность. Правила довольно простые. Ездить не в метро, а в личном транспорте. Избегать скопления людей. Отдыхать не в Алжире и Египте, а в Португалии или Испании. Оказавшись в толпе, не лезть в гущу, чтобы при случае легче было смыться. Но самое главное – приглядываться к любой подозрительной возне подозрительных людей и вовремя сообщать. Только вот кому?


ГОТИКА КАК ИТОГ

Волшебная фраза, которая читается одинаково слева направо и справа налево, воспроизводит самую суть этого стиля. Готический замок или собор как бы подводят итог земным проблемам, устремляя нас к небесам. В общем, вершина совершенства, идеал упорядоченности и равновесия. В России готика как-то не привилась. Наши храмы по-домашнему уютны, а дворцы расползаются по земле безо всякого плана множеством пристроек и мезонинов. Дворянские особняки никак не походят на замки, где в коридорах бродят бледные привидения, не давая забыть о преступлениях родовитых предков. Потому и готический роман у нас не состоялся, как и его итог – классический детектив, лаконичный по форме и логически безупречный.

– Ширли Джексон «Мы живем в замке». М., Слово/Slovo, 2004. –

Этот роман написан в начале 60-х, а до нас добрался только сейчас. Но время действия здесь не имеет значения. Если перевести название совсем точно, получится «Мы всегда жили в замке». То есть, в общем, в принципе. Просто замок у каждого свой. У кого воздушный, у кого песчаный. Люди более практичные строят финансовые замки – пирамиды, которые неизбежно рушатся. Но замок ужасов не рушится никогда, даже если превращается в руины. Его сначала воздвигают внутри себя, а затем начинают делать страшную сказку былью. И все, что мешает, что не вписывается в рисунок сводов и витражей, просто не принимают во внимание. А потом живут вместе с ужасами, как будто так и надо. Не орут, не бегают с пистолетами и автоматами, не вызывают полицию-милицию по всяким пустякам. Чем страшнее, тем лучше. «Мы» – это, как в сказке, две сестры. Старшая – воплощенная красота и доброта, хозяйственная, как Белоснежка, способная создать уют даже в развалинах и осчастливить не только семерых гномов, но и любого принца. Только, увы, принцев что-то не видно. Даже вдруг объявившийся последний кузен с трудом решается отведать фирменных домашних блинчиков. Ведь над девушкой витает подозрение в убийстве всей семьи, проживавшей в доме. Родственники умерли в один день после вкусного обеда, приготовленного ее умелыми ручками. Конечно, доказать вину не удалось, но с тех пор девушка не выходит из дома. Местные жители все равно считают ее виновной, а мальчишки распевают гнусную песенку об отравительнице. Вот так старинный дом превратился в заколдованный замок. А заколдовала его младшая сестрица, большая фантазерка, блестяще осуществившая грандиозный проект по уничтожению реальности. И если у старшей сестры, мастерицы, все горит в руках в переносном смысле, то у младшей – в самом прямом.

– Галина Врублевская «Половина любви». М., Центрполиграф, 2004. –

Роман этот из серии «Женские истории». Вроде бы не детектив, не триллер, но его героиня вполне тянет на готический персонаж. Оно и понятно – что может быть страшнее наших женских историй? Елена полюбила Игоря еще в школе, где он преподавал электрофизику. Поэтому и электрофизику она тоже полюбила. А потом, как Татьяна Ларина, написала письмо, где во всем этом призналась. Однако бедняжка не дождалась даже онегинской отповеди и год за годом тихо страдала. Но когда предмет ее страсти женился, тут-то Елена проявила характер. Взяла да и вышла замуж за своего друга, больного туберкулезом. Доверчивый друг так обрадовался, когда девушка, прежде к нему равнодушная, вдруг бросилась крепко целовать его в губы. Он и не подозревал, что это был способ самоубийства. Изобретательная подруга просто решила заразиться от него опасной болезнью и умереть молодой. «С мазохистской надеждой шла она каждый раз на рентген, ожидая, что вот-вот появятся пятна и в ее легких». Впрочем, где мазохизм, там жди и садизма. Судьба свела Елену с Игорем в едином производственном процессе. На этот раз Игорь не оплошал: «Кончиком языка осторожно лизнул пунцовый минус ее крепко сжатого рта». Этот был явный минус. Девушка схватила острые ножницы, поднесла к горлу искусителя и… отсекла галстук. Герой понял все правильно: «Ты словно отрезала что-то очень для меня важное, а не просто кусок ткани». Хотя, замечает автор, Игорь тогда еще и ничего не знал ни о Фрейде, ни о «о фаллическом символе». Несмотря на символическую кастрацию, герои все-таки соединились, хотя преодолеть пришлось уйму препятствий. «Игорь ощутил, как упругие груди Елены напряглись, будто отталкивали его. Он стал плавно и ритмично работать мышцами живота». Вы, небось, уже бог знает что подумали, а они всего-навсего на вечеринке танцевали.

– Оз Кларк «ВИНО. Полное руководство для знатоков и не только». М., Эксмо, 2003. –

Недаром говорят, что истина в вине. Ясно, что не в водке. Водка с виду вся одинаковая, а у вина есть цвет и аромат. С водкой все просто, ее пьют когда угодно и где угодно. А вино для каждого случая разное. Одно для летнего обеда в саду, а другое для зимнего вечера у камина. Как тут не растеряться? Автор обещает, что, прочитав эту книгу, вы будете легко находить на полках винных магазинов то, что вам нужно в каждом конкретном случае. Но поначалу просто голова идет кругом. Оказывается, тысячи разных вкусов делятся на 15 общих категорий. И там чего только нет: шелковистое, с клубничным оттенком; зрелое, или с тонами жареных тостов; сочное, кисло-сладкое; насыщенное ореховое… А дальше просто стихи, хоть разбивай на строчки и пой, как речитатив из оперы Россини: «Если вам нравится этот стиль, / у вас есть вкус к классическим французским винам, / так как лучшим примером является / белое бургундское на основе Шардонне, / выдержанное в дубовых бочках». Для несведущих уточняю: никаких орехов никуда не добавляют, а просто Сомильон, Совиньон Блан и еще дубовая бочка. Алхимия, да и только. Есть и своя, винная, таблица Менделеева – «Колесо ароматов красного вина». От названий итальянских белых вин можно опьянеть сразу: Вердельо, Вердиччио, Верментино, Верначчио. А если вы, прочитав все это, все еще не побежали в магазин, где на полках, словно готические башни, выстроились бутылки, то узнаете и многое другое. Как читать этикетку, как выбирать штопор и что делать со сломанной пробкой, застрявшей в горлышке. Впрочем, это мы и так знаем. Протолкнуть ее внутрь и все дела. Вкус истины, заверяет автор, в итоге нисколько не изменится.


НАШИ НИШИ

Современное общество подобно новейшей электронной технике. Если заглянете внутрь, то не увидите, как когда-то в радиоприемниках, никаких лампочек, металлических цилиндриков и всевозможных проводочков, которые с увлечением паяли умельцы. Теперь все состоит из блоков. Микросхемы, чипы и прочая мудреная мелочь, которую простым глазом и не разглядишь. Вот так и общество состоит из блоков – социальных ниш, внутрь которых не заглядывают. Только и слышишь: учителя, депутаты, пенсионеры, врачи, адвокаты, молодежь… А то, что между двумя рядом работающими учителями или врачами такая же разница, как между Марсом и Венерой, это уже никому не интересно. И только литература по-прежнему продолжает исследовать человеческие души и рассказывать о реальных людях.

– Жан-Пьер Милованофф «Языческий алтарь». М., Махаон, 2004. –

Имя стендалевского Жюльена Сореля сразу стало в литературе нарицательным. Молодой человек из глубинки, окончив всего лишь провинциальную семинарию, оказался прямо в высших слоях общества. И, ей богу, обидно, что из-за какой-то чувствительной дамы сорвалась блестящая карьера. Во всяком случае, в русской литературе такого героя не было. У нас популярными стали студенты Базаров да Раскольников, которые тоже никакой карьеры не сделали, а сгинули бездарно и бессмысленно, даже университетов не окончив. Впрочем, вряд ли сумели бы они пробиться в высшее обществ, да и цели у них такой не было, да и времена уже иные наступили. А наш отечественный Сорель – грибоедовский Молчалин – симпатий не вызывает, и хотя в отличие от своего французского собрата у отцов иезуитов не обучался, сумел обаять дочь главного московского «пахана», держащего в руках нити всех столичных интриг и назначающего на доходные должности своих людей. Да и Софья отнюдь не Матильда, которая мечтала держать на коленях отрубленную голову возлюбленного. А уж если кому голову бы и отрубили, то это точно не Молчалину, а скорее Чацкому. Однако во французской литературе, оказывается, существует «сорелевская» ниша. Подобный герой остался актуальным и в ХХ веке. Герой Милованоффа, живущей в деревне на юге Франции, начинал свой путь с таким же успехом и прокололся на том же самом. Неожиданная любовь, сразившая наповал юную душу, положила конец всем надеждам. И дело не в том, что прекрасная незнакомка оказалась обитательницей местного борделя. Всего этого юноша просто не успел понять, потому что уже через неделю его возлюбленная стараниями мстительного сутенера оказалась на дне реки. Но недаром автор наделил своего героя множеством имен: Жан Нарцисс Эфраим Мари Бенито. Благодаря этому он на каждом этапе своего существования становился как бы другим человеком и проживал еще одну жизнь, непохожую на предыдущую.

– Фридрих Незнанский «Горячий лед». М., АСТ, Олимп, 2004. –

Известно, что в Китае не раз и не два отстреливали всех бандитов и даже воров. И что же? Их пустующие социальные ниши тотчас занимали другие, такие уже убийцы и воры. Вот и у Незнанского то же самое. Только убили одного адвоката прямо на первых страницах, как ему на смену тотчас пришел другой. Надо сказать, что прежде в нашей литературе адвокатов как бы вообще не было. Все больше следователи и все благородные. Потому, наверное, наш народ и не понимал, для чего эти адвокаты нужны. Преступников защищать – это нам ни к чему. И вдруг оказалось, что защищать надо нас самих и порой даже от собственного государства. Вот и появился новый литературный герой – благородный адвокат. Увидев на асфальте ничем неприкрытое мертвое тело, он возмущается: «Только наша страна отличается таким наплевательским отношением к своим согражданам!» И опять же не сухарь какой-нибудь, любит свежим воздухом на даче подышать и при возможности с аппетитом поужинать собственноручно зажаренным мясом: «Гордеев выложил аппетитные дымящиеся куски на тарелку, добавил к ним ломтики золотистой хрустящей картошки, порезал свежих овощей, открыл бутылку красного вина…» Ну, и тут, конечно, раздался роковой звонок. Разве ж дадут у нас кому-нибудь расслабиться?

– Г.В.Андреевский «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху (30-40—е годы). М., Молодая гвардия, 2003.–

Когда автор этой книги работал в Генеральной прокуратуре, он, пользуясь служебным положением, читал уголовные дела той не столь уж далекой эпохи. Выяснилась интересная вещь: культурный уровень москвичей в те годы был примерно такой же. Так же бушевал бытовой антисемитизм, так же народ считал виновником все своих бед кавказцев. Так же ругали чиновников и давали взятки. Так же власти делали вид, что заботятся о народном благе, а сами заботились только о своих дачах. Короче, все ниши были те же самые, а их обитатели на своих местах. Иногда проскальзывает весьма пикантная информация. Например: «19 июня 1945 года было дано негласное указание о запрещении употребления слова «фашист» в ругательном смысле». Да и в школах «о фашизме, о Гитлере, о сгоревшем Рейхстаге не проронили ни единого слова». Что касается быта, то был он абсолютно другим, хотя бы из-за постоянных изнурительных очередей за всем на свете. Очередь начиналась с утра, когда жильцы коммуналок, как правило, 5-6-ти семей, приплясывая, томились у двери туалета. Очень любили в нашей стране значки. Перед войной был утвержден даже значок для дворника, «нагрудный и нарукавный», однако война помешала его внедрению. Помните, как говаривал дворник Тихон из «Двенадцати стульев»: «Мне без медали никак нельзя». Шла изнурительная борьба с «иностранщиной». Кто-то предлагал переименовать вольтметр в «энергоизмеритель». Вероятно, не сообразил, что «энергия» – слово тоже не русское. В целом же характер москвича оказался на редкость устойчив и неизменен. Любовь к пышным шествиям, потребность кого-то горячо обожать и так же горячо ненавидеть органически присуща древней столице. Самая любопытная деталь книги не имеет прямого отношения к Москве, но очень уж пикантна. Оказывается в Германии в концлагере Дахау за Гитлера «из тысячи пятисот семидесяти заключенных проголосовали тысяча пятьсот пятьдесят четыре, десять воздержались и только восемь проголосовали против». О судьбах воздержавшихся и проголосовавших против Андреевский не сообщает. И так все понятно.


СОБЛАЗНЕНИЕ В ЛАГЕРЕ

Большинство из нас жило в «светлом лагере социализма». Так это тогда называлось. Внутри этого невыездного лагеря было еще два: ГУЛАГ и пионерлагерь. С тех пор многое изменилось, и мир вроде бы стал другим, но лагерное сознание, вернее, подсознание никуда не исчезло и продолжает влиять на мысли и чувства людей.

– Александра Маринина «Соавторы». М., Эксмо, 2004. –

«Раскрытое преступление – совсем не то же самое, что преступление нераскрытое». Эта мудрая мысль пришла в голову Насте Каменской через полтора десятка лет работы на Петровке. Так что, несмотря на приближающуюся пенсию и надвигающийся климакс, с интеллектом у популярного в народе следователя, уже подполковника, все в порядке. Да и кто же не согласится с тем, что любое преступление несет на себе отпечаток личности преступника? Но личность, как известно, формируется в детстве. А в детстве героев романа, хотели они того или нет, отправляли в пионерский лагерь. Днем там, конечно, как в любом лагере, все шло по порядку: побудка, зарядка, перекличка, то есть линейка, и шагом марш в столовую. А вот вечерами бывало, как в известной песенке куртуазного маньериста Вадима Степанцова: «Пьяная, помятая пионервожатая, с кем теперь гуляешь ты, шлюха конопатая». И кто бы мог подумать, что спустя много лет эта конопатая будет и дальше гулять со своим пионером! Только она теперь не конопатая, а очень крутая, пост большой занимает и своему уже не очень молодому партнеру в бизнесе помогает. И все бы ничего, если бы не противная пионерка, которая все подглядела, ничего не забыла и спустя аж 20 лет принялась шантажировать сладкую парочку статьей о «совращении несовершеннолетних», мол, кто не спрятался, я не виновата.

– Р.Р. Сикоев «Талибы. Религиозно-политический портрет». М., Ин-т востоковедения РАН, К- рафт+, 2004. –

Эту книгу читать, прямо скажем, невесело. Единственный просвет – многочисленные свидетельства того, что большинство мусульман вовсе не в восторге от талибана, хотя и не прочь поиграть в одну и ту же фразеологию. Главная мечта талибов – всемирный лагерь, мусульманский халифат – неосуществима. Но под этим лозунгом легко соблазнять и то тут, то там разжигать резню и междоусобицу. Талибы возникли не на пустом месте. Их умело и долго зомбировали в многочисленных медресе. В Европе отделение церкви от государства в общем и целом произошло. В мусульманском мире многие мечети являются своего рода идеологическими обкомами и парткомами. Там вслух проговаривается то, чего не решаются открыто говорить политики. Европейские и американские деятели склонны видеть мир, как единое целое, где главная ценность – права каждой личности. Ислам, уделяя огромное внимание праву собственности, отдельной личностью отродясь не интересовался. Основная масса людей должна служить избранным свыше вождям. Такими вождями стали прямо на наших глазах «некоронованный король арабов» бен Ладен и его сподвижник-соперник мулла Омар. Большинство арабов и мусульман талибан отвергают, это правда. Но правда и то, что открыто его осудить решаются единицы. В то же время проклятия в адрес «страны дьявола» – США – изрыгаются хором и вполне согласованно. В неприятии современной цивилизации исламский мир един. Есть много общего между талибаном и большевиками, хотя первые религиозны, а вторые атеисты. Большевики поначалу запретили новогоднюю елку, как элемент Рождества. А талибы, начиная с 1999 года, запретили отмечать мусульманский Новый год Ноуруз. Многие зверства талибов отнюдь не ими придуманы, но все эти средневековые ужасы все еще существуют во многих мусульманских странах. Что стоит паранджа, запрещающая женщине быть женщиной в общественных местах и на улице. Чего на самом деле хотят лидеры талибана? Ответить на этот вопрос так же трудно, как спрогнозировать поведение пациентов психушки. Ясно, что ничего хорошего ждать не приходится. Но какое именно безумие взбредет в больную, обкуренную голову никто не знает. Никаких внятных целей, кроме уничтожения США, «вожатые» не провозглашают. Они просто требуют, чтобы им беспрекословно подчинялись.

– «НЗ. Неприкосновенный запас». № 1 (33). М., НЛО, 2004. –

В пестроте имен и новых идей «НЗ» четко просматривается уверенность, что нынешний хаос политической жизни можно охватить разумом. Может, оно и правда. Но любого человека, далекого от политики, волнует лишь одна проблема, сформулированная Набоковым в «Приглашении на казнь»: придет ли «дядька» и будет ли «рубка». Так вот, согласно опросам центра Левады примерно 70% населения боится, что придет и будет. Но среди этих 70% только 30% понимают, что этот «дядька» – власть. Это тем более удивительно, что полностью и безоговорочно одобряют действия власти весьма незначительные, в основном маргинальные группы. Получается, что, голосуя за того или иного деятеля, наши избиратели вовсе не считают, что он и есть эта самая власть. Зато Иван Грозный и Сталин в народном сознании – защитники простого человека от произвола бояр, воевод и чиновников. Этакие добрые молодцы. Впрочем, еще Достоевский в «Бесах» предсказывал, что будущий диктатор окажется непременно «Иван-царевичем». Другие авторы альманаха подробно исследуют бархатную революцию в Грузии и прикидывают, возможна ли подобная модель в Белоруссии и на Украине. Господи, избави нас от любых революций и диктатур. Диктатура и революция – «близнецы-братья». Бесполезно спорить, «кто более матери-истории ценен»: революционный хаос или государственный концентрационный лагерь. Оба хуже. Целое столетие мы жили, как на качелях, в чередовании либерализма и диктатур. Век 20-й закончился либерализмом, а в 21-ом опять сползаем к какой-то андроповщине. Ну, прямо по Ленину: «Шаг вперед, два шага назад». Однако утешает то, что и в России, и в Белоруссии более 70% населения живут в городах, а 11% имеют дипломы о высшем образовании. Последнее, правда, ни от чего не спасает, ведь решающий фактор на выборах – большинство, не имеющее дипломов. Впрочем, пока что исправно работает модель из романа Марининой: опытная пионервожатая-власть каждый раз соблазняет избирателя – неискушенного пионера-пенсионера.


КУДА КРАСАВИЦЕ ПОДАТЬСЯ?

Если верить романам, то чем девушка красивее, тем жизнь у нее сложнее. По принципу «не родись красивой, а родись счастливой». Но девушки вопреки народной мудрости все равно хотят быть красивыми. Книжные красотки бывают двух разновидностей: роковые красавицы и самостоятельные умницы. Первые, капризные и заносчивые, вертят мужчинами, как хотят. Из-за них происходят кровавые поединки и совершаются зловещие преступления. Вторые, скромные и трудолюбивые, никого не трогают и ждут своего принца. Ну и что в результате? Все равно какой-нибудь труп не на первой, так на 21-й странице. И куда же красавице, как тому крестьянину, податься?

– Линн Эриксон «Безрассудство». М., АСТ, ВЗОИ, 2004. –

Если молодая дама подалась в политику, ей надо быть готовой к любым неожиданностям. И не только политическим. Моника Левински была готова, в нужный момент не растерялась и обеспечила свое будущее. А вот героиня этого романа, девушка скромная и серьезная, вляпалась по-крупному. Она с радостью согласилась зайти в отель к сенатору, которым искренне восхищалась. Совершенно серьезно полагала, что он хочет обсудить ее дальнейшую работу в штабе избирательной кампании. Но не тут-то было. Кандидат в президенты начал старую песню, что, дескать, и семьи-то у него по-настоящему нет, потому что жена только и мечтает стать первой леди, а на чувства мужа ей наплевать с высокой колокольни, или как его там, с Эмпайр Стейт Билдинга, и «если б вы знали, как хочется расслабиться». Но Сара, вместо того чтобы расслабиться, наоборот напряглась. Поскольку поняла, что ее кумир использует свое обаяние не только в политических целях, и вообще ничего хорошего уже не будет и давно пора уходить. Мысль была хорошая, но запоздалая. Сенатора убили тут же в отеле (вот они, отели-то!), почти на глазах у девушки. Да и кто позволил бы стать президентом человеку, который в случае победы грозился урезать военный бюджет. Для него все закончилось, а для Сары только началось. Пришлось скрываться на лыжном курорте под видом спортивного инструктора. К счастью, нераскрытым и замятым преступлением занялся благородный полицейский, который полагал, что пока убийца будет на свободе, «мы потеряем наши бессмертные души, обречем их на вечные страдания». Так что, спасая свою душу, он заодно спас страну от высокопоставленного преступника, а девушку-свидетельницу – от неизбежной гибели. Надо ли объяснять, что герой влюбился в нее с первого полицейского взгляда. Прав был все-таки классик: красота – убойная сила.

– Патриция Вентворт «Кинжал из слоновой кости». М., Центрполиграф, 2003. –

На самом деле существует в беллетристике еще один тип красавиц. Они хрупкие и беспомощные, мухи не обидят и безропотно выходят замуж за нехороших владельцев богатых поместий, где тихо угасают вместе с красотой. Но такая покорность судьбе тоже ни к чему хорошему не приводит. А все дело в том, что жених кроткой Лайлы собирал старинные изделия из слоновой кости. И надо же такому случиться, что трогательная блондинка оказалась один к одному его любимая статуэтка. Ну, как было не присоединить ее к прочим предметам дорогой коллекции. Однако в ночь перед помолвкой коллекционную красавицу обнаружили стоящей над бездыханным телом жениха. Руки в крови, и у ног пресловутый кинжал из слоновой кости. Нет, конечно, она никого не убила. Просто вдобавок ко всем многочисленным неоспоримым достоинствам страдала лунатизмом и ходила по ночам во сне. Этим воспользовалась секретарша, отставная любовница. Она как раз явилась, чтобы выяснить отношения с шефом и обнаружила, что с ним уже кто-то и без нее разобрался. Тут-то и появилась соперница в белом платье и бессознательном состоянии, и хитроумная злодейка и вложила ей в руку окровавленный кинжал. В результате преступление на лицо, а арестовать некого, хотя подозреваемых полон дом, и у всех есть мотив. Однако с помощью молодого талантливого детектива и пожилой дамы мисс Силвер, любительницы вязать на спицах, запутанный клубок преступлений был благополучно размотан. Ведь с легкой руки Агаты Кристи пожилым английским леди всегда есть, чем заняться на страницах очередного романа.

– Сергей Шведов «Планета героев». М., АРМАДА, Альфа-книга, 2004. –

Неважно в наше время поставлена подготовка разведчиков. Можете себе представить, что молодой резидент, направленный в Москву под фамилией Мышкин, думал, что в России сейчас правит царь Владимир. Мало того, он еще возмечтал познакомиться ни с кем-нибудь другим, а именно с поэтом Пушкиным. Кто бы, услышав такую просьбу, не растерялся? Да кто угодно растеряется, только не политик Викентий Жигановский, взявшийся опекать молодого разгильдяя. Ведь согласно шпионской легенде этот Мышкин, богатый наследник, прибыл из Швейцарии и, стало быть, является полным идиотом. Так что Пушкин был ему тотчас представлен на балу вместе с прекрасной Натали и именитыми гостями: Вяземским, Дельвигом, бароном Фредериксом, Саввой Мамонтовым, Саввой Морозовым и Рябушинским. Тут же присутствовал и шеф жандармов Бенкендорф. За пачку баксов он выложил всю требуемую информацию о Кремле и его обитателях. Бал происходил в историческом особняке, который поклонник солнца русской поэзии купил для любимого поэта с помощью расторопного Жигановского. И надо же такому случиться, что прелестная Натали весьма легкомысленно позволила резиденту поцеловать себя во время танца. Но ничего страшного не произошло. Просто красавица оказалась не женой поэта, а его дочерью Наташей. А Пушкин, хотя и был Александром Сергеевичем, но отнюдь не Пушкиным, а просто актером без ангажемента, нанятым политическим шоуменом для охмурения резидента-миллиардера. Да и резидент оказался вовсе не идиотом из Швейцарии, а принцем из Созвездия Гончих Псов. На его родной планете живут, по земным меркам, вечно, а потому для юного королевского отпрыска что век 19-й, что 21-й – все едино. Просто у него на родине сохранился древний обычай, известный нам по сказкам: чтобы найти суженую, надо выпустить стрелу. Какая девушка ее подберет, на той и женись. А где же искать во вселенной невесту, как не на Земле? Если земной красавице повезет, то станет она принцессой на далекой планете. А, кстати, резидент-пришелец до сих пор не отозван из Москвы по причине чиновничьей волокиты, опутавшей, видимо, не только Землю, но и весь космос.


С НИМИ НЕ СКУЧНО

Недавно лауреат нобелевской премии академик В.Гинзбург напомнил всем с телеэкрана, что Бога нет, астрология не наука, а чудес не бывает. Ну, не бывает, так не бывает. Однако большинство людей верить в это не хочет. И то один, то другой человек в той или иной форме нет-нет да и сиганет вслед за Алисой в страну чудес. А некоторые так и живут в этой невозможной стране, не довольствуясь стандартами спокойного бытия. Вот с ними никогда не бывает скучно.

– Сергей Гуданов «Вневремен». М., ЛИБР, 2004. –

Ну до чего же интересные русские люди разбросаны по всему белому свету. Автор этой стихотворной книги эмигрировал в Германию из Уфы еще в 70-е годы и живет в Германии, в бывшем герцогстве Брауншвейгском. По образованию и по призванию он лингвист. В наше время призвание и образование совпадают редко, но это именно тот случай. Многие ли знают, что поговорка «своя рука- владыка» принадлежит Григорию Отрепьеву, одинаково хорошо владевшему и левой, и правой рукой. А Гуданов знает и сообщает, что «уникальное умение одинаково складно владеть обеими руками – редчайший дар». Таких людей называют амбидекстрами. Перед нами лингвист-охотник за самыми неожиданными ситуациями. Скажем, в Кот-Дивуаре существует обычай, убив леопарда, обязательно сбрить его усы, иначе охотника всю жизнь будет преследовать запах тления. Гуданов все время ловит и бреет каких-то причудливых словесных леопардов, принося свою добычу читателю, как витязь в леопардовой шкуре. Для него весь мир и каждая его часть – некое парадоксальное высказывание. После чтения этой книги все кажется причудливым, неожиданным, экзотичным. Возможности для поэтических и лингвистических находок у автора поистине безграничны. «Лесною палью незабвенных горей / разит печной концлагерь Равенсбрюк. / И самовозгоранием карают / самих себя коряги закорюк». И правда, гарью пахнет. Но звуковая дорожка ведет поэта в глубины слова, где в Равенсбрюке воскресает ворон Эдгара По – «Raven». Тут же возникает индусская Врана-йога – «предначертанное расставание с жизнью через какой-то генетический подвох». А оттуда уже прямая дорога к древнерусскому ворону – врану и ворогу. А дальше к Далю, назвавшего правдолюбца «невря» – тот, кто никогда не врет. Ну, и последний шаг вдумчивый читатель сделает сам. Название книги «Вневремен» – это трансформер слова «nevermore» - никогда. Вот такие «Инварианты воронианы». Прочитав этот прозаический по форме, но поэтический по сути текст, начинаешь подозревать, что рифма автору, пожалуй, уже и не нужна. Да и язык он скорее склонен преобразовывать, чем гармонизировать.

– Равиль Исхаков «Зрение вне глаз». Казань, «Эксклюзив», 2003. –

Если вы придете на прием к окулисту и скажете, что у вас притупилось кожное зрение, да и третий глаз близорук, он вас тотчас направит к совсем другому специалисту. Сами знаете, какому. Но вот в Казани есть целая школа, где детишек обучают читать пальцами, с плотной повязкой на глазах. А ведь сколько светлых умов билось над разгадкой феномена Розы Кулешовой. Одни говорят – фокусы, а другие надеются, что в этом что-то есть. А если даже и фокусы? Грань между фокусником и волшебником весьма зыбкая. Оба делают что-то такое, чего другие не могут. Исхаков мечтает научить слепых кожному зрению. В 14 лет он в лунную ночь бежал с друзьями по лугу. Потом нахлынула сонливость. Он зажмурил глаза… и продолжал бежать. А потом, открыв глаза, задумался, почему отчетливо все видел и ни разу не споткнулся и не упал. Хотите верьте, хотите нет, но в Казани и в Феодосии есть центры обучения, где детей за 2-3 месяца обучают читать руками. «Обычный с виду мальчуган, надев на глаза черную повязку, прочитал на выбор отрывок из газетной статьи». Разумеется, споры вокруг этих опытов и феноменов ведутся ожесточенные. В Магнитогорском пединституте 150 студентов участвовали в опытах по выработке кожного зрения. Выяснилось, что такую способность можно в себе развить. Студенты с завязанными глазами научились различать три цвета: зеленый, красный и желтый. Может, все это самообман, когда нужные результаты, вольно или невольно, подтасовываются, но интересно само стремление людей не довольствоваться природным зрением и упорно искать в себе и в других нераскрытые возможности. Есть у человека такая потребность – стремиться к невозможному.

– Пол Стретерн «Спиноза за 90 минут». М., АСТ, Астрель, 2004. –

Эту серию «Вся мировая философия за 90 минут» читается весело и с удовольствием. Чем-то она напоминает известный анекдот: «Милая, я и не подозревал, что секс так прекрасен. Это были лучшие 90 секунд в моей жизни!» И все же в проекте Пола Стретерна, автора этой серии, есть стремление совершить невозможное: сделать доступным то, что до сих пор считалось уделом немногих. Но ведь и Конфуций, и Сократ, и Спиноза, и Кант и даже Гегель были обычными людьми. Почему же нельзя постичь человеческую мудрость за 90 минут? Многие ли из нас могут похвастаться, что уделили каждому из этих философов хотя бы одну минуту. Кто, например, знает, что «интеллектуальная любовь рассудка к Богу есть часть бесконечной любви, испытываемой самим Богом». Спиноза утверждает это с такой уверенностью, словно слышал из первых уст – непосредственно от Него. Про великого Бенедикта говорят, что в день он съедал только пропитанный молоком гренок с маслом, запивая его кружкой пива. Охотно верю. Ведь умер он от чахотки, похожей на истощение. Организм, ослабленный голодом, не смог сопротивляться болезни. Некоторые высказывания Спинозы ошеломляют: «Разум и тело – одно и то же, постигаемое то при помощи атрибута мышления, то при помощи атрибута протяженности». А мы-то привыкли думать, что тело – это что-то противоположное разуму. Но Спинозе виднее из его Голландии 17-го века. Хороший был человек, сразу видно. И Пол Стретерн тоже хороший. Что с того, что знакомство «накоротке», всего-то 90 минут. Бог, говорят, создал всю вселенную вообще за секунду. Кто его знает. Но, во всяком случае, 90 минут со Спинозой лучше, чем 90 минут без него. А стоимость брошюры вообще фантастическая – 22 рубля. Стало быть, и студенту, и школьнику по карману. А вот пенсионер призадумается. На гренок с маслом хватит, а на кружку пива уже недостаточно.


ЕСИТ ТАКАЯ ТАЙНВА

В каждом деле есть свой профессиональный секрет. Будь ты хоть сапожник, хоть музыкант, хоть плотник, хоть художник, все равно без тайны, маленькой или большой, не обойдешься. А потому вокруг любого мастера всегда толпятся ученики, подражатели и всякие начинающие в надежде эту сокровенную тану узнать и добиться успеха быстрым способом. Но не тут-то было. Сколько лошадиных задов не раскрашивали подмастерья Леонардо, а великим так никто и не стал. А уж сколько народа вокруг Льва Толстого тусовалось, и не сосчитать, а в литературе они так по мелочи и остались. Положить конец всей этой мистике решила советская власть. Что, дескать, за безобразие такое? Граф-вегетарианец бросил под поезд какую-то Анну Каренину, которой на свете никогда не было, а весь мир о ней говорит и спорит. И велено было деятелям искусства свои тайны раскрывать и молодым передавать. Передавать они, конечно, ничего не передавали, а только вид делали и водку на так называемых семинарах молодых писателей вместе с ними же и пили. Так что тайна так и осталась тайной. Кто же ее, свою родную, отдаст?

– Федерико Андахази «Фламандский секрет». М., АСТ, Ермак, 2004. –

Если у писателей тайны нематериальные, то у художников все конкретно: холсты, краски, кисти. Это сейчас краски в тюбиках, а кисти – хоть из хвоста марсианского скунса. А в прежние времена все это приходилось изготавливать самому мастеру. Секретов тут было выше головы, не говоря уже о том, что дело само по себе было очень опасное. Каждая краска, каждый штрих имели тайное значение, так что гравюра или картина превращалась в тайный код, шифр, где художник только ему одному ведомым способом передавал потомкам свои секреты. И нередко с риском для жизни. Были, например, такие фанаты, считавшие, что верно изобразить предмет можно только в том случае, если добавить в краску частицу этого предмета. Так, чтобы выразить идею жалости или милосердия, в краску добавляли слезы. А желая передать сострадание, не жалели пота в прямом смысле слова – лили его тоже в краску. Да и кровь была в большом ходу. Не говоря уже о драгоценных камнях, что, кстати, категорически запрещалось и строго, но безуспешно, контролировалось. Краска могла стать наркотиком, если ее разбавляли маковым маслом. Или отравой, если употреблялся свинец. Таким был, например, цвет «неаполитанский желтый» – настолько же сияющий, насколько ядовитый. Что уж говорить о всяких испарениях, порождающих галлюцинации и видения. Кому являлись ангелы, кому бесы. Получается, что и тех, и других рисовали с натуры. Особая вражда разгорелась между фламандскими и итальянскими художниками. Первые владели секретами цвета, вторые – искусством рисунка и тайной перспективы. Так что в романе Андахази с убийствами, переодеваниями и соблазнениями этих секретов и тайн предостаточно.

– Мартен Паж «Стрекоза ее восьми лет». М., FreeFly, 2004. –

«Не мерою дает Бог духа», – сказано в писании. Это в том смысле, что талант и удача отпускаются людям отнюдь не по справедливости. Некоторые носятся со своим талантом, как с писаной торбой, требуют его оценить – в прямом смысле – и заплатить. Другие пашут, как могут, знакомства заводят, связи завязывают, в прессе мелькают, и все ерунда какая-то в результате. А вот у Фио из романа Мартена Пажа все получилось наоборот. Ее папа и мама, хотя и были большие мастера по ограблению банков, все-таки однажды попались. Так что девочка росла в приюте. Выросла, поступила на юридический факультет, но жизнь бедной студентки ее как-то не привлекала. Вот она и придумала вполне криминальный, но достаточно безопасный способ добывания денег. Наследственность есть наследственность. Девушка писала письма известным людям, мол, знаю, все ваши тайны, так что приносите деньги в дупло такого-то дерева в таком-то парке. И приносили – один из десяти. А юная вымогательница проводила время недалеко от заветного дупла, рисуя картины для собственного удовольствия. Тут-то ее и приметил один из пожилых «подопечных». Он не просто разгадал ее тайну, но сделал авантюристке заманчивое предложение – отдавать ему все картины. Ибо это был человек, который мог сделать знаменитым любого. Раскрутить в два счета. Если вы решили, что Фио, попав в парижскую художественную тусовку, потеряла от восторга голову и тут же начала носить навороченные шмотки модного кутюрье, так вы не угадали. Ох, и досталось от автора всем этим выдохшимся вундеркиндам, всевозможным несостоявшимся знаменитостям и критикам, пишущим только о «своих». А что касается юной художницы, то она распорядилась своей тайной, своим талантом и своей жизнью по собственному усмотрению.

– «Последние пионеры». Сборник современной прозы и поэзии. М., Ультра.Культура, 2003. –

«Я, юный пионер Советского Союза, торжественно клянусь…» В чем они там клялись, уже никто не помнит, но творчество – это вещь жестокая. Из десяти авторов, среди которых и Лимонов, и шумный когда-то Бренер, и взрывоопасный Пименов, пожалуй, только о «пионерке» Витухновской есть еще смысл поговорить. Ее последняя поэма называется «Почти герой», и это действительно герой нашего времени. Мистер Твистер совокупился с негритянкой в отеле, и в результате на свет появился темнокожий герой – будущий нацбол с партбилетом под номером 666. Пересказывать и цитировать жанровую поэзию дело бессмысленное. Главное, что здесь есть неиссякаемый сарказм и самоирония. В стихах Витухновская острее и неожиданней, чем в своих многочисленных интервью, где все задано заранее. «Приговаривал: «Слава России!» / А они просили презерватив и любви. / А он отвечал им: «Слава насилью!» / А они остались голые и в крови». Трудно понять, почему именно эта сторона жизни втянула поэтессу в свой вихрь. Но другой она уже никогда не будет. И это ее тайна. А, может, в нее вообще перевоплотился застреленный Маяковский? Интонация достаточно узнаваема: «Он, как будто узревший нутро, изнанку, / Выкинул губой поцелуя своей нелюбви проститутку, / Когда увидел сидящую за дальним столом негритянку, / Пьющую темноту коньяка и читающую Заратустру». Правда, бунт Маяковского был полон дурацкого оптимизма и насыщен ожиданием светлого будущего. Текст Витухновской никаких радостей не таит и ничего не сулит ни автору, ни читателю. Тем не менее, единственная в своем роде поэма-баллада о незадачливом нацболе существует. И это круче любой публицистики на подобную тему.


ИЗ ТЬМЫ ВО ТЬМУ

Художник Рембрандт прославился, прежде всего, тем, что свои картины писал не светом, а тенью. И ничего тут странного нет. В жизни человеческой не бывает сплошного солнца. Однако из века в век мы упорно грезим о мире без темной стороны. Вот и реальную экономику обзываем теневой, хотя так называемая экономика реальная – сплошная бутафория и декорация. Говорим о темных сторонах жизни, словно если эти стороны убрать, то останется… А что, собственно, останется? Да ничего или почти ничего. Кафка один из первых понял, что теневая жизнь – это реальность вечная, метафизическая и физическая, и первый скрылся в лабиринтах своего «Замка», решительно повернув за собой литературу 20-го века. Век 21-й не случайно все пристальнее всматривается в теневой мир. Об этой жизни в советской литературе не принято было говорить. Вот вам колхоз «Светлый путь», вот там, впереди светлое будущее, туда и смотрите. Взгляд влево, взгляд вправо – побег.

– Джон Сол «Манхэттенский охотничий клуб». М., АСТ, Ермак, 2004. –

В утопии Герберта Уэллса «Машина времени» люди будущего – прекрасные, утонченные, изнеженные элои живут в своем совершенном мире под стеклянным колпаком, а снаружи их караулят, похищают и съедают свирепые морлоки. Типа дозревшие до животного состояния нищие и бомжи. Но в романе американца Джона Сола люди, живущие в пронизанных солнцем современных зданиях и управляющие страной, вовсе не похожи на беспомощных и безобидных будетлян Уэллса. Писатель твердо уверен, что «там, наверху», нравы царят еще те. Эта публика, которую народ выбирает себе в вожди, способна на все. И вообще внешняя, видимая деятельность любого политика – это всего лишь белоснежная верхушка айсберга, сияющая в свете телевизионных экранов, а основная жизнь совершается там, в глубине, во тьме. И какой бы ответственный пост человек не занимал, все равно главное для него – собственные интересы, личная выгода и разнообразные развлечения. Ведь если человеку можно абсолютно все, то и получать удовольствия он стремится на грани дозволенного, а то и за гранью. Просто некоторые «морлоки» вышли из тени, помылись, почистились, научились считать и разговаривать и пробрались во власть, но пристрастия у них остались те же самые. «Перри Рандал, выходя на охоту, всегда испытывал необыкновенный душевный подъем. Вот и сегодня тоже ему казалось, что он отведал эликсира жизни». Это вам не какое-нибудь африканское сафари, речь идет исключительно об охоте на людей, естественно, нехороших, и только ради улучшения статистики преступлений. Общественная, так сказать, работа в свободное время. И где бы, вы думали, это происходит? Конечно, в туннелях метро. Но если вы полагаете, что там живут только затюканные существа, которые пропадают по одиночке, то опять же глубоко заблуждаетесь. Они очень четко организованы и получают неплохие деньги от высокопоставленных охотников. Так что можно сказать, слегка перефразируя Гиляровского: в мире по-прежнему «две напасти: вверху власть тьмы, а наверху тьма власти». И эти две тьмы неплохо между собой контактируют.

– Дэниэл Ивен Вайсс «Нет царя у тараканов». М., ЭКСМО, 2003. –

У таракана главный инстинкт – ползти в темноту. А там, в темноте подчас решаются судьбы людей. Мы-то думали, что жребий людской определяют боги или, на худой конец, ангелы, а тут оказалось, что миром людей незримо правят… тараканы. Изъясняются они между собой исключительно фразами из книг, в которых родились и жили, питаясь вкусным натуральным клеем. Потому имена они носят книжные: Колумб, Бисмарк, Барбаросса, Рейд. Этот последний воспитывался в книге Фрейда, но там условия были настолько ужасными, что он сбежал, не доев букву Ф. Главный герой-таракан вырос в Библии, и потому именовался Псалтирь. Неудивительно, что он в поисках лучшей жизни все время, как Моисей, пытается вывести свое племя в безопасное и сытое место, а потому самым наглым образом вторгается в личную жизнь хозяина жилья и его подруги. В общем, перед нами вариант библии от таракана. Кстати эти шестиногие существа жили на земле задолго до Моисея и даже до Адама. Они несомненно способны пережить человеческий род в самых нечеловеческих условиях. Но, разумеется, Вайсс написал роман не о тараканах, а о людях. Ему захотелось окинуть нашу жизнь тараканьим взором. Почему бы и нет? В конце 90-х философ Владимир Кантор выпустил детскую книжку, где тараканы учились ходить на задних лапах, отбрасывали лишние конечности и вторгались в мир людей, чтобы установить свои порядки. Вот так и таракан по имени Псалтирь, что называется, выбился в люди, вернее вытеснил человека, заняв его место в доме и даже на брачном ложе. Раньше человек не сомневался в том, что он царь природы. Сегодня «царь» все чаще задумывается, а не отречься ли ему от престола? Ведь все равно ему никто не подчиняется и не слушается. Да хотя бы те же тараканы. Кто знает, может, весь человеческий род так же угнездился в чьем-то жилище, откуда нас безуспешно выкуривает незримый хозяин.

– Дайана Г.Галлагер «Опасные желания (Зачарованные)». М., Астрель, АСТ, 2004. –

Так ли давно был в Америке знаменитый сайлемский процесс, когда озверевшие мужики извели всех хорошеньких женщин в штате, утверждая, что те околдовали их всех своими чарами. Но похоже, что американцы не в силах расстаться со своими ведьмами. Сегодня отношение к ним совсем другое. Чаще всего это симпатичные киномилашки. Во всяком случае, симпатии продвинутой части населения явно на стороне нарушительниц привычного порядка вещей. «Зачарованные» не случайно стали самым популярным сериалом прошлого года. Реализм кухонных разборок сериалов для домохозяек всем основательно наскучил. Общество явно тянется к волшебству. Тем более, что космические пришельцы так и не оправдали наших надежд. Их нет ни на земле, ни на Луне, ни на Марсе. Зато ведьмы всегда под боком. Да и вообще пора загрузить их общественно полезной деятельностью, чтобы не растрачивали даром свою колдовскую силу. От сериала не требуется ничего, кроме постоянного действия. И в этом смысле положительные ведьмочки мало чем отличаются от остальных американок. Это двести лет назад они летали на метлах, ходили в черных платьях и прятались в темноте. Сейчас они разъезжают на машинах, носят шорты и топики, работают в музеях, пишут для модных журналов и постоянно влюбляются, что не мешает им периодически спасать мир от очередного злобного демона.


ОВЦЫ, МУХИ И ЛЯГУШКИ

Настоящая сказка всегда страшная. Колобка съели, Красную Шапочку проглотили, Аленушку утопили, Иванушка в козленочка превратился, от козлика рожки да ножки остались… Это уж потом появилась «добрая сказка с хорошим концом» – именно так звучало в телевизионной заставке. Некоторые думают, что сказку написать просто. Надо чтобы что-то во что-то превращалось. Или кто-то в кого-то. Ну, скажем, человек в муху или овца в человека. И вот уже что-то сказочное. Тут могут возразить великие сказочники вроде Андерсена, что сказка – это еще и мысль, а уж потом всякие превращения. И чтобы до счастливого финала добраться, надо много всего пережить. Если же ни мысли, ни переживаний нет, то, как говорится, «легким движением руки брюки превращаются… превращаются брюки…» И так пока бумага не кончится или читательское терпение не иссякнет. Так или иначе, но под видом сказки нам все чаще предлагают примитивный сюжет в неумелом исполнении.

– Харуки Мураками «Рождество Овцы». М., ЭКСМО, 2004. –

Иногда очень трудно понять, имеем мы дело с неудачным замыслом или столкнулись с безграмотным переводчиком. Эта книга с картинками, конечно же, пародия на рождественские сказки, а заодно и на «Алису в стране чудес». То, что герой называется Человек-Овца, это еще куда ни шло. Но «Святой Овца» (именно так в тексте), чье рождество нам предлагают отпраздновать по-японски, по-русски звучит дико. Может быть, в японском языке нет слова «баран»? Или переводчик не решился назвать бараном или барашком «агнца божия»? А, может, это и не пародия вовсе, а постмодернистский ход Мураками. Хорошие сказки удаются только очень хорошим писателям. Не оценивая автора, как писателя, можно с уверенностью сказать, что до настоящей сказки ему еще далеко. Вернее, было далеко, ведь написана она в прошлом веке, в 85-ом году. Однако возникает тихое подозрение, что популярность Мураками, возможно, напрямую связана с его умением загрузить нас ничем. Есть такая даосская притча. Ученик спрашивает учителя: «Что ты делаешь?» – «Ничего», – ответил учитель. – «Ничего не делаешь?» – «Нет, я делаю ничего». Вот этому увлекательному занятию и предлагает предаться автор. Съесть, так сказать, дырку от бублика. Или от пончика. Именно это сделал герой сказки, за что подвергся проклятию. А чтобы снять проклятие, надо в яму провалиться, и на гору залезть, и головой об дно стукнуться, и со всякими чудищами встречаться. А в результате оказалось, что Святой Овца решил таким образом пригласить героя сказки к себе в гости на собственное Рождество. Садист, да и только. Ребенок, по-моему, просто обидится, а любой взрослый почувствует себя бараном.

– Федор Ландрин «Анютины глазки. Сказки». М., 2004. –

На первых же страницах автор поистине со сказочной легкостью перевоплощается в юную вагонную муху. А с точки зрения мухи люди – довольно мерзкие существа. Они разрушают все вокруг себя, не желают следовать природным инстинктам, а потому ничего не понимают в любви. Но как раз любовь-то муху и погубила. Она всего лишь захотела присоединиться в купе к влюбленной паре, и погибла от руки молодого красавца, не оценившего ее страстных приставаний. Невольно вспоминается Петр Мамонов со своей знаменитой песней: «Муха – источник заразы? / Не верь, это не так! / Источник заразы – это ты. / Муха моя, как пряник, / толстая и красивая». В другой сказке автор в экзотическом сне становится Иваном-царевичем, который, в свою очередь, преображается в комара. Но чаще всего это мужчина в районе сорока лет, «с гиперстеническим строением тела». Не знаете, что это такое? Если вас мучает одышка и периодически изводит метеоризм, то, вполне возможно, что ваши внутренние органы расположены слишком близко друг к другу. Сказочно ценная информация. Надо сказать, что и снаружи этот мужчина выглядит тоже не слишком привлекательно. Вечно то недоспавший, то переспавший, со слипшимися волосами, в помятой одежде. Одним словом, «промозглый человек». Сегодня пьет водку, завтра – тазепам, а потому плохо отличает сон от яви. Все время девушки обнаженные мерещатся, особенно под душем. Однажды приглянулась ему на улице симпатичная студентка, из плоти и крови, и даже заговорила с ним, но тут же раз – в лягушку превратилась. А все оттого, что автор съел в ресторане французский деликатес – лягушиные лапки. Такие, знаете, длинные, розовые, как ноги у моделей. Ну что теперь делать? Принес лягушку домой, посадил в ванну. Наш мечтатель, конечно, пытается как-то пробиться к реальности, по утрам кофе варит – четыре чайных ложки с горкой на порцию. Но кофе все время убегает на плиту, раковина грязной посудой забита, по комнате вещи разбросаны... Откуда же тут нормальным девушкам взяться? Одни лягушки да мухи.

– Кира Сурикова «Несладкий кофе». М., Вагриус, 2003. –

В отличие от предыдущего автора Кира Сурикова пьет кофе часто и в свое удовольствие, рассказывая сказки о любви и нелюбви городской Царевны-лягушки, которую Иван-царевич поцеловал, но не женился, потому что уже был женат. Но ведь и не бросил окончательно, да еще и с ребенком. Звонит, заходит, ревнует. Где-то к концу книги ребенка уже два. Значит два царевича что ли было? А хоть бы и три, все равно ничего не изменится. Все равно машина, дубленка, кафе, мобильник в кармане, больница, ночной клуб, душу кому-нибудь излить… Помню, в начале 90-х моя приятельница дала объявление: «Консультации для женщин по вопросам личной жизни». Она, собственно, как рассуждала? Дескать, выслушиваю же я периодически откровения подруг, так почему бы ни делать это же самое за деньги. От желающих не было отбоя, за деньгами дело не стояло, а истории встречались самые экзотические. Скажем, девушка-крупье не могла наладить сексуальные отношения с мужем-брокером, поскольку супруги не совпадали по времени: он работал весь день, а она всю ночь. Но тут возникли непредвиденные сложности. Оказалось, что близкого человека слушать интересно, что бы он, то есть она, не несла. Тут все к сердцу принимается, а потому советы давать приятно и занятно. А вот с посторонними иначе. Их проблемы близко к сердцу принимать не станешь, а без сердца подобные беседы – занятие нудное, скучное и бесполезное. Разве что кофе вместе выпить. С молоком, но без сахара. Тут у нас с автором вкусы совпадают. Но для литературы этого маловато будет.


ПРОСТЫЕ ЭКСТРЕМАЛЫ

Прививали нам, прививали классики любовь к так называемому среднему человеку, простому и незатейливому, да так ничего из этой затеи и не образовалось. В советское время возникали дискуссии, что, мол, не такой уж он средний, наш средний человек. Даже песню сочинили с рефреном: «Наш непростой советский человек». И действительно, если смотреть в общем, то все кругом как бы средние. Но если глянуть пристальней на самого простого, тут-то и выяснится, что он тот самый экстремал и есть.

– Юстейн Гордер «Апельсиновая девушка». СПб., Амфора, 2004. –

Перед нами роман о нормальной, вполне земной любви. Подобные книги начали исчезать из литературы в начале семидесятых, сметенные волной мировой секс-революции. Литературные школьники, студенты, отцы и матери семейств были озабочены только сексом. Все, что до, после и поверх, выносилось за скобки. Книжная любовь, как субъект федерации, отделилась и образовала страну так называемых «любовных романов», где бумажные герои бесконечно разыгрывают пошлые пьесы в картонных декорациях. А из мировой литературы мы вообще помнили только любовных экстремалов типа Ромео и Джульетты или Эсмеральды с Квазимодо. Эти пары стали необыкновенно востребованы в начале 21-го века. Агрессивный дуплет «любовь – смерть» упорно добивает дуэт «любовь – жизнь». Но автор этой книги дает обратный ход. Ситуация, прямо скажем, в жизни редкая. Пятнадцатилетний сын получает письмо от отца, умершего 11 лет назад. Письмо спрятано в старом детском автомобильчике. Отец завещал ни под каким видом его не выбрасывать. И вот несообразительные дедушка и бабушка, наконец, дотумкали в этом автомобильчике порыться. И нашли письмо, правда, несколько позже, чем рассчитывал отправитель. Родители (мама и отчим) оказались людьми понимающими, письмо вскрывать не стали, отдали адресату. Вот эта ситуация уж точно экстремальная. Какая бы мама удержалась от домашней перлюстрации, разумеется, для блага собственного дитяти? Разве что норвежская. Получается, что в Норвегии к детям относятся с большим уважением, иначе с чего бы рано умерший родитель стал бы извиняться за то, что родил сына, не спрашивая его согласия. И вот чтобы объяснить это волюнтаристское действие, отец сочинил письмо в будущее, рассказывая сыну о своей любви. Мол, прикинь, согласился бы ты родиться, узнав задним числом обо все, что предшествовало твоему рождению. Но знаете, каков был первый вопрос с того света? Ни за что не догадаетесь: «Как обстоит дело с телескопом Хаббл? Может, астрономы обнаружили что-нибудь новенькое в строении нашей Вселенной?» И попал в точку. Смотреть в космос – все равно что смотреть в прошлое, ведь вы видим объекты, которых уже давно нет. Телескопом в прошлое стал для сына рассказ о любви отца к «апельсиновой девушке». Вот такое «быть или не быть».

– Лариса Шкатула «Внучка алхимика». М., ЭКСМО, 2004. –

Героиня этой стилизации под 18-ый век, Софья Астахова, вроде бы вполне обычная, красивая, но небогатая и средней знатности девушка, а на самом деле – настоящая экстремалка. Желает походить на княгиню Дашкову, и вместо того чтобы отплясывать на балах и женихов приманивать, книгу Вольтера «Микромегас» читает. От одного названия тоска берет, а ей ничего. А виной всему гувернатка-француженка. Она не только приохотила свою воспитанницу мудреные книжки по-французски читать, но и умываться холодной водой приучила. В общем, девушке уже 25 лет, а у нее в голове одна идея – составить родословное древо своего рода. Пошла в кладовку за листом бумаги и потайную дверцу обнаружила. Открыла и оказалась в мастерской своего деда-алхимика, экстремала самой высокой пробы. Он придворных дам омолаживающими бальзамами и притираниями снабжал и даже саму императрицу Екатерину I по этой части пользовал. Оттого и выглядела она гораздо моложе своих лет. Погиб дедушка весьма загадочно, упав с лестницы, ведущей в августейшую спальню. Об этом Соне Татьяна Толстая поведала, баронесса, в надежде, что пытливая девушка где-нибудь да отыщет дедушкины рецепты, и увядающая дама вернет себе молодость, чтобы нестыдно было по вечерам людям на глаза показываться. Но в мастерской оказалось золото в слитках, а как нам из книжек известно, оно ни одной девушке счастья еще не принесло.

– Александр Потемкин «Стол». М., ПоРог, 2004. –

Знаем ли мы механизмы реальной власти современных чиновников высокого ранга? Это покруче любой алхимии будет. Тончайшие переплетения любви, неотделимой от коррупции, и коррупции неотделимой от политики. И опять же любви, в равной мере управляющей всеми этими сферами. Любовной пружинкой повести стала бедная родственница из Гдова, обладающая пышной грудью и умением пробуждать к жизни увядающих генералов. Сама героиня чем-то напоминает знаменитую чеховскую Душечку. Ей все равно. Церковная афера с крестами, освобождаемыми от налогообложения, открывает возможность массовых незаконных операций с драгметаллами. Жуликоватый иерарх вполне узнаваем. Узнаваемы и многие другие герои «Стола». Книга читается, как увлекательный репортаж прямо из-за кулис современной власти. Это, пожалуй, одна из первых попыток окинуть прошлое десятилетие – процесс становления российского чиновничье-бюрократического капитала. В общем-то, ничего такого экстремального, чего нельзя обнаружить где-нибудь в Италии 60-х, Испании 70-х, Греции 80-х. Наш капитализм уютный, домашний, криминальный, бюрократический, бытовой. В нем очень многое зависит от очередной пышногрудой родственницы из глубинки. Если все обстоит так, как в этой повести, то можно не волноваться за наше будущее. Ведь грудастых провинциалок, владеющих техникой секса, в России немеряно. Их так же много, как нефти в еще непробуренных скважинах.


КВЕРХУ ВНИЗ КОНЦОМ…

Великий, могучий, правдивый и свободный русский язык включает в себя выражения типа «выйти из себя» или «быть не в себе». Но если не в себе, то в ком? И что это такое на самом деле? Выйти из себя далеко не просто. В литературе это означает, что как бы вышедший из себя и воплотившийся в своих героев автор, хочет, чтобы и читатель пережил вместе с ним вместе новые ощущения.

– «Дети Ра». № 1. М., Вест-Консалтинг, 2004. –

Эра стандартизации заставляет все живое сопротивляться всемирному ГОСТу. Константин Кузьминский, прославленный скандалист, напечатавший в Америке весь поэтический андеграунд Ленинграда 70-х, наконец-то опубликовал в России свою ни на что не похожую вещь «Поэма «Ада», или Девочка из Днепропетровска». Она закончена на Брайтон-Бич еще в 1993 году, и вот теперь ее напечатал в первом номере своего журнала такой же нестандартный, но абсолютно не скандальный Евгений Степанов. Цитировать поэму практически невозможно. Кузьминский никогда не писал просто по-русски, нарушая все мыслимые и немыслимые правила грамматики, ставя или не ставя запятые по собственному усмотрению. «Насекомый – тебя, незнакомку / по пустынным листал искомую / мою самку, соломку – кою / я тащу, муравей исконно». Это, пожалуй, самое воспроизводимое. Но среди этой умышленной невнятицы и зауми время от времени вспыхивают щемящие строки: «Мне видимо Бог запрещает любить». Или: «Не волк я не волк я тоски моей вой». Или: «Но Бог не дает мне а дьявол велит». Истовый наследник обериутов, настоящий калифорнийский ленинградец, он даже не человек мира, а человек не мира или не человек мира. «В Калифорнию ты летишь с отцом / я лежу в ночи кверху вниз концом». Кузьминский не похож ни на кого из современных поэтов, хотя отчетливо прослеживаются его связи с Введенским, с Олегом Григорьевым, с Митьками. «Я лежу, созревая репой / я еще моя милая крепок / Достоевского в рот не беря / до великого ноября». Почему до ноября? Потому что в ноябре Достоевский родился. Но вряд ли такая простая разгадка что-нибудь объясняет. Ясно только, что как только К.К.К. (так он себя именует) вышел из себя по самой полной программе, в поэтическом полку прибыло. Есть уравновешенный гармоничный ленинградец-американец Бродский. И есть абсолютно неуравновешенный не ленинградец – не американец К.К.К.

– Марк Леви «Где ты?». М., FreeFly, 2004. –

Когда-то Чингиз Айтматов написал, что из космоса земля похож на хрупкую голову ребенка. А, по-моему, она скорее напоминает голову человека, который постоянно не в себе. Ведь чего только люди с ней не проделывают: и нефть – «кровь земли» – выкачивают, и шахты роют, и туннели прокладывают, и атмосферу ракетами буравят, и подземные ядерные взрывы устраивают, – а она, тьфу-тьфу, держится. Не такая уж, выходит, она хрупкая, эта голова. Но ведь человек – всего лишь дитя природы, которая сама только и делает, что выходит из себя: пожары, потопы, землетрясения, ураганы… Вот и дитя ведет себя соответственно. Казалось бы, чего проще: если любите друг друга, ну, и живите вместе. Так нет же, девушку несет куда-то на край света, чтобы спасать жителей Гондураса от последствий очередного урагана. Дескать, жди меня, и я вернусь. Но придти в себя, то есть вернуться в обычную жизнь, где самое ужасное, что может случиться – это смерть трех бродяг замерзших в Центральном парке, Сьюзен уже не может. Ведь почти на ее глазах ураган всего за 48 часов превратил в одно глинистое месиво деревья, дома, людей, животных, машины. Маленькая страна величиной со штат Нью-Йорк была сметена силой, равной трем атомным бомбам. Потому в ее письмах, кроме слов любви и есть и горькие фразы: «Нью-Йорк и ты – меня воротит от вас с вашими историями о бомжах!» Понемногу Сьюзен как бы и сама становится таким ураганом, жестоко вторгающимся в жизни близких людей.

– Пелем Г.Вудхаус «Положитесь на Псмита». М., Текст, 2004. –

Любая женщина выйдет из себя, если похитят ее роскошное ожерелье, да еще прямо на поэтическом вечере в собственном поместье. И ведь всего только на секунду погас свет! Впрочем, если вы обладательница прекрасного дорогого ожерелья, то рано или поздно кто-нибудь попытается его стащить. И не только профессионалы, но и ближайшие родственники. Как метко заметил Козьма Прутков, богатый человек, не помогающий бедным, «подобен здоровенной кормилицы, сосущей собственную грудь у колыбели голодного дитяти». И хотя здесь речь не о бедных детях, а скорее о бестолковых взрослых, суть от этого не меняется. Когда людям позарез нужны деньги, родственные чувства как-то сами собой умолкают. И вот тут-то на помощь злоумышленникам приходит молодой лоботряс. Дело не в полном отсутствии у него не только карманных, но и вообще денег, а просто такова натура это «кипучего бездельника». В результате в один прекрасный день исчезает отпрыск аристократического рода Смит, и возникает загадочный Псмит, готовый заняться чем угодно. Так в поместье обаятельного лорда, помешанного на садоводстве, появляется экстравагантный молодой человек, выдающий себя за модного поэта. А за кого еще прикажете себя выдать, чтобы не вызывать подозрений? Ведь поэт – существо неуправляемое, и ожидать от него можно бог знает чего. Даже если он бросит цветочный горшок в окно управляющего, никто не решится осудить стихотворца, который вышел из себя – знать, вдохновение накатило. Разве что сам управляющий, эдакий Мальволио, помешанный на порядке. Но без соперников и тут не обошлось, не только по части криминальной, но даже и поэтической. Правда, в отличие от поэта-самозванца юная мисс Пиви не только профессиональная воровка, но и поэтесса с настоящими, изданными в типографии книжками своих стихов. Именно она ловко задумала и блестяще осуществила преступление. Вот только результат оказался совершенно неожиданным для всех участников.


ХОРОШО ЖИТЬ ХОРОШО

Все наизусть знают фразу из культового фильма: «Жить хорошо! А хорошо жить еще лучше». А поэтому несчастные люди чем-то напоминают дилетантов от жизни. Иногда кажется, что они не только не умеют жить, но и не хотят. А, может быть, в России просто не принято быть счастливым? Положено плакать, охать и жаловаться на несправедливость. Потому так приятно слушать тех, у кого жизнь удалась. Почему же не погреться у чужого очага?

– Г.Коган «У врат мастерства». М., Классика-ХХI, 2004. –

Любая книга на тему, как стать художником, поэтом или пианистом, похожа на руководство, как стать красивым и счастливым. В принципе все просто: талант либо есть, либо его нет. Однако люди талантливые твердо уверены, что многих можно научить так называемому мастерству. Маяковский так и назвал свое пособие для графоманов «Как делать стихи». Но никто по этому пособию ничего не сделал. Легендарный пианист и педагог Григорий Михайлович Коган в самый разгар войны трудился в эвакуации в Саратове над своим учебным пособием. Назвал он книгу мудро, поскольку дальше врат в искусстве мастерством не продвинешься. После победы наступило вроде бы самое время эту книгу читать. Однако власть ринулась на борьбу с космополитами безродными, проще говоря, с евреями. Если бы ни поддержка Гнесина, Гольденвейзера, Нейгауза, книга тогда так бы и не вышла. Сегодня этот труд можно считать классическим. Коган считает, что нужны три условия для воплощения творческого замысла: целеустремленность, сосредоточенность и страсть. Почти, как у Стругацких, правила прохождения сквозь стену: «Видеть цель, не замечать препятствий, верить в себя».Так Бетховен десятки лет искал свою знаменитую тему радости, ставшую потом финалом 9-й симфонии. Так Иванов 20 лет искал своего Иисуса для картины «Явление Христа народу». Флобер однажды 8 часов создавал 5 страниц и решил, что это и есть идеальный рабочий ритм. А потом три дня буксовал над тремя строками. Гоголь считал нужным по восемь раз переписывать каждую страницу. И переписывал. А вот Шекспир, говорят, писал сразу начисто и почти без помарок. Коган согласен со Станиславским, в том смысле, что если у тебя нет сверхзадачи, ничего не получится. А Ростропович утверждает, что в искусстве главное не труд, а страсть. Вроде бы все они рассуждают об искусстве, а получается, что о жизни. Нет сверхзадачи – и жизнь бессмысленна. Нет страсти, и никакой труд не поможет. Не зря Коган цитирует стих Гюго: «Как красавиц привлечь / без чары: чтоб сами на страстную речь / они нам в объятья пали? / «Любите!» – они отвечали». «Любите! Вот каким путем рождается искусство», – восклицает Григорий Коган. Мы бы и рады, да ведь сердцу не прикажешь. Словом, если у вас нет сердца, то и жизнь не получится. А если есть сердце, тогда оно само подскажет, как нужно жить, любить и творить. Судя по этой книге, автор все это умел. Вот вам и все мастерство.

– Дарья Калинина «Любовник для Курочки рябы». М., Эксмо, 2004. –

Пушкинские три девицы пряли под окно исключительно потому, что не были хорошо устроены. Как только они получили теплые места во дворце, так вообще престали что-нибудь делать и вместо того, чтобы получать удовольствие, начали интриговать. Героини Калининой намного умнее, но попались на том же. Кто умеет жить, так это обеспеченные женщины. Кто их обеспечил и за что, это совершенно неважно, это изначально выносится за скобки. Так что если вы думаете найти в книге рецепт беспечальной и сытой жизни, то и найдете. А если вам и так все известно, то просто посмеетесь вместе с автором над тремя, нет, даже четырьмя дурочками – Курочками. Собственно три верных подружки-клушки приехали отдохнуть от извечных проблем богатых женщин. У одной дача медленно строится – строители какие-то неумелые и ленивые попались. У другой муж слишком таинственный: не то женщину на стороне завел, не то вообще шпион. У третьей и с дачей, и с мужем все в порядке. Она за компанию. И отдохнула бы троица на славу на крохотном островке в Средиземном море, если бы дамы не стали соваться в чужие дела. Оказалось, что «Аннушка уже пролила подсолнечное масло». Ну, не подсолнечное, а оливковое, и не на рельсы, а на скалы. И не Аннушка, а Ксюша – четвертая, козырная дама в колоде. Эта самая Ксюша оказалась женой бывшего жениха одной из подружек. Когда-то он променял свою красивую, но бедную невесту на богатую, но красивую. А вот жениться на богатой, будучи бедным, это очень большой вред для здоровья.


СВАМИ ВСЕГДА С ВАМИ

Розы сами не растут. Их создает садовник – настоящий конструктор роз. Потому эта, рожденная, казалось бы, самой природой красота требует постоянного ухода и контроля. Вот так и талант. Мало его обнаружить, надо его постоянно поддерживать в форме, то есть трудиться. В общем, как объяснял Фросе Бурлаковой ее педагог, если человек выиграл в лотерею рояль, то это не значит, что он на нем сможет играть. Правда, певицу это объяснение не очень убедило. Она была уверена, что если ее в правлении слышно, то больше ничего и не надо.

– Андреа Де Карло, «Уто». М., Слово / Slovo, 2004. –

А вот герой де Карло, юный пианист Уто, не только «выиграл рояль», но и научился гениально на нем играть. В свои 19 лет он объездил с концертами полмира и продолжал бы карьеру и дальше, если бы случайность не занесла его в американскую глубинку, где среди заснеженных холмов притулился индуистский ашрам возглавляемый гуру по имени Свами. Больше всего прибывший из Италии музыкант был поражен двумя вещами: количеством снега на улице и тем, что, войдя в помещение, надо снимать обувь и верхнюю одежду. В доме кругом светлые ковры, а у него носки рваные и вообще единственные. Одет он тоже отнюдь не в концертный фрак, а в кожаные штаны и куртку со множеством молний. Волосы, естественно, высветлены и всегда дыбом. Но что было для него поистине удивительным, так это то, что никого он своим видом не шокировал. Все приветливо ему улыбались, кланялись и целовали от всей души. Мало того, на общем празднике обитатели общины с одинаковым доброжелательством аплодировали не только его виртуозной игре, но и любому, кто худо-бедно, но от души мучил клавиши. И представьте, Уто на это купился. Он-то привык аплодисменты упорным трудом зарабатывать, а тут тебя любят уже за то, что ты есть. И не просто любят, а готовы поклоняться, как божеству. Старенький, но шибко мудрый Свами, озабоченный проблемой передачи власти в своем маленьком земном раю, сходу разгадал по виду дерзкого, а на самом слабого и неуверенного паренька. Взял да и сделал его своим преемником. Не зря же Уто в своем воображении всегда видел себя кумиром, которому позволено все. А если только это тебе и нужно, то всегда найдется хитрый Свами, который придумает способ исполнить твое желания в пределах отдельно взятой общины.

– Марина Воронцова «Удостоверение буйной личности». СПб, Издательский Дом «Нева», 2004.–

В этом романе тоже без нашего, отечественного Свами не обошлось. Правда, он перед читателем так и не появился, но мы о нем и сами много чего знаем. Детектив-недотепа по заданию агентства проник в глухую деревню, куда увел своих последователей бывший контуженный милиционер Виссарион. У обитателей сибирского «ашрама» только два благочестивых занятия: работать и молиться. Причем, и то, и другое до упаду, чтобы на глупости сил не оставалось. А если после работы, молитв и вегетарианской пищи силы еще есть, то вот тебе законная жена. Какая – определит опять же руководство. Но девушка с простым русским именем Женя Иванова, попавшая в обитель по причине несчастной любви, тут же снова влюбилась, но не в своего мужа, а в чужого. В результате извела соперницу, вернулась в Питер, и заняла ее место в интеллигентной семье. А потом начала творить свои черные дела. Узел сюжета в том, что некий Граас потерял память. Но не совсем, а как знаменитый «джентльмен удачи»: тут помню, тут помню, а тут не помню. Так вот и у этого Грааса: с утра до вечера все и всех помнит, а наутро просыпается с совершенно чистой головой. Но как все это конкретно произошло, узнать так и не удалось, в чем автор честно признается. Подобные случаи в литературе и раньше бывали. Вот Пушкин, например, очень удивился, когда Татьяна Ларина вышла замуж. А герои Воронцовой, видимо, не захотели раскрывать своей создательнице собственные роковые тайны. По правде говоря, их понять можно. Ведь искусство детектива подразумевает не только способность создать запутанный сюжет, но и умение его распутать на глазах у читателя. А тут чего нет, того нет.

– Николаус Ленц «1000 «детских» вопросов и ответов». М., АСТ, Астрель, 2004. –

Мы так устаем от глобальных проблем и необходимости постоянно отвечать на разные, с виду несложные житейские вопросы, что перестаем чувствовать простые радости жизни. И начинаем мечтать о неком мудреце, добром Свами, который с ходу на них ответит. Вот Николаус Ленц и решил выступить в этой роли. 1000 «детских» вопросов дают возможность встряхнуться и взглянуть с интересом хотя бы на свое лицо. Для чего человеку нос? Отчего вьются волосы? С какой скоростью растут ногти? Почему при ярком свете зрачки уменьшаются? Это вместо привычных, взрослых вопросов, типа, как похудеть за один день или где достать денег. У детей бесконечно много времени. Они могут часами наблюдать за божьей коровкой или десять раз по новой слушать одну и ту же сказку. Со временем острота чувств притупляется, а любопытство исчезает. А жаль. Ведь жить – это способность каждый день открывать для себя что-нибудь новое. Для этого не обязательно лететь на Марс. Непознанный мир прямо здесь, у вас на ладони. Из книги можно узнать, что ноготь на пальце отрастает на 1 мм за 10 дней. Ну и что? Да ничего, просто интересно, что у ногтя тоже есть скорость. А бороздки на кончиках наших пальцев позволяют нам удерживать вес. На ногах таких бороздок нет, это значит, Бог или природа тщательно выверяли конструкцию человека. Другое дело, что не совсем понятно, для чего мы нужны этому самому Богу или мирозданию. Скорее всего, не за чем. Просто так ему интересней. И все же, как приятно узнать, что люди разностороннее животных. Вот кенгуру прыгают дальше, горные козлы выше, а тюлени быстрее плавают. «Но в комбинированном соревновании, включающем бег, прыжки и плавание, победил бы человек».


УЖАСНО ВЕЛИКИЕ

Обитатель села Степанчиково, знаменитый Фома Опискин, говорил, дескать, дайте мне легионы, и я завоюю полмира. Это он против Александра Македонского бочку катил. Мол, нет никакой гениальности, есть только выгодное социальное положение. А то, что тысячи других полководцев со многими легионами ничегошеньки не завоевали и проиграли все сражения, это в расчет не берется. Примерно так же и Лев Толстой рассуждал. Что там ваш Наполеон, когда наш Кутузов на Бородинском поле курицу ел, Москву сдал и всех победил. А Маркс утверждал, что любая шпага могла заменить гениального «императора республики». Русская пословица насчет таланта ничего не говорит, а гласит, что терпение и труд все перетрут. Но пушкинский Сальери трудолюбием и прилежанием в музыке ничего существенного не добился. Зато его реальный прототип был директором оперного театра. Может, так оно и спокойнее, ведь сказано в Евангелии: «Кому много дано, с того много и взыщется». А кому дано мало, то «и это отнимется».

– Н.Н.Непомнящий «Сто великих загадок истории». М., Вече, 2004. –

Тайна смерти Моцарта не будет разгадана никогда. Но некоторые мифы уже развеяны. Раньше всячески подчеркивалось, что из-за крайней бедности похоронили гения в общей могиле. На самом деле, в общей могиле, на четыре человека, хоронили весьма именитых жителей Вены. Таковы были тогдашние санитарные нормы. Яростные дискуссии ведутся вокруг черепа Моцарта. Одна экспертиза за другой утверждают подлинность музейно-анатомической реликвии. Но никто никогда не узнает, кто именно совершил преступление, разрыв могилу и достав оттуда бесценную реликвию. Бедный Йорик – Моцарт! Траванул или не траванул Сальери своего гениального коллегу, сегодня не узнает уже никто. Однако слухи крайне редко возникают на пустом месте. А вокруг Моцарта и Сальери такая молва была. Сегодня трудно сказать, принимал ли наркотики знаменитый алхимик и чернокнижник из Вюртенберга по имени Фауст. Скорее всего, ядовитыми парами из алхимической реторты он все-таки надышался. Иначе не явился бы ему господин в шляпе с длинным пером по имени Мефистофель. Достоверно известно, что немецкий Казанова соблазнил в своих путешествиях по Италии не только Маргариту, но еще и Елену. Кто именно в его гареме именовался Еленой Троянской, опять же никогда не узнаем. Были и «омолаживающие» эликсиры собственного изготовления. Эти возбуждающие средства в результате привели неутомимого экспериментатора к слепоте и раннему стремительному одряхлению. В общем, все, что было дано, отнялось. Остальное домыслил Кристофер Марло, а позднее Гете. Вот и знаменитая «Джоконда» никакая не Монна Лиза. От нее унаследованы только внешние аксессуары. А на самом деле это мать Леонардо по имени Катерина, на которую художник был похож, как две капли воды. Кто его знает, может, и так.

– Джон Кейз «Код бытия». М., АСТ, ВЗОИ, 2004. –

У великих людей и заблуждения великие. Вот, например, в молодости Дарвин был очень религиозным человеком и потому отправился в путешествие, чтобы доказать, что всеминый потоп действительно был, ведь после него остались кости «допотопных» животных, всяких там динозавров и прочих мастодонтов. А потом вдруг раз – отверг божественное происхождение человека и придумал естественный отбор. И хотя многим поначалу показалось очень обидным оказаться в ближайшем родстве с обезьяной, со временем человечество с этим смирилось и включило дарвинизм в школьную программу. Пока не появилась генетика, которая утверждает: никто ни от кого не происходил, и вообще мы близкие родственники всем живым существам. А вот профессор Барези из романа Кейза, будучи известным теологом, занялся медициной не для того, чтобы опровергнуть Писание, а, напротив, подтвердить его постулаты на практике. И открыл он клинику по искусственному оплодотворению. А сам занимался таинственными исследованиями. И нашел такое, что вызвало тревогу в высших церковных кругах и особенно в тоталитарной католической секте под названием «Умбра Домини», то есть «под сенью креста». А что под этой сенью? Конечно, трупы, стрельба, драки, погони – все, как и положено в порядочном детективе.

– Наталья Дардыкина «Великие и Ужасные». М., АСТ, Зебра Е, 2004. –

О многих и многих известных людях нашего времени мы, по сути дела, ничего толком и не знаем, вернее, не знаем самого главного. Ведь писатель, актер, ученый – это всегда Мистер Х или, как выразился Виктор Ерофеев, «Бог Х». Может быть, икс, а, может, и нечто совсем непроизносимое. Кстати, Ерофеев настаивает на том, что время религиозных поисков не закончилось. Мы не знаем Бога нашего времени, а он есть. Сколько на земле было религий, богов и храмов, и все считали и считают истинным только свой образ бога. Забавно, что культовый литератор, чьи тексты тонут в потоке неумеренного сквернословия, на самом деле тонкий филолог, защитивший диссертацию о Достоевском и экзистенциализме. А сын знаменитой комсомолки Яковлевой, которую любил Маяковский, и которого она так же страстно любила, написал книгу о маркизе де Саде. С маркизом соревноваться – дело бесполезное. Человек, давший свое собственное имя изуверству, которое с тех пор называется «садизм», останется в этом жанре корифеем. По сравнению с ним все последователи – просто сценаристы детских утренников. И уже за это маркизу спасибо. Он создал великие и ужасные шедевры зла, заранее обрекая на неудачу всех подражателей в грядущих столетиях. Несомненно, среди таких адептов и скульптор Шемякин. Благодаря ему мы впервые увидели скульптуру проститутки, вернее, проституции, с ликом жабы. Поначалу это шокировало. А теперь… Почему, скажем. Казанова в Венеции запечатлен, а наш родной бабник Фрол Скобеев томится в безвестности, и никто не знает, как он выглядел? Зато все знают, как выглядит Шемякин в черном картузе со знаменитым шрамом. Очень точно названа книга, ведь все великое в какой-то мере ужасно. А ужасное всегда претендует быть великим.


НЕ БЫТЬ ДУРОЙ

Баратынский писал о позапрошлом столетии, в котором он проживал, что «век шествует путем своим железным», поколенья заняты «насущным и полезным», и вообще им не до поэзии и романтики, поскольку они «промышленным заботам преданы». Но кто и когда верил очевидцу? Теперешним авторам эти времена кажутся очень романтичными и таинственным, и они все время норовят забросить туда своих героев, а то еще и дальше.

– Елена Афанасьева «ne-bud-duroi.ru». М., Захаров. 2004. –

Найди то, не знаю что, принеси туда, не знаю куда – таков незатейливый сюжет романа. Впрочем, вторая фольклорная теорема решается сразу же на первых страницах. Принести надо не куда-нибудь, а прямо в Кремль. Героиня, получившая угрожающее послание «ne-bud-duroi.ru», – профессиональный «папарацци», работает на иноземное агентство и потому имеет допуск в святая святых. Дурой, конечно, быть не хочется, но и ничего умного в голову не приходит. Чтобы разгадать первую загадку, автор отважно пускается в путешествие во времени, оказываясь вместе с читателем на каравелле Магеллана. Правда, все, происходящее на море и в экзотических странах, отдает провинциальной декорацией и натужным реализмом. Зато второе путешествие, в более близкое прошлое, намного живее. В петербургской гостиной ХIХ века мы узнаем много интересного, поскольку писательница рассказывает о знаменитых писателях та-а-акие подробности интимной жизни, что впору нашим сегодняшним. Или еще ближе, например, пятидесятые годы ХХ века, когда китайские девушки после встречи с советскими дипломатами писали такие партийные отчеты: «Товарищ Иванов положил мне руку на колено, и я почувствовала, что мое сердце наполняется горячей любовью к братскому советскому народу». Как говорят итальянцы, если это и неправда, то хорошо придумано. В общем, автор много всего знает и про кремлевские нравы в том числе. Но одна историческая промашка все же есть – в сюжете о живущем в сибирской глуши интеллигенте, потомке декабристов. Его выселили из собственного дома в такую маленькую комнату, что он не смог забрать с собой всех книг и добровольно оставил их сельской библиотеке. На самом деле книги этот «бывший» не сам отдал, а изъяли их у него по декрету советской власти, чтобы обеспечить библиотеками неграмотный народ. Короче, отняли и поделили. А вот героиня Афанасьевой к концу романа поумнела, и делиться ни с кем не захотела.

– Наталия Орбенина «Тень Эсмсеральды». СПБ., Изд.Дом «Нева», 2004. –

Представьте себе такой сюжет. Новорусского недоросля обольстила на даче домработница-красотка, и, не будь дурой, на себе женила в тайне от родителей-работодателей. А когда страсть поутихла и пришло время вступать в престижный брак по папиному веления, по маминому хотению, молодой муж спалил ЗАГС вместе со всеми документами и заведующей, а потом столкнул любимую с ближайшей горки на проезжую часть. Ну, и что тут сказать? Да подобных сюжетов в отечественных сериалах пруд пруди. Дело ясное, что дело уголовное. Но это если в наше время. А если действие происходит в позапрошлом веке, то из этого уже получается мистика и романтика. Ведь там шляпки, оборки, кринолины, вуали и прочие предметы дамского вожделения, независимо от времени реального проживания. А молодые люди – все в цилиндрах и со шпагами. Согласитесь, что это гораздо интереснее, чем обритая голова и бутылка пива в руке. Конечно, в романе Орбениной все не так просто. Гувернантка Розалия не погибла, упав со скалы в водопад. Она выздоровела, но в ней пробудились, как сказали бы сейчас, экстрасенсорные способности. Она смогла душой переселяться в тело своей сводной сестры, горбуньи, живущей в Крыму, в горном селенье, и изучающей старинные мистические книги.

– Джейн Остен «Доводы рассудка». М., АСТ, 2004. –

В русской литературе сельским дворянским семействам сильно не повезло. Благодаря Пушкину и его роману, мы поверили, что там все солят огурцы, варят варенье, ходят в чепцах и салопах и имеют обо всем самые примитивные понятия. А из интересных людей заезжие пижоны вроде Онегина и Ленского. Так что начитанной Татьяне среди окрестных помещиков и поговорить-то не с кем. Один выход – ехать в Москву или Петербург и там находить себе толстого генерала. Но ведь это – взгляд со стороны. Очень романтично звучит – жить в родовом имении. На самом деле это работа с утра до вечера. Сколько с этими имениями было возни, мы уже и не знаем и представить не можем. Но на обитателей английских поместий мы смотрим изнутри, глазами Джейн Остен, и видим, что в сельской глуши живут вполне просвещенные, разумные люди, которым, несмотря на постоянные хозяйственные заботы, не чужды благородные чувства и высокие порывы. И ничего необычного в том, что героиня романа, свободно обсуждает поэзию Байрона и Вальтера Скотта со скромным морским офицером в отставке, живущем в деревушке на берегу моря. Во всех романах Остен проблема всегда одна: как умной, доброй, поэтичной девушке, живя среди хороших людей, найти свое счастье и притом не поступиться жизненными принципами. Последнее особенно трудно, поскольку все вокруг только и твердят, что, мол, не будь дурой и выходит за того баронета, раз уж он на тебя глаз положил. Но самое замечательное в этих романах то, что каждая девушка, умная или глупая, спесивая или затюканная, непременно найдет счастье, скроенное точно по ней.


И СЛОВОМ, И ЖЕСТОМ

У Достоевского в «Дневнике писателя» есть такой эпизод. Идет он по улице, а впереди двое мастеровых оживленно беседуют. И состоит их беседа в основном из одного любимого русского слова, повторяемого на разные лады в разных смыслах. Писатель, почувствовав себя хранителем великого и могучего, решил вмешаться. Что, говорит, у вас других слов нет? Мастеровой посмотрел на него и сказал: «А ты что за … выискался?» Ничего не поделаешь, слова в языке нередко означают совсем не то, что они значат. Никто не знает, сколько неожиданных значений скрыто в глубине каждого, на первый взгляд вполне привычного слова или жеста.

– Аллан Пиз, Алан Гарнер «Язык разговора». М., Эксмо, 2004. –

Оказывается, в жизни мы чаще всего изъясняемся жестами и знаками. Душевной близости всегда предшествует целая система поведения. Если объект чем-то притягивает, вы садитесь к нему поближе, пристально смотрите прямо в глаза и уж никак не поворачиваетесь к нему (к ней) спиной. Матери безошибочно понимают язык младенца по его позам. Вот почему женщины лучше понимают мужчин, чем мужчины женщин. Ведь позы формируются еще в колыбели. Этому языку нас обучила с момента рождения сама природа. Но когда дело доходит до социума, авторы, по-моему, слегка заговариваются. Якобы при «смягченной подаче» можно не огорчить, а обрадовать сослуживца сообщением, что повышения ему не видать, как своих ушей. Не надо говорить: «Как плохо, что ты не получил повышения». Лучше начать фразу словами «как хорошо». Дескать, как хорошо, что ты никогда не сядешь в это вонючее кресло босса. Насколько лучше твоя вертлявая табуретка в темном углу, где тебе никто не мешает. Кто их знает, этих американцев. А вот своеобразный словарь жестов и поз. Если сидите, опершись щекой на согнутую в локте руку, значит хотите показать, что вам смертельно скучно. Заложили руки за голову, скрестив пальцы на затылке, – подчеркиваете свое превосходство. При разговоре прикрываете рот рукой, стало быть, врете. Не удивительно, что книга обо всех этих премудростях стала бестселлером. Никакой обманщик не хочет быть обманутым. Еще лучше ничего обо все этом не знать, «но быть живым, живым и только». Короче: задавая вопрос собеседнику, постарайтесь выслушать ответ или хотя бы изобразить, что слушаете. А читая эту книгу, можете вообще ничего не изображать ни телом, ни жестами, ведь автор вас все равно не видит.

– Питер Вилкинсон «AI / DNA. Искусственное оплодотворение». М., ЭЛИА-арто, 2004. –

Герои Достоевского и жестами, и словами постоянно выражают свое несогласие с миром. Те еще максималисты. Или им все подавай, или вообще ничего не надо. Дескать, все благополучие мира не стоит одной слезы замученного ребенка. А слезы взрослых вроде как и не в счет. Но шотландец Питер Вилкинсон, взглянул на этот сюжет с другой стороны. Ну, вроде того, что было бы, если Родион Романыч оказался женщиной и не старушку хотел порешить, а ребенка родить? Оказывается, это желание, такое, казалось бы, природное и естественное, тоже может запросто превратиться в преступление. Именно такой упертой и оказалась эта Присцилла, хотя автор ни словом не намекает на то, что его героиня хоть отдаленно знакома с Достоевским. «Тварь я дрожащая или право имею?» – все-таки спрашивал сам себя Раскольников. Героиня Вилкинсона оказалась намного круче. Она ни секунды не сомневается, что имеет право на все: и отца ребенку выбрать, не известив об этом будущего папашу, и доктора схомутать, и помощницу его вовремя убрать. В общем, ребенок еще ни одной слезы не пролил, а всем вокруг неприятностей выше головы. Сплошные преступления и никаких наказаний.


ПОСЛЕ ВСЕХ РЕВОЛЮЦИЙ

В учебниках истории все революции пишутся с большой буквы и называются великими. На самом деле «великая революция» это все равно что «великая чума» или «великий СПИД». Психическая эпидемия охватывает толпы людей, и они начинают все крушить. Студенты и школьники заявляют, что не надо учиться, они, мол, и так знают все. Ведь теперь они не троечники и двоечники, а комиссары, без пяти минут министры революционного правительства. В начале нашего века обнаружилось, что человечество не только не вылечилось от этой заразы, но и не приобрело иммунитета. Время показало, что люди гораздо больше боятся революции в искусстве, чем в жизни.

– Патрик Рамбо «1968. Исторический роман в эпизодах». М., УльтраКультура, 2004. –

Студенческую революцию 68-го года до сих пор вспоминают с содроганием профессора Сорбонны. В аудитории врывались студенты и учили, как их надо теперь учить. «Профессор, теперь вы будете читать нам не буржуазного Шекспира, а революционных писателей: Горького, Шолохова и Маяковского». Сартр принимал участие в уличных шествиях и требовал сжечь на костре Монну Лизу и прочую рухлядь. Эти призывы вполне могли стать реальностью. Уже наступала стадия, которая при всех революциях переходит в хроническую болезнь: «Ни сахара! Ни масла! Ни бензина!» Но именно в этот момент французы начали приходить в себя. Чего именно хотели восставшие? Социализма? Анархии? Фашизма? Все три опасности уже маячили на баррикадах. В аннотации справедливо замечено, что идеология современного движения сегодняшних антиглобалистов – один к одному слепок с того рокового 1968-го. Та же расплывчатость и неопределенность требований. Такая же неясность в вопросе, кто все это субсидирует и кому это выгодно. И, наконец, все те же, вернее, другие наркотики. Разумеется, все не желавшие жечь машины и бить витрины клеймятся как «буржуазные элементы». Большинство революционных студентов вскоре успокоились и вернулись обратно в аудитории. Правда, удар академическому образованию был нанесен весьма существенный. Роман заканчивается весьма забавными размышлениями постаревшего студента-революционера. Он клеймит кибернетику, которая оказалась «хуже полиции», разоблачает Интернет – «изобретение пентагона». В общем, законченный фундаменталист-консерватор. Крайности сходятся. Фундаменталисты и революционеры – два полюса одного и того же варварства.

– Василий Кандинский «Точка и линия на плоскости». СПб, Азбука-классика», 2004. –

«Синее-синее поднималось и падало… / Вот это-то и плохо, что ты не видишь мутное: в мутном оно и сидит. / Отсюда все и начинается. / Треснуло». Эти стихи культового открывателя беспредметной живописи и сегодня звучат свежо и дерзко. Попытка великого художника-революционера, навсегда напугавшего советскую власть, объяснить теорией свои абстракции не увенчалась успехом по одной причине – он и в слове остается беспредметником и абстракционистом. Удивительно цельная и завершенная личность. Освободив живопись от оков сюжетности и предметности, Кандинский вывел человеческое зрение одновременно в космос и в микромир задолго до того, как это осуществилось в технике. Он поверил Платону и Эвклиду, что мир творится из начальных геометрических формул: точка, линия, плоскость. Действительно, любая картина возникает на плоскости из точки и линии. Если кто-то отважится прочесть эту книгу сегодня от корки до корки, то, захлопнув ее, он не сразу вернется к нашей реальности. В ушах еще долго будут звучать загадочные фразы типа: « Горизонтально-вертикальный крест состоит из одной теплой и одной холодной линии». Изданная в Мюнхене в 26-ом году книга читается сегодня, как тексты Древнего Египта. Здесь все таинственно и загадочно, как нерасшифрованные иероглифы на стенах пирамид. Зато увидеть Кандинского теперь не проблема. Его картины вышли из долгого заточения и занимают достойное место в постоянных и временных экспозициях музеев.

– Вадим Фадин «Рыдание пастухов». СПб, Алетейя, 2004. –

Член международного Пен-клуба Вадим Фадин вообще-то живет в Берлине, но романы пишет в Переделкино. Название книги из Библии: «Слышен голос рыдания пастухов, потому что опустошено приволье их». Приволье, это, конечно, Россия-матушка, а, вернее, Советский Союз- батюшка. Странно, что эта загадочная страна с ее обкомами, райкомами, спецхранами и спецбуфетами чем-то притягивает. Одних тем, что держала в страхе полмира. А у других там просто прошла жизнь и молодость. Не от хорошей жизни эти люди покинули новую Россию, как только представилась такая возможность. И опять же, каково бы не было европейское благополучие, оно все же не нами создано. А наше, хотя не приведи Бог туда вернуться, все равно наше. С ухабистыми дорогами, с комбайнами, похожими на скелеты динозавров, с грязными буренками, с пьяными мужиками. В общем. экстремальная зона, где, казалось бы, и жизнь невозможна, а ведь жили и романы писали, хотя их никто не печатал. Теперь, правда, печатают. Сбылась мечта выпускника Гнесинки и Московского авиационного института, ныне пенсионера Германии. Читается роман с удовольствием. Даже не как роман, а просто рассказ об одной человеческой жизни и о людях, которые уже уходят в тень мировой истории. Их прелесть в том, что они интеллигентны и ни при каких обстоятельствах не станут новыми хозяевами жизни. Они не хозяева и не слуги, они – сама жизнь, нормальная, человеческая. Эту жизнь в свое время уловил в своей прозе Чехов. И с тех пор она стала обязательным ненавязчивым фоном, как театральный задник. Но вот декорации убрали, оголилась арматура и кирпичная стена. Так почему бы после всех революций не посидеть на скамеечке у переделкинского пруда, затянутого тиной, и не порыдать над родными осинами.


НЕДОУЧЕННЫЕ УРОКИ

Все думают, что история – это то, что было. На самом деле история – это то, что есть. А когда люди пытаются понять, почему все сложилось так, а не иначе, тут-то и она, родная, и возникает – история, вернее, историческая перспектива. Как скучна была бы жизнь, если у нас в прошлом не было Древнего Египта и Римской империи. А без Киевской Руси и Владимира – Красно Солнышко просто вспомнить было бы нечего. А уж что за русская история без истории такой близкой и такой недоступной Европы. И хотя мы постоянно твердим про уроки истории, в прок они нам ни разу не пошли.

– «Вестник Европы. XXI век». Т.XI. М., Изд-во журналов «Вестник Европы» и «Открытая политика», 2004.–

Вот, скажем, Тютчев, уж на что был патриотом и даже панславистом, а лучшие годы своей жизни провел в Европе. На немецком изъяснялся так же свободно, как на языке родных осин. И вот что интересно: в письмах к жене перед Крымской кампанией поэт предупреждает, что ничего хорошего из этого не получится, а в стихах призывает… взять штурмом Константинополь! Дескать, возобновим Византию, и русский царь будет «всеславянский царь». Только вот закончилось все это утратой Севастополя после кровопролитной войны. Задумываясь над причинами поражения такой большой русской армии, поэт зрит в корень – наше политическое недомыслие сказалось и на нашем военном управлении: «Подавление мысли было в течение многих лет руководящим принципом правительства». Так что и сегодня, уже в 21-ом веке, все по той же причине мы снова без Крыма и без Севастополя. Вот что такое история. Хорошо и к месту опубликовал «Вестник Европы» переписку Тютчева с женой. А в конце помещена хроника последнего года жизни Герцена в эмиграции. И там тоже есть провидческое высказывание: «Петрограндизмом социальный переворот дальше каторжного равенства и коммунистической барщины не пойдет». Это он пытался образумить террориста Нечаева. Петрограндизмом Герцен обозначил «громадье» планов коммунистов с петровским размахом. Но угадывается в этом слове и намек на будущий Петроград. Да мало ли какие предостережения звучали из эмиграции и разве когда-нибудь к ним прислушивались?

– Д.С.Лихачев «Введение к чтению памятников древнерусской литературы». М., Русский путь, 2004.–

В гражданских войнах и революциях мы не раз теряли свою страну. Так в петровских реформах взяли и потеряли Древнюю Русь. Да так потеряли, что уже в 20-ом веке эту «америку» открывал для нас, как Колумб, соловецкий узник академик Лихачев. А как ему приходилось порой ловчить и изворачиваться, чтобы доказать «классовый характер» древних писаний! «Спрашивается – жизнь каких классов населения пытается регламентировать «Домострой»? Конечно, в первую очередь – имущих». Но через несколько строк выясняется, что «Домострой» обращен и к тем, «у кого сел нет». Ежу понятно, что не для боярина писана рекомендация, как корову доить. Все дело в том, что Древняя Русь была, как и сам Лихачев, насквозь христианской. А мания антирелигоза была общим диагнозом всех советских вождей. В советское время «Житие Бориса и Глеба» да и весь «Киево-Печерский патерик» полагалось изучать только студентам-филологам, да и то в обрамлении атеистической пропаганды. До сих пор непонятно, как Лихачеву удалось, преодолевая чудовищное сопротивление цензуры, вывести древнерусскую религиозную литературу из заточения в тайниках и спецхранах. Но он это сделал еще в советское время. Жаль только, что сегодня все его открытия снова тонут в океане официального клерикализма и религиозного кликушества. В общем, книги Лихачева снова становятся актуальными, только в ином контексте.

– Карин Эссекс «Клеопатра». М, ЭКСМО; СПб., Домино, 2004. –

Надо признать, что о Древнем Египте мы знали, пожалуй, больше, чем о Древней Руси. Хотя и там, если верить нашим учебникам, всегда кипела классовая борьба, свирепствовал рабовладельческий строй, а жрецы обманывали народ. Но оказывается, там еще и любовь была, и страсть, и секс. Только вот браки между царственными братьями и сестрами плохо подействовали на мужчин. В результате все фараоны династии Птолемеев, считавшие себя потомками Александра Македонского, были тупые, толстые и неумеренные сладострастники с неправильной ориентацией. Зато женщины от века к веку становились все умнее, хитрее и решительней. Они запросто расправлялись со своими мужьями, становились царицами и называли себя Клеопатрами. Все это к временам Клеопатры, которую мы знаем, сделалось прямо-таки традицией. Сама она оказалась по счету седьмая. Шестой была ее сестрица, которая после смерти Клеопатры V, своей матери, быстро утешила отчима и ловко его окрутила. А как только царь выехал из страны по неотложным политическим делам, сразу же уселась на престол. Так Клеопатра VII оказалась в изгнании, что и спасло ей жизнь. Легендарная красавица в то время была худенькой, чернявенькой, но весьма умной девочкой. До четырех лет она вообще не разговаривала, а потом заговорила сразу на нескольких языках, в том числе и на простом египетском, говорить на котором при дворе давно уже считалось неприличным. Дипломатические способности она проявляла с ранних лет и помогала отцу-недотепе в переговорах с римлянами. Тогда-то она и научилась с ними управляться. Девственности царевна лишилась во время дионисийских мистерий в 13 лет, решив с этим не затягивать. Однако царицей в искусстве любви она стала намного позднее. А вот про это мы знаем из голливудских фильмов во всех подробностях. И кто вообще сказал, что древний мир – это что-то от нас далекое? Все здесь и сейчас.


ЧЕЛОВЕЧИЙ ЗООСАД

Трудно быть человеком. Еще труднее человеком не быть. Вы не пробовали превратиться в акулу в аквариуме или в тигра в клетке? Зоосад, как доказал Даррелл, для животных намного предпочтительнее леса или поля. Там когти остригут, трещины на копытах залечат, больные клыки удалят и паразитов выведут. Да еще подругу или друга вовремя подселят. К тому же вы все время в центре внимания. Вокруг толпятся двуногие существа, а дети кидают в клетку запрещенные булочки. Впрочем, многие люди существуют в социуме, как в зоосаде. Всегда на виду, всегда в центре внимания. В любой момент готовы кувыркаться, прыгать, орать и потешать публику. Наверно, поэтому нередко особи этой породы со временем начинают вести себя не совсем по-человечески.

– Дэвид Гарнет «Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду». М., Б.С.Г.-ПРЕСС, 2004. –

Среди ранних христиан бытовало мнение, что у женщин, как и у животных, нет души. Только в VI веке отцы церкви прекратили эти споры, постановив: у женщины душа есть, а у животных нет. В более поздние времена придумали, что женщина по своей сути ближе к природе, чем мужчина, а потому ее надо приручать и воспитывать, чтобы держать в рамках цивилизации. Со своей стороны многие женщины считали и считают, что настоящее животное – это как раз мужчина. Английский писатель Дэвид Гарнет, по образованию биолог, еще в 20-е годы прошлого века написал две повести, исследовав обе стороны вопроса. В первой женщина неожиданно превращается в лису прямо на глазах у мужа. Конечно, здесь не обошлось без влияния китайских переводов, проявивших в Англии в то время. Лиса-оборотень, хитрая обольстительница, отнимающая у человека жизненные силы. Во второй повести молодой человек обижен любимой девушкой. Она сказала, что он со своими домогательствами – просто животное, и его истинное место в клетке среди обезьян. Влюбленный юноша так и поступил: предложил себя для научного опыта и поселился в клетке. Ведь если в райском саду человек жил вместе с животными, значит он такое же животное, и в саду зоологическом должен присутствовать экземпляр этого вида. Его тут же возненавидели соседи-обезьяны, ведь он отвлекал от них внимание посетителей, и один завистливый примат чуть не откусил сопернику палец. В общем, жизнь среди детей природы оказалась ничуть не проще, чем среди людей.

– Лев Гурский «Траектория копья». М., Время, 2004. –

Лев Гурский представляет свой вариант московского зоосада. Основной его обитатель – Георгий Победоносец со змеем. Покровитель Москвы с реликтовой рептилией занимает все свободное пространство столицы. Статуи ваяет президент академии художеств и одаряет ими не только родную столицу, но и все страны мира. А самый большой «святой Жора», сделанный из хрусталя, украшает Манежную площадь и ночью, в зеленоватом свете прожекторов похож на утопленника, вызывая в памяти лозунг революционных матросов-анархистов: «Я умру, но и ты, гад, подохнешь». Герой романа – частный сыщик, обладающий ненавязчивым кавеэновским юмором, мастер переодеваний и неожиданно крутой терминатор. Получив очередное задание, он оказывается в центре разборок между Петровкой, Лубянкой и мэрией. Так что ему приходится думать не только о том, как это задание выполнить, но как бы еще и в живых остаться. Многие персонажи «зоосада» вполне узнаваемы. Всенародный соловей и бессменный депутат зовется Арон Купершмит. Он звезда Большого театра, а на досуге сочиняет короткие юмористические стишки, называя их «арики». Известный режиссер передумал снимать патриотическую бодягу про сибирского газонокосильщика и взялся за фантастический боевик совместно с Голливудом. Сам же играет Петра I, который помогает космическому пришельцу добраться до Америки на русском корабле, чтобы стать предком одного из будущих президентов. Вести корабль должен прадед Пушкина Абрам Ганнибал. Из чего следует, что в этом варианте истории родословная великого русского поэта в расовом отношении будет безупречной.

– Алексей Парщиков «Соприкосновение пауз». М., Центральный выставочный зал «Манеж», 2004. –

Этот поэт был и останется всеобщей загадкой. Когда-то в юности он учился на первом курсе ветеринарной академии, и его поразило анатомическое строение коровы: «Расшитая, в шагу расклешенная корова, разъятая на 12 частей, / тебя купает формалин, мычащая амброзия…» На одном из выступлений конца 70-х комсомольский босс углядел тут пропаганду разврата и назвал текст безнравственным. Наверное, решил, что это насмешка над советским животноводством. Да и вообще мало кто мог в то время понять такие строки: «Части твои разбрелись по свету, корова, / продолжая свой рост. / Легким правым и левым Киев основан, / выдохнув Лавру и сварной мост». А вот древний египтянин решил бы, что это слова молитвы, обращенные к небесной корове Хатхор. Но Парщиков продолжал и далее интересоваться домашними и дикими тварями. Например, удодами. «Как строится самолет / с учетом фигурки пилота, / так строится небосвод / с учетом фигурки удода». И даже медуза на песке порождает эротические мечтания: «Я поцеловал ее в центр, / она умерла в блаженстве». Во многие антологии вошло описание пары, занимающейся любовью во время землетрясения: «С кузнечиком схожи они сообща, который сидит в золотистой яме». И кто бы мог подумать, что рыбы имеют отношение к деньгам: «Вы, деньги, то же самое для государства, / что боковая линия для рыб». Похоже, что и самого себя поэт воспринимает, как некое, еще не изученное зоологами, реликтовое создание, по ошибке попавшее в наш век. Тираж только что вышедшего сборника чуть было не сгорел во время пожара в Манеже. Но все же уцелел.


ИСКУССТВО ПРОМОЛЧАТЬ

Скажем прямо: ничего мы не знаем о тайне человеческих отношений. Каждый опирается на свой опыт или на то, что удалось прочитать. Но писателей, особенно известных, не так уж много. А людей миллиарды. И каждый любит по-своему. Кроме банального «у любви, как у пташки, крылья, ее нельзя никак поймать», нам и сказать-то нечего. Широко распространенное мнение, что человек – игрушка страсти, – всего лишь романтический штамп. С другой стороны, попытка прекратить любовь волевым решением – дело безнадежное. Однако сдержаться или пуститься во все тяжкие, чаще всего решаем мы сами. Просто одни об этом рассказывают, а другие молчат.

– М.Ю.Лермонтов «Стихи для взрослых». М., Альта-принт, 2004. –

Романтический 19-й век весь сосредоточен на психологии любви, по крайней мере, это так в хрестоматийной литературе. Но психология психологией, а физиологию тоже на коне не объедешь. Автор «Демона» создал еще и «Уланшу», а там рябит от точек в непроизносимых словах. Да и любовь здесь не подразумевает никакой душевной привязанности. И все же, перечитав «Уланшу» и «Гошпиталь», невольно задумаешься: где же Лермонтов настоящий, а где притворяется? Вывод очевиден: поэт, как актер, везде притворщик. Где притворятся, там и настоящий. Поэтесса Ирина Одоевцева, ученица Гумилева и жена Георгия Иванова, склонного к голубизне, называла мужчин низшей расой. Застав однажды Иванова с Адамовичем в недвусмысленной ситуации, она заметила позднее примерно в том смысле, что это оказалось не так отвратительно, ведь могло быть еще омерзительней. Что-то типа этого ощущения возникает после чтения запретного Лермонтова. Похабщина, конечно, и грубость, но могло быть еще омерзительней. Во всяком случае, эротика Лермонтову в отличие от Пушкина не удалась. Нет легкости, нет куртуазности, нет игры. У Пушкина в принципе те же самые сюжеты, но как все игриво, весело и прозрачно. Лермонтов серьезен, как школьник, рисующий в туалете. Но все же интересно. Хотя все время хочется осадить генеральским: «Гусары, молчать!» Искусство промолчать в нужный момент важно и в любви, и в литературе.

– Роберт Джеймс Уоллер «Мосты округа Мэдисон». М., РИПОЛ классик, 2004. –

Встретились двое, полюбили друг друга и были счастливы ровно четыре дня. Как в старом советском анекдоте: встретил девушку в доме отдыха и влюбился на целый срок, а дом отдыха был однодневный. Смешно, конечно, но правда здесь в том, что сила чувства измеряется не днями и не годами. Во всяком случае, герои Уоллера, отнюдь не юные, полюбили по-настоящему и, расставшись, продолжали любить до конца жизни. Романтическая итальянка, в конце войны вышедшая замуж за американского солдата и поехавшая за ним в сельскохозяйственную глушь, объяснила нежданному возлюбленному, что если она оставит мужа и детей, то превратит их жизни в кромешный ад, потому что старомодная провинция такого не прощает. Где-нибудь в Африке могут умереть с голоду два миллиона детей, никто и ухом не поведет. Но если жена добропорядочного фермера уедет с чужаком фотографом, да еще и длинноволосым – вот это будет обсуждаться долго и подробно. Да и сама она станет уже не той женщиной, которую он полюбил. Чувство вины никогда не даст им той свободы, которой они наслаждались эти четыре дня. Рассуждая логически, он мог легко возразить: так ведь тогда в аду окажемся мы сами! Но это логически, а жизнь всегда минует логику. Остается утешаться рассуждениями, что «для Вселенной четыре дня – то же самое, что четыре миллиарда световых лет». Во всяком случае, невероятная популярность этого, отнюдь не дамского, а общечеловеческого романа (он был в списке бестселлеров 90 недель), не оставляет сомнений в том, что так любят многие. Или, по крайней мере, хотели бы так любить. Была ли это измена? Вряд ли, ведь в жизни женщины и ее близких ничего не изменилось. Искусство любви заключается в соединении не тел, а душ. Если это происходит, то четыре дня могут свободно вместить в себя всю жизнь. Но тогда об этом придется всю жизнь молчать.

– Дебра Кент «Дневник В. Счастье после всего?» М., РОСМЭН, 2004. –

В советские времена разведенной женщине полагались алименты. Поскольку при заключении брака ни о чем таком не предупреждали, а брачных контрактов в то время не было, для многих молодых людей это оказывалось большой новостью. Нередко они пускались в бега – уезжали, не оставив адреса. Но их разыскивали, чтобы взыскивать законную четверть или треть и без того ничтожной зарплаты. Наверняка на поиски и отлов «алиментщиков» затрачивалось денег не меньше, а то и больше, чем женщины могли получить при самом лучшем раскладе. Но тут главным было не обеспечить брошенного ребенка, а наказать нерадивого отца. А вот в Америке все по-другому. Там есть кого и за что отлавливать, и потому имеет смысл потратиться на адвоката. А уж адвокат расстарается, даже если придется организовать экспедицию в пещеру Али-Бабы. Впрочем, и там человек, который бросил жену и ребенка, конечно, редиска. Но если при этом жену и ребенка не обеспечил, то это уже редиска мичуринской величины. По-нашему, все богатые – плохие. А у американцев богатые бывают и плохие, и хорошие. Вот, скажем, муж героини этого романа, сценарист по профессии, – плохой. То есть сценарист-то он наверняка хороший, раз миллионы заработал. Плохой в том смысле, что завел молодую любовницу, занимался с ней сексом в машине под окнами бывшей жены, а денежки-то свои утаил. Однако эта самая бывшая жена, чей дневник и предлагается нашему вниманию, хотя и занималась сексом с соседом, но благоразумно молчала, и потому, получив деньги, оказалась очень хорошей. Знаете, какой лучший способ сбросить вес? Стать богатой. Сразу появляется столько забот, что невольно худеешь. Вот и эта героиня, которая всегда любила сладкое и была излишне упитанной, оказавшись при деньгах, начала таять прямо на глазах.


МУЗЫКА, КОТОРАЯ НА ИГРАЕТ

Все думают, что у Страдивари был какой-то секрет. Секреты, конечно, были, но, на самом деле, секрет скрипки Страдивари – сам Страдивари. И так во всем, чего не коснись. Главным всегда оказывается сам человек. Но люди склонны думать, что жизнь – это ребус, требующий разгадки. Всем, кроме закоренелых зануд, наскучил реализм. В жизни своих проблем не меряно, так еще и в литературе приходится их решать. Потому есть мечта о совершенной любви, о совершенной музыке и о книге книг, в которой зашифрованы все тайны мира.

– О.И.Аверьянова «Русская музыка второй половины ХХ века.». М., РОСМЭН, 2004. –

Эдисон Денисов пополнил нотную грамоту новыми знаками. Само перечисление их звучит, как стих: «Дыхание, почти шепот; петь и шептать очень короткие звуки; смеяться; задыхаясь, ловя воздух; щелканье ртом; кашель; закрыть руками рот; убрать руки ото рта; с закрытым ртом». Попробуйте все это воспроизвести, и вам уже станет намного легче. И, правда, всем надоели эти точечки и крючочки. Но все же чуда пока не произошло. Хочешь быть композитором – изволь сначала изучить нотную грамоту. Шнитке говорил, что он ощущает время, как «единовременный аккорд». А Эдисон Денисов утверждал, что, «когда композитор слышит истинную музыку, он слышит голос Бога». Возникает подозрение, что все композиторы на самом деле хотели бы изъясняться не звуками, а словами, так же, как поэты, на самом деле, хотели бы изъясняться не словами, а звуками. Музыка – секрет поэзии. Поэзия – тайна музыки. О композиторах интересно читать даже тем, кто толком не слышал их музыку. Исполняя «Пение птиц» Э.Денисова, легендарный пианист Алексей Любимов вышел на сцену босиком с закатанной до колен штаниной, в двух птичьих масках – на лице и на темени, с бубенцами на лодыжках и запястьях. Кроме того, к ногам и рукам были привязаны разноцветные ленты. И, правда, почему обязательно черный фрак и бабочка? Композитор-авангардист Иван Соколов предлагает такую словесную партитуру: «Пианист ложится под рояль головой к клавишам верхнего регистра, удобно устраивается на правом боку и начинает храпеть. Потом поворачивается на спину, просыпается, потягивается. Случайно задевает несколько клавиш верхнего регистра». Вы уже проснулись? Еще бы! Может, так и надо исполнять современные произведения. Ведь не только мы играем музыку, но и музыка играет нас.

– Максанс Фермин «Черная скрипка». СПб., Simposium, 2004. –

И все-таки ни о каком музыкальном инструменте не рассказывают столько легенд и страшилок, как о скрипке. Оно и понятно. Если нажать любую клавишу рояля, сразу раздастся мелодичный звук. А со скрипкой этот номер не проходит. Нет такого вундеркинда, который с первого раза извлечет из нее звук, имеющий хоть отдаленное отношение к музыке. В лучшем случае это будет скрип несмазанной двери. Зато на всякого пианиста-виртуоза найдется свой Промокашка, который воскликнет, что, мол, и я там могу, а ты вот «Мурку» сыграй. Виртуозу-скрипачу такого никто не скажет. Его поджидает другая опасность: обвинение в магии или сношение с нечистой силой. Надо сказать, что скрипачи, начиная с Паганини, и сами были склонны поддерживать эти легенды. Роман-притча Фермина – очередная вариация на вечную тему. Герой его книги, живущий в конце XVIII века, впервые услышав цыганскую скрипку, был очарован раз и навсегда. Вскоре он стал чудо-ребенком, этаким скрипичным Моцартом, на таланте которого хорошо зарабатывала практичная матушка. Когда подросшему виртуозу надоело быть «ученой обезьяной», он прекратил концертировать и стал сочинять музыку, чтобы любой, слушающий ее, мог пережить необыкновенные возвышенные чувства, которые он сам испытывал во время игры. Но тут-то его и забрали в наполеоновскую армию. Дескать, родина зовет. Так он попал в Венецию, где встретил старого скрипичного мастера, который в свое время был одержим идеей воплотить в скрипке любимую женщину – буквально, вместе с ее телом и голосом. То есть создать идеальный инструмент, который сам бы так играл человеком, что любой мог бы общаться непосредственно с Богом.

– Аннель Безьер «Сумерки памяти». М., Велигор, 2004. –

Детский вопрос: «А что было, когда меня не было?» – волнует и многих взрослых. Существует множество книжечек и брошюрок, из которых с помощью нехитрых астрологических и математических манипуляций вы можете узнать, в который раз ваша душа воплощается на земле и кем вы были в прошлой жизни. Аннель Безьер предлагает вам сделать это без всяких посредников. Понадобится только ваши собственные чувства и свободный полет фантазии. Но в то же время все понимают, что в разные времена любовь принимает различные формы. Герои этой книги не имеют имен. Это просто мужчина и женщина, «я» и «он», которые не могут соединиться, пока не вспомнят все ошибки прошлых жизней – все то, что разлучало их в предыдущих воплощениях. Поначалу все очень красиво: венецианский дворец, несусветная роскошь, безмятежная жизнь и любовь, не ведающая привыкания. Однако, всмотревшись в прошлое пристальней, мечтательница обнаруживает, что ее возлюбленный не такой уж идеальный, как ей представлялось. Странствуя по разным странам и временам, героиня оказывается в застенках Лубянки, где ее (привет «Ночному портье») поджидает любовь. В общем, выходит, что у женщины всегда одно на уме. Однако невидимый «он», играя на струнах женской души, всячески старается внушить ей, что события сами по себе ничего не значат. Главное – истолковать их в свою пользу. Может, так оно и есть, но почему-то эти мудрые советы не помогают самому герою, который ревнует возлюбленную к далекому прошлому, которого, скорее всего, никогда и не было.


ИДОЛЫ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

Еще великий современник Шекспира Фрэнсис Бэкон предостерегал нас от идолов пещеры и идолов театра. Идолы пещеры – это идеология и воспитание, которые заставляют нас думать так и никак иначе только потому, что это вдолблено с детства. Одному вдолбили, что католик, другому – что он протестант, третьему – что коммунист. Идолы театра – это авторитеты от Аристотеля до Маркса и Ницше. Вместо того, чтобы раскинуть мозгами, человек цитирует, скажем, Библию или «Майн Кампф», и вся его жизнь становится сплошной цитатой. Лучший способ сохранить свое «я» и избежать идолопоклонничества – читать разных авторов. Не зацикливаться на двух-трех именах. А еще лучше не ограничивать круг чтения только одним видом литературы, скажем, детективами. Ведь еще Козьма Прутков заметил, что специалист подобно флюсу всегда однобок.

– Шаповалов В.П. «Философия науки и техники». М. ФАИР-ПРЕСС, 2004. –

Кто бы мог подумать, что отбойный молоток, периодически гремящий у вас под окном, это не только головная боль, но еще и философия. Оказывается, наша готовность все это слушать, наше покорное подчинение правилам уличного движения, когда человек на улице имеет право разве что вынырнуть из-под машины, – это результат индустриальной философии. Мы сами отдали станкам, моторам и приборам свою человеческую судьбу. Произошло это еще в те времена, когда человек стал доверять микроскопу и телескопу больше, чем собственным глазам. Машины и приборы поначалу расширяли сферу нашего человеческого воздействия на окружающий мир. И вдруг люди заметили, что у машин прав намного больше, чем у людей. Нас все время призывали жертвовать своей жизнью ради научно-технического прогресса. Во второй половине 20-го века Россия и Америка ишачили на так называемый космос. Все мы обслуживали железяки, парящие над нами вместе с нашими зарплатами. За это нам обещали в будущем горы золотые. Жизнь ради будущего – это типичный «идол» Бэкона. Нет такого будущего, ради которого стоит жертвовать настоящим. Сегодня машины поумнели, как бы очеловечились. Компьютеры и мобильники вошли не только в дома, но и в сознание, стали полноправными членами семьи вместе с холодильниками и стиральными машинами. Они дружески подмигивают индикаторами, заманивают экранами и уже обучают нас своему машинно-тракторному языку и новой, электронной философии. То ли еще будет.

– Фредерик Бегбедер «Каникулы в коме». М., Иностранка, 2004. –

А будет вот что: «Как только в мир пришел СПИД, все стало суперсексуальным, вот только трахаться почти перестали. Поколение – next – евнухи-эксгибиционисты и монашки-нимфоманки». Конечно, автор преувеличивает. На самом деле с любовью, как всегда, все в порядке. Просто, как справедливо сказано в аннотации, это «книга, бросающая вызов обществу и современной морали». Интересно, а когда это не была проблем с моралью? Раскройте Шекспира – там те же самые вызовы обществу. Ну, разве что дискотек не было. Кстати, супермодная парижская дискотека в романе построена в форме унитаза и называется «Нужники». Сам по себе унитаз – великое изобретение индустриального общества. Без этого удобства жили и Шекспир, и Пушкин. Так что кое-что положительное от индустриального общества нам, грешным, тоже перепало. ХХ век начался с унитаза Дюшана, а кончился унитазом-дискотекой. Там заводятся под музыку техно и модные ремиксы (речь Аятоллы Хомейни на фоне песенки «Биттлз» и прочее тому подобное) не только артистическая богема, но и философы, министры и даже русский президент, собирающий в портмоне жемчужины из устричных раковин. А поп-идолица Мадонна в окружении трансвеститов прямо там и рожает своего очередного младенца. Чего только не увидишь, глотнув коктейль «Лоботомия» или приняв экстази, от которого разит, оказывается, клубникой с чесноком. В финале автор в буквальном смысле сливает всех в унитаз. Публика захлебывается мыльной пеной, а над всем этим возвышается ошалевший ди-джей – истинный идол индустриальной эпохи.

– Йозеф Рот «Направо и налево». М., Текст, 2004. –

Что человек окончательно потерял себя среди идолов ХХ века, сегодня охотно подтвердит всякий. Однако наступил ХХI век, и вдруг выяснилось: то, что считалось потерей, обернулось приобретением. Один из главных героев этого романа – удачливый бизнесмен, эмигрант из России – русский-немец-еврей, или еврей-русский-немец, или немец-русский-еврей, но с монгольскими чертами лица. Вот такой пассионарий. Ну что ж, путешественники времен Ивана Грозного в своих записках тоже не очень-то отличали нас от персов. Да и вообще, по законам генетики все это абсурд. Ведь никакого гена нации нет. Бетономешалка первой мировой войны смешала всех в очень недружную семью. А дружных семей не бывает. Герой из революционной России попал в упорядоченную Германию, где из отравляющего газа, который применяли на войне, уже делают искусственный шелк для дамских чулок. Очень точный критерий, ведь общество индустриальное давно уже превратилось в придаток военно-промышленного комплекса. В нефть и газ мы одеваемся, нефтью и газом обогреваемся, за них воюем, ими же расплачиваемся за все услуги. Так что все мы живем за счет моллюсков миллионнолетней давности, снабжающими нас своими перегоревшими останками. Не совсем, правда, понятно, какова роль человека в этом всемирном крекинг-процессе. Может, мы тоже только газ для будущих поколений? Но если уж, по словам автора, «нравственность этого мира зависит исключительно от устойчивости валюты», – так пусть хоть она будет устойчивой.


ИГРА В ДЕТСТВО

Максим Горький жаловался: «В детстве у меня не было детства», – что не помешало ему написать увлекательную книгу, доказывающую совсем противоположное. Наверное, великий пролетарский писатель считал, что настоящее детство – это когда тебе все дают и ничего не требуют взамен. Полная безмятежность без проблем и сложностей. Однако даже у Льва Толстого, графского дитяти, сложностей и переживаний было ничуть не меньше. А Пушкин, например, о своем детстве вообще ничего не рассказывал. Слыхали мы только про няню Арину Родионовну, которая якобы ему сказки сказывала, и с которой они впоследствии вместе выпивали. На самом деле, говоря о детстве, мы просто имеем в виду непосредственность восприятия, еще незамутненного никакой идеологией или житейскими заботами.

– Филипп Делерм «Пьющий время». М., Текст, 2004. –

Детскому взгляду любая картина представляется кусочком реальности, которая почему-то застыла и не движется дальше. Такая вот сказка, прерванная на полуслове. Хотя современных детей вряд ли интересует, о чем мечтает васнецовская Аленушка. Скорее всего, они решет, что перебрала девушка какого-нибудь вещества, вот и мерещится ей, что братец в козленочка превратился. А на каком языке изъясняются меж собой репинские бурлаки, это и переводить не надо. И все же интересно, что, например, могла бы думать Монна Лиза о тех толпах, на которые она смотрит со своей загадочной улыбкой. Французский писатель Делерм сделал подобную попытку. Герой этой книги, чьими глазами мы видим все происходящее, – оживший персонаж акварели знаменитого бельгийского художника Фолона. Это человечек, живущий в стеклянном шарике, пузырьке воздуха, заключенном в хрупкую прозрачную оболочку. У него нет ни прошлого, ни будущего, ни воспоминаний, ни планов. Но он все-таки выходит из своего вечного детского состояния, потому что встретил родственную душу – человека, пьющего время. Ведь если время течет, значит его можно и пить. Но только как воду реки забвения. Месье Делькур обожает стеклянные шарики. Потому что именно таким округлым, хрупким и совершенным представляет ему утраченное навсегда детство. Вся его квартира заполнена всевозможными шариками, калейдоскопами – одно легкое движение, и сказочная картинка уже сменилась. Впрочем, и реальную жизнь можно превратить в такую же игру. Для этого существует еще одна игрушка – оптаскоп. В нем отражаются не картинки, сложенные из цветных стеклышек, а реальная жизнь, которую, вращая трубочку, вы можете сами превратить в яркий цветной узор. Но мы-то с вами знаем, что все эти игры надоедают, как только глаз улавливает повтор.

– Елена Бычкова, Наталья Турчанинова «Рубин Карашэхра». М., Армада, Альфа-книга, 2004. –

Еще не так давно ведьмы, колдуны, маги и прочие существа, живущие на грани реальности и нереальности, были уделом детской литературы. Но за последнее десятилетие к этой игре подключилась и взрослая литература. И если вы думаете, что колдовские дела – всего лишь прием, за которыми, как в «Фаусте» Гете, скрываются глубокие мысли и философские истины, то глубоко заблуждаетесь. Если Булгаков, описывая приключения Воланда, имел в виду сталинскую Москву, то здесь верховный демон по имени Булфер – просто натуральный демон. И ведет он себя соответственно – мечтает о мировом господстве, утверждая вполне по-человечески, что «в борьбе за власть нет никаких правил». Вообще наши авторы, похоже, о демонах ничего нового рассказать не могут. Но вот когда дело доходит до ангелов, становится даже интересно. Оказывается, наши милые защитники и хранители слегка, прости господи, глуповаты. Вернее, их ум страдает от избыточно развитого чувства справедливости. Даже когда надо бороться с вражьей силой, они вместо того, чтобы попросту всех уничтожить, начинают разбираться в причинах. А демоны тем временем наглеют еще больше. Кроме того, ангелы не могут причинить зло тому, кого любят, а любить всех они просто обязаны по своей природе. И хотя между чистыми и нечистыми существует договор зря людей не крушить, военное демонское начальство смотрит на бесчинства подчиненных сквозь пальцы. А то озлобятся от безделья да своих же командиров и порешат. Но такие случаи бывают редко, ведь главное в подземном мире – порядок: «Хозяин – правит, бесы – работают, демоны – воюют, а люди платят налоги». Мечта да и только.

– Анна Альчук и Наталия Азарова «5 7 5 7 7. Переписка в форме традиционной японской поэзии». М., Логос, 2004. –

Писать друг другу записочки – старая школьная традиция. На уроках по классу всегда гуляли микро-письма: от мальчика к девочке, от девочки к мальчику, но чаще от подружки к подружке. И поскольку предполагалось, что кто-нибудь непременно в записочку заглянет, то их специально зашифровывали. В эту, казалось бы, детскую игру решили поиграть две вполне взрослые поэтессы-минималистки. Минимализм – это не просто коротенькие стихотворения. Это настоящий шифр, где слова порой обретают дополнительный, а иногда и прямо противоположный смысл. Это иероглифы для глаза и музыкальные темы для слуха. Загадочные цифры в названии книги – вовсе не номер телефона одной из участниц переписки, а формула японской танки. В отличие от одноименных железных чудовищ поэтические танки не гремят, не лязгают гусеницами, а шепчут, вкрадчиво лепечут на ухо свои скромные тайны: «сквозь млечный путь каПЕЛИ / прозрачные извИВЫ».


РЫЦАРИ ВОЛЬНЫЕ И НЕВОЛЬНЫЕ

Рыцарство – это образ жизни или состояние души? У кого как, а, в общем-то, и то, и другое. Сегодня никто не требует, чтобы истинный рыцарь напялил доспехи и поскакал освобождать гроб Господен. Хотя и это в нынешней жизни не исключено. Сарацины или моджахеды – какая разница? И все же рыцарство – это еще и умение выстроить свою жизнь в полном соответствии с высшими идеалами. А они, несмотря на все потрясения, каким-то таинственным образом ухитрились сохранится и в нашей жизни.

– Серж Брюссоло «Замок отравителей». М., АСТ, 2004. –

«Жил на свете рыцарь бедный, / молчаливый и простой, / с виду сумрачный и бледный, / ухом смелый и прямой» – вот такой же, с виду вполне в стиле пушкинского рыцаря, герой книги Брюссоло. Правда, в рыцари он, простой крестьянин, попал случайно. Из-за собственной храбрости, а, вернее, с перепугу. Защищая своего барона, так яростно начал крушить врагов, что заслужил посвящения в рыцари. Наградить его по обычаю замком или хотя бы земельным наделом, барон не мог, поскольку к тому времени окончательно разорился. Однако не растерялся. Выдернул с поля битвы кусок дерна и со словами: «Вот твое владение», – передал его верному вассалу. И надо сказать, рыцарь из парня получился настоящий. Никаких несуразностей во имя прекрасной дамы в духе Дон Кихота он не совершал, мечом зря не размахивал, а сделался этаким средневековым сталкером. Провожал путников через кишащие разбойниками леса, защищал и охранял. Не задаром, конечно. Была у него мечта, вполне земная: скопить денег на настоящую кольчугу и крепкие доспехи. И, конечно, его, человека честного да еще и неграмотного, постоянно пытались обмануть и служители Божьей церкви, и прекрасные дамы. Но истинный рыцарь уцелеет даже среди психопатов-отравителей и всех победит, хотя многое потеряет.

– Николай Набоков «Багаж. Мемуары русского космополита». СПб., Изд-во журнала «Звезда», 2002. –

Двоюродный брат Владимира Набокова – король парижской богемы, сподвижник Сергея Дягилева и великого Игоря Стравинского. Шумный, веселый, талантливый и благородный. А в чем это благородство, даже толком не скажешь. Может, в том, как ненавязчиво он спасает Айседору Дункан от хамства Есенина, когда тот поливает ей голову шампанским, громко сквернословя. Или в его поразительном умении сочетать любовь с неистовым разгулом. Вот Есенин зачем-то зовет его «в клуб педерастов». И он идет, наверное, чтобы не обидеть поэта. Что-то выпивает, а потом просыпается голый в чужой квартире рядом с незнакомой девицей. Хорошо еще, что не с мужиком. Но все это проходит. Остается легендарный балет «Ода» по произведению Ломоносова «Утреннее размышление о Божьем величии» с оформлением Павла Челищева в предпоследний дягилевский сезон в Париже в 28-ом году. Замысел композитора поняла, кажется, одна Гертруда Стайн. Остальные только удивились русским причудам. Танцоры были одеты в костюмы, изображающие созвездия, а неподражаемый Лифарь танцевал на спинах балерин. Николаю Набокову предстояли еще долгие годы жизни в США, опера о Григории Распутине «Святой дьявол», потом дружба с Ростроповичем и даже приезд в Москву в 1967 г. Родина не обрадовала старого аристократа. На предложение посетить мавзолей Ленина он ответил: «Почему я должен глазеть на мумию в стеклянном коконе?» Кремлевские церкви показались ему «заблудившимися мечетями». Зато Ленинград полностью оправдал все надежды. Впоследствии он написал нашему послу: «Я не могу добавить много нового к тому, что рассказал вам о городе, который вы называете «город-герой Ленинград», и который для меня навсегда останется Петербургом моего детства». Слова истинного рыцаря, без страха, но с учтивым упреком.

– Г.Д.Гачев «Осень с Кантом». М., ИФ РАН, 2004. –

Если искать рыцаря в философии, то круче Кант никого не найти. Его книги – это настоящий крестовый поход добропорядочности и разума. Но жизнь как таковая ему не давалась. Ни любимой женщины, ни друга у великого Иммануила не было. Он прошел сквозь жизнь, не замечая ее. Она осталась для кенигсбергского затворника вещью в себе. Разум был его рыцарскими доспехами, защищающими от житейской суеты. А вот наш неуемный философ и культуролог Георгий Гачев в отличие от именитого немца никогда не довольствовался просто мыслью. Он считает, что интересны только те мысли, которые произрастают из почвы жизни. Гачев даже придумал свой термин: «психо-космо-логос», где воедино слиты космос, психическое состояние души и слово, выражающее это состояние. Гуляя с Кантом, Гачев уличает (с благоговением!) патриарха идеализма в непонимании жизненной составляющей всякой мысли. В отличие от Канта сам Гачев вырастил двух дочерей. Кроме того, занимался садом, огородом и дачей, которая однажды сгорела. Его учтивая полемика с Кантом – это стремление понять философию классика, как исповедь горячего сердца. Но горячего сердца у Канта не было. Было холодное сердце и чистый разум. Гачев сравнивает немецкое «raum» и русское «пространство», утверждая, что «raum» – это нечто отмерянное, ограниченное. А «пространство», наоборот, распахнутое вширь. Вот и пойми немец русского. В общем, кантовская «вещь в себе» – это то, что заключено в рамки. А у нас все распахнуто, все безразмерно. Не обязательно с автором соглашаться. Он и не такое нафантазирует. Но зато после Гачева хочется почитать (в обоих смыслах этого слова) мудреца, чуть не ставшего подданным российской короны, когда войска императрицы Елизаветы вошли в Кенигсберг. Кант говорил, что разум – это принц в темнице. У Гачева разум – это философ на даче, попивающий самогон своего производства и пишущий о Канте. Оба рыцари разума, но каждый по-своему.


ЛЮБИТЬ ПО-УМНОМУ

Нас все время призывают «любить по-русски», но за этим назойливо возникает только один образ: Степан Разин, бросающий за борт персидскую княжну. И как-то тянет к умным книгам про любовь. Любовные романы – это понятно, а вот с умными книгами не все ясно. Когда в США издали «Анну Каренину» без философских метаний Левина и тяжеловесных размышлений самого Толстого, роман читать перестали. В конце концов, ритуальные пляски перед зачатием или вместо него существуют даже у комаров, не говоря уж о фламинго. А пение соловья вполне сопоставимо с музыкой «Волшебной флейты» Моцарта. Словосочетание «безумная любовь», символ нездешней страсти, пожалуй, самое неудачное. Человеческая страсть охватывает не только тело, но и ум. Она требует стихов, поэм и, наконец, музыки.

– Урс Видмер «Любовник моей матери». М., Текст, 2004. –

Роман начинается так, что невольно хочется процитировать: «Сегодня умер любовник моей матери. Он был очень стар, но здоров, как бык, даже в момент смерти. Он отошел, склонившись над пюпитром и переворачивая страницу партитуры симфонии Моцарта соль минор». Этот роман, пишет «Зюдойче цайтунг», доказывает, что и современная литература может быть увлекательной. Швейцарца Видмера называют преемником традиций Ф.Дюрренматта и М.Фриша. Может быть, но «история безответной и безоглядной любви женщины к знаменитому музыканту» (так казано в аннотации) на самом деле совершенно оригинальна и в большой литературе пока не встречалась. Хотя в жизни такое сплошь и рядом случается. А этот роман – настоящая и, несмотря на небольшой объем, большая литература. Он не столько о безответной любви, сколько о не сходящихся параллелях страсти в жизни и страсти в искусстве. Вот женщина страстно любит дирижера. Она посвятила ему всю жизнь. Ради него занималась музыкой, проникла в оркестр. Он же страстен только в дирижировании. Таких поклонниц у него сотни. Влюбленная Клара заканчивает жизнь в доме для престарелых. Она выбросилась из окна, когда маэстро перестал присылать ей каждый день свежие орхидеи. А маэстро-то был тут не при чем! Просто новая секретарша добросовестно рассылала по списку цветы бывшим возлюбленным великого дирижера. Не зря упомянута в начале симфония Моцарта. Грустный, страстный, умный роман написан по-моцартовски легко и свободно.

– Роальд Даль «Ночная гостья». СПб., Азбука-классика, 2004. –

Кроме проблемы отцов и детей в мировой литературе существует еще проблема дяди. Дядя может быть плохим или хорошим, образцовым или отщепенцем, но всегда замечательным. В семье о нем рассказывают легенды, страшные или прекрасные, поскольку жизнь этого родственника всегда полна любви, страсти и всевозможных приключений. Отблеск подобного персонажа в нашей литературе лежит на Павле Кирсанове, благородном англомане, который в романе «Отцы и дети» попытался поставить на место нечесаного нигилиста Базарова. Вот и герой Даля, дядюшка Освальд, мог бы поставить на место кого угодно. Этот богатый холостяк с несносными, но изящными привычками упорно не желал вступать в контакт с родственниками, жил во Франции, коллекционировал пауков, трости и китайские вазы и много путешествовал. Путешествия были самые экзотические, порой из разряда тысячи и одной ночи. Однажды, проезжая по Синайской пустыне на своей роскошной машине, дядя остановился у бензоколонки, где подозрительный механик тут же испортил двигатель. Но не успел он как следует испугаться, как из за бархана появилась не менее роскошная машина, и бизнесмен–сириец в безупречном льняном костюме пригласил его в гости, предупредив, что к обеду у них принято надевать вечерний костюм. Дочь и жена сирийца наперебой кокетничали с гостем, а ночью у него в постели оказалась необыкновенно пылкая женщина. Но которая из них? Однако разгадка оказалась такой неожиданной, что у дяди пропало желание не только возвращаться в этот пустынный рай (он уже об этом размечтался), но и рассказывать кому-либо о страстном приключении. Разве что в дневник записать. Этот дневник объемом в 28 томов и получил в наследство племянник.

– Александр Потемкин «Я». М., ПоРог, 2004. –

Беспризорник мечтает о материнской любви. Он тянется к воспитательнице колонии, но та в ответ облаяла его, как собака. А вот собака, настоящая, живая, потянулась к нему и облизала, как собственного щенка. Даже этой малой детали вполне достаточно, чтобы понять: речь идет не об отвлеченных проблемах литературы, а о самом-самом. Вообще-то, автор, известный экономист, бизнесмен и отчасти политик, живет то в Германии, то в России, а с недавнего времени еще и в Швейцарии. Перед отъездом он сделал наивную попытку объединить правых и левых писателей, собрав каждой твари по пари на презентацию книги в ЦДЛ. Братания не получилось, но точкой схождения стала проза Потемкина и в частности его повесть «Я». Скорее всего, это он о себе и пишет. Этот Я чувствует себя на земле неким инопланетянином, «путивльцем». Путивльцы знают, что эра Homo sapiens на земле заканчивается, и на смену идет человек космический точно так же, как когда-то мы сменили неандертальцев. Хотя согласно последним данным не сменили, а просто с ними смешались. Разве не видно? Человек космический плюет на так называемую реальность и видит мир таким, каким хочет видеть. Это любимая мысль автора. В финале го герой цитирует Николая Федорова: «Жить надо не для себя и не для других – а со всеми для всех». Хорошо бы, да, жаль, не получается. Это мы уже проходили. То самодержавие, то социализм, то соборность. Надо бы маленькое уточнение внести в формулу великого утописта: со всеми для всех тех, кто тебе близок и кого ты любишь. Ну, и для себя. Ну хоть немножечко. Как же по-разному понимают люди любовь. И как по-разному любят. Однако какой бы ужас был, если бы любили все одинаково.


ГЕОПОЭТИЧЕСКИЙ МИР

Даже если вы много путешествовали и объездили чуть ли не весь мир, не тешьте себя иллюзиями. В лучшем случае вы окинули взором одну тысячную нашей земли. Другое дело – путешествовать с книгой. Не сходя с дивана, любознательный читатель может за один день посетить Нью-Йорк, Пекин, Париж, Дакар, да еще и окинуть взором главные достопримечательности тех мест. Существует стойкое заблуждение, что все уже открыто, занесено в реестры, и человеку нечего познавать. Может, и открыто, может, и занесено, да не нами и не для нас. Говорится: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но есть еще «прочитать». И это тоже «лучше».

– Г.А.Ганшин, И.В.Ушаков «Китай». М., Мысль, 2004. –

Вот Китай, например, вроде бы совсем под боком и до боли знаком. Еще не так давно пели: «Русский с китайцем – братья навек». А ничего толком об этих «братьях» мы не знаем. Мифы о преуспевающем государстве, где все растет, как на дрожжах, как-то не очень вяжутся с многотысячными толпами нелегальных иммигрантов, которые и вплавь, и бегом, и ползком норовят перебраться к нам и готовы жить в подвале, под лестницей, без электричества, только бы не возвращаться на родину, переживающую неслыханный подъем. А там ведь все еще разворачиваются свои стройки века, свои БАМы м переброски рек с севера на юг и наоборот. Что касается китайского климата, то не хотелось бы жить в городе Мохэ, где абсолютный минимум – 52,3°. Зато какая благодать в провинции Сычуань, где даже в январе + 6. Но подумайте, прежде чем отправляться в Турфанскую впадину, где + 48. В Китае, как раньше в СССР, каждый год засуха виновата в плохих урожаях. Скажем, в первое десятилетие экономической реформы наметился «резкий рост сбора зерновых», и один раз даже был собран рекордный урожай. Ну, а потом реформы затормозили, и опять – неблагоприятные погодные условия. Удивительный географический феномен. Однако только в Китае живет «живая окаменелость» ледникового периода – панда, бамбуковый медведь, который даже вообще не медведь, а енот. Но так уж сложилось. Несмотря на смертельную борьбу с воробьями и прочими сельскохозяйственными вредителями, в Китае выжило 1000 видов птиц. Интересно, а кто считал? Кстати, именно здесь прячутся «считанные единицы» – лошади Пржевальского. Вот уж поистине, Пржевальский умер, а лошадь его живет. Если будете в Китае, и вам сильно повезет, сможете прокатиться на реликтовой лошадке.

– Джером Черан «Нью-Йорк: история безумного города». М., Астрель, АСТ, 2004. –

А теперь, по контрасту, в Нью-Йорк, тем более, что о нем не так уж и давно мы знали только, что это город контрастов. «Сколь бы он ни казался безобразным на вид, о нем вспоминают, как о городе, исполненном гордой и страстной красоты, месте вечных желаний, где люди чувствуют, что голод их будет утолен, а жизнь увенчается славой», – утверждает Томас Вульф. Его жизнь действительно увенчана славой. Поначалу будущий Нью-Йорк назывался Новый Амстердам, ведь основали его голландцы. «В мыслях они не покинули Голландию: просто будто во сне перенеслись через океан и продолжали заниматься своими делами». Увы, город оказался экономически нерентабельным и с удовольствием сдался четырем английским кораблям. Вот тогда-то потекли денежки туда и обратно. С тех пор Нью-Йорк и стал городом контрастов – столицей богатства и нищеты. Даже странно слышать сейчас, что в 1760 году Нью-Йорк был самым многочисленным в Новом Свете. В нем жило ах 33 тысячи душ. Примерно, как в нашем райцентре или в одном микрорайоне Москвы. Нью-Йорк стал великим благодаря своим гастарбайтерам со всего света. Эти люди приехали за счастьем, но счастливыми стали разве что их правнуки. Главный культовый гений Нью-Йорка – художник Энди Уорхолл . он стал апостолом всех видов революций от наркотической до сексуальной. Он превратил в икону нарисованный доллар, возвел в ранг тайной вечери этикетку консервной банки. И еще он оставил нам диван, выкрашенный серебряной краской, которая прилипла к голым задам многих мировых знаменитостей. Книга заканчивается трагедией 11-го сентября. Из-за несовершенства конструкции от ударов террористов обрушились два небоскреба, бывшие символом Нью-Йорка. Больше таких ошибок архитекторы не повторят. В небоскребе погибла россиянка Рыжикова. После этого ее мужу Василию наконец-то дали американское гражданство.

– А.П.Люсый «Крымский текст в русской литературе». СПб., Алетейя, 2004. –

Нет уж, лучше мы в Крым, по-прежнему родной и близкий для многих. «Всего-то полшага и через / какой-то дремотный порог, / чтоб снова таинственный херес / мерцал на столе, как цветок». Хорошо, что эти стихи ялтинского поэта Сергея Новикова в книгу вошли. Помню, как в эпоху сухого закона он выручал обитателей Дома творчества, появляясь на веранде с бутылями того самого запретного крымского хереса. Он и сгубил поэта. Сережа не дожил и до пятидесяти. Теперь в Крыму живет забавный поэт А.Поляков. Продолжатель футуристической сдвигологии потрясает основы литературного благочестия такими текстами: «Тогда раскольников старуха топоров / похожа Лотмана в Саранске на немного…» И никакого хереса. О литературном феномене и даже геофилософии Крыма сегодня много говорят и пишут. Люсый – один из идеологов этого необычного направления. В самом деле, начиная с пророческого «Острова Крым» В.Аксенова и до наших дней Крым становится символом непонятного литературного будущего, не говоря уже о славном прошлом. Романтическая Таврида вдохновляла еще Пушкина, который бродил по брегам Салгира и сочинял: «Я вижу берег отдаленный, / земли полуденной волшебные края». Коктебель, созданный Волошиным в соавторстве с Богом, так и остался Коктебелем великого Макса. Геопоэтический феномен Крыма – земли Андрея Белого, Марины Цветаевой, Александра Грина – простирается в наши дни и уходит далее.


БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ

Возможен ли разговор с автором без передаточных инстанций – редакций, издательств и прочих посредников? Разве что в Интернет свое творение запустить. По крайней мере, будешь знать, сколько потенциальных читателей нажали на кнопку, чтобы зайти на сайт. Но сколько их, читающих книги с экрана компьютера? Капля в море. А пока, чтобы найти своего читателя, писателю приходится преодолевать множество литературных капканов. Куда ни ткнись, всюду отсев и отбор. А кто отсеивает и отбирает? Да кто всегда. Сегодня даже страшно подумать, что издатель Катков диктовал Достоевскому ход сюжета.

– Ф.М.Достоевский «Полное собрание сочинений. Т. V. Произведения 1861-1865 гг.». М., В- оскресенье, 2004. –

Пятый том Достоевского, изданный без купюр, прямо-таки ошарашивает. Мы привыкли, что гений гениален во всем. Но Достоевский-публицист не гений и даже не талант, а средний литератор с антисемитинкой. Он вполне мог бы сегодня стать если не редактором, то одним из авторов газеты «Завтра» или «День литературы». Вот он смеется над читателем, возмутившимся словом «жид». Дескать, в слове этом нет ничего обидного: просто на Украине так называют евреев. И всего-то. В общем, говоря собственными же словами писателя, «жизнь, как она есть, полна таких мучительных эффектов, что из нее почти ни одна чувствующая душа не выходит неразбитою». Да и вообще публицистика – дело сомнительное. Ну, что толку в том, что Достоевский вяло переругивался со Щедриным? Щедрину это славы не убавило, а Достоевскому не прибавило. А ведь издавал он свои журналы «Эпоха» и «Время» себе в убыток, заняв у императора без отдачи ни много, ни мало 70 тысяч. Вот и отдавал долг верноподданническими статьями и очерками. Принято считать, что Достоевский – пророк и провидец. Но это верно только по отношению к Достоевскому-писателю. Как публицист, он был, говоря словами Гете, «задопровидец». «Не вражда сословий, победителей и побежденных, как везде в Европе, должна лечь в основание развития будущих начал нашей жизни. Мы не Европа, и у нас не будет и не должно быть победителей и побежденных». Напророчил гений с точностью до наоборот.

– «Поэтика исканий, или Поиск поэтики». М., Институт русского языка им. В.В.Виноградова РАН, 2004. –

Большинство людей уверены, что поэзия – это стихи, написанные в рифму. И все. Других параметров нет. Вот уже и XXI-й век на дворе, а спроси их, кто такие футуристы, обэриуты, метаметафористы, концептуалисты, ни в жизнь не ответят. А про то, что поэзия бывает еще фонетическая и визуальная, они наверняка не слышали. Зато про все это хорошо знают слависты во всех университетах Европы и Америки. Впрочем, и у нас в России наука наконец-то заинтересовалась современным поэтическим авангардом. Международная научная конференция по языку современной поэзии прошла в Институте русского языка по инициативе доктора филологических наук Н.Фатеевой. Съехались поэты и исследователи поэзии со всего мира от Нью-Йорка, Пизы, Лондона, Шауляя до Тамбова, Калининграда и, разумеется, Санкт-Петербурга, чтобы пообщаться без посредников. Оказалось, многие поэты – еще и теоретики. Как сказал футурист Крученых, «новый свет, бросаемый на старый мир, может дать самую причудливую игру». Сами названия докладов – уже игра и поэзия: «Между пустой страницей и вопрошающим текстом»», «О музыке и поэзии биологических объектов», «Введение в лингвогобелены на муфтолингве». Очень кстати пришлось название доклада Д.А.Пригова: «Третье переписывание мира». Так что если хотите заново перечитать заново переписываемый мир, придется приобщиться к современной поэзии. Раскрыв книгу на странице 34, вы узнаете, что «Евтушенко и Кушнер демонстрируют сознательный метаподход к жизни и смерти». Это значит, что поэты постоянно выбирают между жизнью и смертью, а читатель выбирает между этими поэтами. А кто-то предпочтет правильным стихам с рифмами и «глыбоким» содержанием, ну, скажем, миниатюру Сергея Бирюкова: «осколки мира / собрать / пере-тереть / порезать пальцы / пере-тер-петь». Для обыденного сознания, утверждает академик Ю.С.Степанов, понятия «хаос» и «абсурд» означают беспорядок и нелепость; между тем в поэтике авангарда это компоненты «Новой красоты». Короче говоря, прочитав или даже просто пролистав эту книгу, любой поймет, что авангард – это та литература, которой никому не удавалось и не удастся руководить.

– Мишель Уэльбек «Платформа». М., Иностранка, 2004. –

«Жизнь, из которой ушла любовь, становится в определенной степени условной и противоестественной». Тут с Уэльбеком не поспоришь. Трудно возразить что-либо и на такую тираду: «Идея обмена партнерами привлекательна, но она постоянно выходит из моды, потому что люди не хотят обмениваться ничем». Тем не менее, «Платформа» не избежала стандартных обвинений. На этот раз в «пропаганде секс-туризма», в «унижении достоинства женщин» и в «оскорблении ислама». Ну, уж если так, то «Эммануэль» по сравнению с «Платформой» – крутая порнуха. Уэльбек, ироничный и романтичный, выглядит крутым только потому, что общество на глазах очередной раз впадает в ханжество. В США, говорят, можно схлопотать штраф, а то и срок за «нескромный взгляд» на привлекательную часть тела. Европа семимильными шагами движется к превращению любви и секса в юридически оформленную деловую сделку. Тогда уж действительно неважно, вступают в брак мужчина с мужчиной, женщина с женщиной или колибри со слоном. Заплати налоги и спи, с кем хочешь. С точки зрения общества, любовь – это увильнуть от налогов и уйти от ответственности в сомнительную область так называемой личной жизни. Как же тут без посредников? Уэльбек очень чуток к любым покушениям общества на человека. Он даже замечает, что в том же самолете с нами обращаются, как с детьми: пассажир обязан слушаться всех – от охранника и кассира до стюардессы. Пожил бы он у нас.


ЗаМЕЧТАтельная СТРАНА

Есть у Александра Грина рассказ: три богатых шутника разыграли мужественного, но наивного романтика. Сочинили историю о необыкновенном оазисе в «сердце пустыни», где живут сильные, умные, благородные и красивые люди, которые не только создали свой рай, но и умеют его защищать. Романтик отправился на поиски утопии и через несколько лет… пригласил туда шутников. Он, конечно, быстро понял обман, но образ, возникший в сознании, был так привлекателен, что герой проявил недюжинную практическую сметку и построил свою мечту. В общем, сделал шутку былью. В истории было много попыток выстроить очередной город Солнца или, как их там, «снятся людям иногда голубые города», но все это рушилось, не успев по-настоящему возникнуть. Или превращалось в тоталитарную структуру.

– Дидье ван Ковелер «Путь в один конец».М., АСТ, Ермак, 2004. –

Герой Ковелера с восточным именем Азиз – француз, воспитанный марсельскими цыганами. Французские ромалы обучили мальчонку всем тысячелетним хитростям своей, пусть уже и не кочевой, но и не совсем праведной жизни в современном городе. Вернее даже совсем неправедной, но хорошо налаженной. А когда пришло время получать паспорт, никому и в голову не пришло обращаться в официальные учреждения. Документ выправили тут же в родном квартале. Так он стал гражданином Марокко. Для французской литературы подобный герой не новость. По чужому документу жил благородный каторжник Жан Вольжан и не менее благородный капитан Эдмон Дантес, ставший в силу обстоятельств графом Монте-Кристо. Азиз, как и граф, пострадал из-за любви. Его забрали прямо со свадьбы. Брат невесты решил пристроить сестрицу повыгодней, и тут очень кстати вмешалось государство. Согласно очередному проекту следовало возвращать обратно на родину эмигрантов и там создавать им условия для жизни и работы. Так что перед лже-марокканцем встал вопрос: отсидеть за фальшивый паспорт или отправиться на историческую родину в сопровождении доброго, но суматошного чиновника. Представьте любого из киногероев Пьера Ришара, и вам все станет ясно. Представление о мире Азиз черпал из единственной книги – собрания мифов и легенд. Ему ничего не стоило описать во всех подробностях место своего рождения: горное селение, где живут по древним законам добра и справедливости. Ведь попытка рассказать о себе правду с треском провалилась. Вот так и началось путешествие двух бедолаг в страну, которой нет, в прямом смысле слова. Отчего это всегда так получается, что если государство вздумает кого-нибудь осчастливить, то создаст столько сложностей, что расхлебывать приходится всю жизнь.

– Кэтрин Энн Портер «Иудино дерево в цвету». М., Текст, 2004. –

Героиня рассказа, давшего название всей книге, оказалась в придуманной, хотя и вполне реальной стране, по своей собственной воле. Потянуло девушку в революцию, и не какую-нибудь, а мексиканскую. Она купилась на облик благородных барбудос, освобождающих затюканных крестьян от эксплуатации американскими империалистами. «Она-то думала, что революционеру положено быть худым, гореть огнем героических убеждений, служить воплощением возвышенных идеалов». Но главный революционер оказался совсем иным. Жирный, жадный, похотливый, он доставал ее каждый вечер фальшивым пением под гитару, которое она выслушивала с показным благоговением, чтобы только не приставал. Товарищи по партии объясняют – то, что выглядит, как цинизм, на самом деле «развитое чувство реальности». Дескать, революции нужны вожди, а в вожди годятся только решительные люди. Но она чувствует себя обманутой и мечтает уехать. Удерживает ее только сострадание к несчастным, преданным своими вождями. Ее единственная помощь – передавать в тюрьму наркотики, чтобы уменьшить страдания заключенных.


МАГИЯ СЛОВА И ДЕЛА

Уж сколько раз твердили миру, что не надо связываться с разного рода проходимцами, которые предлагают подарки от фирм или обещают немедленный выигрыш в очередном лохотроне. Бесполезно. Даже пресловутым тысячу раз разоблаченным наперсточникам ничего не стоит найти на улице новую жертву. Люди расстаются с деньгами и вещами радостно и охотно, словно их заворожили. А их и правда заворожили. Любая гадалка или так называемый экстрасенс обладает властью над теми, кто добровольно к ним приходит. Слово действительно имеет магическую силу, иначе как объяснить, что люди, всю жизнь простоявшие в очередях за самым элементарным и необходимым, утверждают, что жили в справедливом обществе, где было все в любом количестве. Да просто им каждый день внушали это по радио, по телевидению, в газетах, фильмах и книгах.

– Чеслав Далецкий «Риторика: заговори, и я скажу, кто ты». М., Омега-Л, 2004. –

Нет сомнения в том, что речь – уже сама по себе магия, и, кроме того, это единственное отличие человека от всего остального живого мира. Как нет и сомнения в том, что этим своим преимуществом человек пользуется все реже, превращая членораздельную речь в нечто простое, как мычание или рычание. Выросли целые поколения людей, не умеющих толком выразить свою мысль, даже когда она случайно забредет в череп. А уж об умении убедить или переубедить других и речь не идет. Не согласен? Отвали или просто заткнись. Риторика – это дар свободы. Словесные состязания были возможны в Древней Греции и Древней Индии даже на рыночных площадях. А в Древнем Риме даже в эпоху диктатуры императора Тиверия Христос долгое время свободно проповедовал перед толпами людей, логично доказывая свою правоту. Риторика – это внутренняя логика речи. Доводы, аргументы, примеры. А, кроме того, метафорические изыски, притчи, которыми так любили изъясняться Сократ, Магомет, Лао-Цзы. Сегодня единственная риторическая фигура, которая запомнилась населению, это «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Здесь есть посылка: хотели. Как хотели? Как лучше! А что получилось? Как всегда, то есть хуже. А вообще-то, из всех риторических приемов нынешние ораторы усвоили только два: иносказание и умолчание. Говорить не о том, что думаешь, и молчать о главном.

– Жак Мазо «Орлиный мост». М., АСТ, Ермак, 2004. –

Что делать, если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а… маг? Ну, не совсем маг, а так, мелкий подручный у крупного негодяя, обладающего большими способностями по части внушения, искусника в разных магических опытах над людьми и президента местного общества сатанистов. А начиналось все так заманчиво. Мама с дочкой оправились в горы любоваться природой. Но как только добрались они до местной достопримечательности под названием Орлиный мост, девочка вдруг вырубилась, а, очнувшись, заговорила голосом взрослого мужчины. Конечно, все решили, что у нее не в порядке с головой и отправили в больницу, где врач напичкал ее транквилизаторами. И шло бы все своим ходом, но в дело вмешался старый приятель врача – полицейский. Он приехал в южный городок отдохнуть от криминальных тусовок. Но главное, явилась еще и давнишняя подруга врача, которую он вызвал в надежде, что она скрасит дни одинокого, еще молодого вдовца. Однако дама оказалась специалистом по аномальным явлениям. Включив свою аппаратуру, она вошла в контакт с обладателем голоса – молодым человеком, который 15 лет назад упал с этого самого моста. То ли убийство, то ли самоубийство. Полицейский, конечно, ни в какие голоса не верил, но женщина ему очень уж понравилась, да и он ей тоже. Вот и занялись они одним делом, каждый по-своему. Врач, почуяв, что подругу уводят, заволновался и, поскольку у самого было рыльце в пушку, начал чинить препятствия. Но преступников вовремя поймали. Все случилось из-за денег. В старинном семействе произошел классический скандал: муж обнаружил, что младший сын вовсе не его сын, а отпрыск того самого сатаниста, заморочившего голову его жене и всей округе, и отписал все наследство старшему, законному, которого злодеи убили, а дело замяли. Тем и закончился имущественный спор двух наследствующих субъектов. Вот и пришлось бедняге вселяться в собственную дочь, чтобы хоть кто-то о нем вспомнил и восстановил справедливость.

– Деби Глиори «Чисто убийственный бриллиант». М., ЭКСМО, 2004. –

Для героев этой книги магия – дело самое обыденное, поэтому они ею практически не пользуются. К тому же магические способности передаются у них только по женской линии, да и то не всегда. Мама – ведьма-нескладеха – и ее двухлетняя малышка этими способностями обладают, а папа и остальные дети, девочка и мальчик, как все обычные люди. Проживает семейство, похожее на семейку Аддамсов, в старинном замке, никого не трогает, а тем временем на них надвигаются целых две беды. Первая – наследство. Дедушка-мафиози решил завещать свои грязные деньги единственному внуку. Казалось бы, радоваться надо мальчишке, а он перепуган до смерти. Дело в том, что наследник случайно заглянул в будущее и увидел себя жутко богатым, но невероятно жирным, противным и тупым. Он любит только автомобили, а его не любит никто, и все только терпят из-за денег. Вторая неприятность – Камень времени, Хроностоун, имеющий форму бриллианта, завладев которым, можно стать повелителем мира. Дело в том, что камень находится в замке, но семейство и не подозревает, каким сокровищем обладает. А дьявольские силы тем временем не дремлют. Да и как тут задремлешь, если в случае провала могут сослать неудачника тараканом в Москву. Демон, замаскировавшись под ведьму, проникает в замок и начинает свое черное дело. Ему, конечно, тоже нелегко, ведь приходится не только накладывать толстый слой макияжа на адскую харю, но еще привинчивать к копытам человеческие ступни.


ЧТО НАДЕЖНЕЙ – СТЕНА ИЛИ ЯД?

«Королева играла в башне замка Шопена, / и, внимая Шопену, полюбил ее паж». Но к тому времени, когда появился Шопен, все замки уже давно превратились в музеи и концертные площадки, а пажи остались только в романах и стихах. Так что королевы фортепьянной игры и сегодня могут музицировать сколько угодно, не опасаясь вторжения воинственных соседей с пиками, топорами, мушкетами и стенобитными орудиями. Ведь изначально замки были не декоративные сооружения со всякими наворотами, а настоящие крепости, где каждая архитектурная деталь служила защите и обороне.

– «Сто великих замков». М., Вече, 2004. –

История человечества пишется чрезвычайно медленно. Сначала мечом и топором, а уж потом пером, тысячи раз подтверждая банальную истину: что написано пером, того топором не вырубишь. Былая реальность скрыта в громадных курганах и совершенно незаметных холмах. Тут еще надо копать и копать. Зато в рукописях и фолиантах рассказано все, что было и есть. Правда, как сказал один знаменитый искусствовед, древние памятники, как и изречения оракулов, требуют истолкования. Вот, например, китайский император Цинь Ши-хуанди увидел сон, будто заяц держит в руках солнце, а другой заяц хочет его отнять. Но тут появился третий заяц, черный, и забрал солнце себе. На самом ли деле был такой сон или это просто обычай Востока изъясняться притчами, но мудрецы истолковали видение именно так, как хотелось императору. Пора, дескать, строить Великую китайскую стену, чтобы обезопасить себя от «черных» соседей. Ясное дело, если кто не нравится, так его сразу называют черным, будь он хоть желтый, хоть белый. Начали сгонять на строительство крестьян, которые всячески уклонялись от мобилизации. Но тут действовал комсомольский принцип: не можешь – поможем, не хочешь – заставим. А кто же хочет? Так что за малейшую провинность или просто выражение недовольства любого тут же отправляли на китайский «беломорканал», который прозвали самым длинным кладбищем в мире. Всего там отпахались три миллиона человек – половина всех живущих в стране мужчин. По свидетельству древнего историка, «все дороги были запружены осужденными в ярко-красных одеждах, а тюрьмы переполнены узниками, словно базары с людьми». Отвечали за базар жестокие военачальники, но все равно, как только император умер, крестьяне восстали, и правящей династии пришел конец. Ни от каких врагов, конечно, эта стена защитить не могла. Как и в последствии берлинская, она предназначалась для своих собственных граждан. Позже один из императоров не стал придуриваться, а просто издал указ, запрещающий подданным выходить за пределы Стены без разрешения.

– Лоис Гилберт «Без жалости». М., АСТ, Ермак, 2004. –

Героиня романа росла в своем доме на ферме, как в заколдованном замке, окруженная заботой и любовью. Ее воспитывала бабушка, известная путешественница и писательница, которая всеми силами старалась сохранить в неприкосновенности этот уголок мира в сельской местности под названием Итака. А из Итаки положено уезжать, мечтать о возвращении и однажды вернуться – как раз вовремя, пока тебя окончательно не забыли. С Бретт так и получилось. После окончательного разрыва с мужем она, врач по специальности, отправилась в Африку, чтобы спасать население от голода и болезней. Никого, конечно, не спасла, а сама вернулась еле живая. И только начала приходить в себя, как на ферме начались пренеприятные события. Дело в том, что девушка всю сознательную жизнь считала себя полной сиротой, думая, что родители погибли в автомобильной катастрофе, когда ей было всего два года. И вдруг стены замка, заботливо выстроенные близкими, рухнули в один момент. Короче: а папа вернулся, а он… голубой. Кроме того больной СПИДом, да и вообще мертвый посреди заснеженной равнины. Надо сказать, что и живой-то он был не подарок. Ввел в глубокую депрессию свою жену и в результате довел ее до самоубийства. Принуждал к сожительству тещу. А потом вообще сбежал с мальчиком, работавшим у него на ферме. И вот после многих лет отсутствия этот Одиссей вернулся умирать на родину, где его и убили. Поскольку папочка был богат и оставил завещание, то подозреваемыми невольно стали все обитатели фермы. А, кроме того, еще и тот самый бывший мальчик, основательно подсевший на кокаин.

– Хорст Альтман «Ядовитые растения. Ядовитые животные». М., БММ АО, 2004. –

В каждом приличном замке обязательно есть привидение – некто, коварно убитый кинжалом или отравленный. Впрочем, одно другого не исключало: убить могли отравленным кинжалом. Вообще яды окружены множеством легенд и слухов. Хотя, что действительно ядовито? Еще Парацельс говорил: «Все вещества есть яд, лишь верная доза делает их неядовитыми». Поэтому, как справедливо замечает автор, трудно сказать определенно, какое растение или животное «по-настоящему» ядовито. Все мы в детстве, несмотря на запреты взрослых, чего только ни пробовали: и волчьи ягоды, и паслен, и бузину. И ничего не случилось, потому что все дело в количестве. А вот, скажем, сырой фасолью вполне можно отравиться, хотя в вареном виде она совершенно безопасна. Но уж если кто-нибудь съел что-то явно ядовитое, то ни в коем случае не давайте ему молоко – оно может усилить токсичность вещества. И не заставляйте пить соленую воду, чтобы вызвать рвоту. От этого может произойти отравление поваренной солью, особенно у детей. Во многих случаях достаточно просто принять лекарственный активированный уголь. Советы «лечиться у природы» тоже весьма опасны. Несведущий человек может запросто спутать, скажем, листья черемши с очень похожими на них листьями высокотоксичного безвременника осеннего. Много легенд связано и со змеиными укусами. Так вот запомните: «Никаких манипуляций в месте укуса: не высасывать, не разрезать, не перевязывать». Только дезинфекция и холодные обертывания. И скорее к врачу.


ЛЮБОВЬ С КРЕСТОМ И БЕЗ КРЕСТА

Считается, что способов познания мира три: наука, искусство и религия. На самом деле их гораздо больше. Ну, скажем, еще поэзия и любовь. Конечно, строгий классификатор причислит поэзию к искусству. С этим еще можно согласиться, хотя поэзией насквозь пронизаны все области жизни и познания. А в какую графу внести, в какую клеточку заключить любовь, которая, по словам Данте, «движет солнца и светила»?

– Генрих Белль «Крест без любви». М., Текст, 2004. –

Вот и Генрих Белль все о том же. Его первый послевоенный роман напечатан впервые лишь полвека спустя, в 2002ом. В 48-ом году редактор немецкого литературного журнала, отвергший рукопись, посчитал, что в романе германская армия показана в излишне черно-белых тонах, а сущность национал-социализма отражена необъективно. Хорошо, что теперь книга переведена и на русский язык. «Мы должны научиться распознавать этих убийц, которые величают себя духовной элитой… И если они назовут себя христианами, мы не поверим им. Но мы никогда не забудем о том, что Иисус Христос был распят как жертва правосудия этого мира и что мы живем ради НЕГО, осужденного по всем правилам юриспруденции». В то время писатель был убежден в необходимости именно христианского обновления своей страны. Наверное, это и есть настоящая, непритворная религиозность. Гитлеровская Германия настолько похожа на Советский Союз, что Генрих Белль у нас никогда не воспринимался как иностранный писатель. Все, что проделывали с немцами фашисты, еще раньше проделали у нас коммунисты. Например, в рейхе, чтобы обвенчаться, надо было получить разрешение у военных в комендатуре. Наиболее религиозных священников Гитлер и Сталин, да и Хрущев с Брежневым и Андроповым исправно держали в тюрьмах. За другими непослушными присматривали, а послушных прикармливали. И это знакомо. Всегда было ощущение, что о Белле у нас что-то не договаривали. А он просто был верующий. Хотя иногда это совсем не просто. Это крест, но всегда с любовью. Вслед за Львом Толстым Белль напомнил: крест без любви – просто виселица. И поклоняться ей – все равно, что кланяться гильотине и целовать лезвие топора.

– Александр Ельчанинов, Владимир Эрн, Павел Флоренский «История религии». М.- Париж, Русский путь – Ymca-press, 2004. –

Религиозный вопрос каждый решает для себя сам. Что лучше – вера или безверие? «Блажен, кто верует, тепло ему на свете», – говорил Пушкин. А сам сердцем был афей, то есть атеист, но разум противился. Сейчас из Пушкина лепят чуть ли ни праведника, а он и в церкви-то с лицейских времен не бывал. У нас из крайности в крайность мечутся. То за крестик на шее расстреливали, а теперь освящают трактора. Да и вообще, «имеет ли эта Церковь – католическая или иная – что-нибудь общее с христианством?» Особенно в нашем государстве, где мощи пролетарского вождя на Красной площади, ставшие предметом государственного поклонения, были символом не воскресения, а смерти. Опыт атеистического советского государства целиком и полностью отрицательный. Один из авторов этой книги, священник Павел Флоренский, был расстрелян в Соловецком концлагере. Другой, Александр Ельчанинов, оказался в эмиграции. Неутомимый Никита Струве переиздал этот труд православных мыслителей, вышедший почти сто лет назад, в надежде на возрождение былой мистической и интеллектуальной мощи православия. Казалось бы, для этого есть все условия. Открываются и строятся новые храмы. Один за другим возникают богословские факультеты. Вот если бы ко всему этому еще и Павла Флоренского… Все три автора, одноклассники тифлисской гимназии, ко времени создания книги не достигли еще тридцатилетнего возраста. Нет ничего проще – убить мыслителя. А вот воспитать мыслителей, увы, намного сложнее. А вообще-то, может ли быть у религии история? Если это история, то тут уже не религия, а наука. Религия неотделима от мистики. Мистическое переживание – вот что главное. Физик Эйнштейн говорил, что чувство мистического (тайного) отличает человека от животных. А другой физик, академик Гинзбург, тоже лауреат Нобелевской премии, повторяет, как молитву или заклинание: «Я атеист, а не безбожник». Ясно одно: без религии жизнь была бы намного примитивней. И уж на сто процентов правы авторы этой книги в том, что «христианство в нынешних формах не похоже на христианство Христовых учеников».


КОМНАТА КОСМОСА

Мы живем не в комнате, а в космосе. Просто большинство об этом полностью забывает и не рассматривает холодные батареи, как симптом остывания планеты. Однако во все времена существовали люди, которые умудрялись, не отрываясь от земли, познавать тайны вселенной. Но в ХХ веке возобладал другой космос. Практически любой может полететь туда на ракете, напичканной приборами, все сосчитать и измерить. Человеческие отношение тоже могут быть и простой житейской бытовухой, и увлекательным путешествием в глубины душевного космоса.

– Алла Андреева «Плаванье к Небесной России». М., Аграф, 2004. –

Автор этой книги – живое воплощенное чудо. Время обтекает ее со всех сторон, но меняется не она, а время. Алла Андреева говорит о самом трудном периоде своей жизни: «До лагеря я была просто красивой дурой». Вряд ли это так. Да, она вместе со всем человечеством не могла себе представить ужасы ГУЛАГа до того, как туда попала. Однако это «знание», которого лучше не иметь. Цивилизация добрых, умных, красивых и справедливых людей все-таки существует. Никакие потрясения ХХ века не смогли полностью утопить эту Атлантиду. Читая книгу Аллы Андреевой, чувствуешь, насколько добро и красота подлинны. И насколько зло, говоря словами Павла Флоренского, «лишено статуса реальности». Сегодня гуманизм под прицелом. Нас все время призывают оглянуться по сторонам и убедиться, что зло торжествует повсюду. Но именно поэтому люди, не уступающие злу, вызывают безграничное уважение. Книга написана без пафоса, легко, свободно и просто. Здесь есть все: и безмятежный рай интеллигентной семьи, и зощенковский быт коммуналки с чадящими керосинками, и комиссия в МОСХе, где автора отчитывали за эскизы к «Гамлету». Действительно: «Что мог советский художник найти в Гамлете?.. Атмосфера какая-то нежизнерадостная». И волшебный мир «Розы Мира» Даниила Андреева, переселившего жену в свой Небесный Кремль. Умение жить духовной жизнью порой кажется навсегда утраченным. Эта книга – увлекательное руководство по искусству жить вечной жизнью в любых обстоятельствах. Шагнув за черту 90-летия, художник Алла Андреева хранит в себе зрительный образ мира только по воспоминаниям. Но память ее по-прежнему светла. Она наизусть читает все стихи Даниила Андреева и помнит «Розу Мира» лучше всякого читающего зрячего. Если вам надоели клокочущие гневом потные качки с автоматами и истошно орущие с телеэкрана бабы, прочтите эту книгу. Тогда вы поймете, в чем настоящая сила.

– Карл Саган «Космос. Эволюция Вселенной, жизни и цивилизации». СПб., Амфора, 2004. –

Этот космовидец – прямая противоположность Даниилу Андрееву. Космос Сагана разумный и материальный, символ веры многих и многих светлых умов от Эйнштейна до Сахарова. Сагану установлен зримый памятник на Марсе – это космическая станция его имени, расположившаяся в марсианских расщелинах. Научно-космическая религия Сагана сводится к одной заповеди: познавай. «Мы воплощаем собой Космос, достигший самопознания. Мы отвечаем за землю. Мы обязаны выжить не только ради самих себя, но также ради древнего и огромного Космоса, который нас породил». В советское время труды Сагана были запрещены. Он первый сравнил открытие Америки конкистадорами с ожидаемой колонизацией земли инопланетными цивилизациями. Испанцы начисто уничтожили цивилизацию ацтеков и майя. Почему же такое до сих пор не произошло с землей? Только потому, утверждает Саган, что высшие цивилизации намного гуманней и совершенней землян. И хотя этих миров огромное количество, обнаружить их труднее, чем иголку в стоге сена. И таких «стогов» – галактик – безмерное количество. Так что не приходится удивляться, что мы не каждый день беседуем с Иисусом. Нет, Саган не говорил, что Христос – инопланетянин. За него эту идею домыслил советский ученый Агрест, за что и подвергся жуткой критике в совковой печати.

– Фэй Уэлдон «Жизненная сила». М., АСТ, ВЗОИ, 2004. –

Если верить Фэй Уэлдон, то пресловутый консерватизм английской семейной жизни сильно преувеличен. А, может, сами англичане уже изменились. Хотя внешне жизнь идет по разумным, раз и навсегда заведенным правилам, принятым в цивилизованном обществе. В комнатном космосе все планеты движутся по строго определенным орбитам. Но только до того момента, пока в мирный круг персонажей, дружащих семьями, не вторгается «беззаконная комета» – рыжий Лесли Бек, не очень нагруженный интеллектуально, зато энергичный и деловой. Кроме того, он обладает такой, чисто мужской, жизненной силой, что ни одна из верных жен и добродетельных матерей не может остаться в стороне. Тем более что обе жены Лесли Бека, как нарочно, некрасивы, холодны в постели, не умеют одеваться и плохо готовят. Во всяком случае, всем четырем героиням романа хочется так думать. Сначала ими движет чистое любопытство. Но стоит только раз оступиться, и вирус супружеской измены начинает разъедать изнутри теплую кампанию. Вы решили поразвлечься? На здоровье, но имейте в виду, что ближайшая подруга пожалеет и утешит вашего расстроенного мужа. Однако и утешительнице это даром не пройдет – ее муж тоже под прицелом. В результате это уже не традиционный любовный треугольник и даже не многоугольник, а прямо какая-то «ромашка», в сердце которой неутомимый Лесли. Кстати его жена оказалась не такой уж простушкой. После ее смерти обнаружилась целая коллекция картин, на которых она с большим знанием материала изобразила похождения своего мужа и его подруг.


ПЛАЧЬТЕ С НАМИ

Слово «любовь» в некотором смысле изрядно устарело, потому что оно вряд ли применимо к тому, что связывает сегодня мужчин и женщин. Может быть, лучше вообще об этом не говорить, а, перейдя на современную речь, лопотать что-то уж совсем невнятное. А эти, как их там, писатели все равно об этом и про это будут что-нибудь сочинять. Вот почему, несмотря на избитость и даже забитость темы, очень интересно узнать, что там наворочали господа сочинители.

– Макс Фрай «Жалобная книга». СПб., Амфора, 2004. –

Это не перевод с иностранного, а наша отечественная попытка разбавить заурядную молодежную бытовуху как бы мистикой. Но это для тех, кто из той же тусовки и не слишком искушен в литературе. Опять же, ежели про Джойса и Пруста не слыхали и Набокова с Борхесом не читали, а до Сорокина с Пелевиным не добрались, то, видимо, о Павиче все-таки проведали. Вместо «глава первая, глава вторая» – арканы Таро с туманными, но толстыми намеками на тонкие обстоятельства. Язык – натуральный спотыкач, «издает разнообразные членораздельные звуки». Не очень-то и членораздельные. Но свои все простят. «Терпи, казак, атаманом будешь. Или не будешь – как повезет. Не принимать же обезболивающее…» Зачем обезболивающее, если уже принято обессмысливающее. Интуитивно автор и сам чувствует, что ни образа, ни героя не вырисовывается, а потому начинается словесный культуризм. А что? Много слов – ума не надо. Но только никакого эстетического восторга от нагромождения словес не возникает, а прямо слеза прошибает от жалости. «Я же не выдуманный и не лирический, а настоящий, живой, напуганный до потери сознания, всей своей слабой плотью увязший в топком болоте чудес». Чуда не произошло, хотя замысел был хорош: вокруг есть люди – накхи, которые ловко втираются в доверие, чтобы похитить вашу жизнь и прожить ее вместо вас. Но мы часто забываем, что Шахерезада – лишь одна из счастливиц, которой удалось из простых сюжетов закрутить хитрые истории и пленить султана бесконечными рассказами, ловко сплетенными в восточные косички. Ее предшественницам заскучавший властитель быстро отсекал головы. Похоже, Макс Фрай в роли романтической рассказчицы не протянул бы и одной ночи. Жалобный роман, жалостливый сюжет, бедный автор. Плачьте с нами, плачьте, как мы, плачьте лучше нас.

– Людмила Петрушевская «Дикие животные сказки». М., ЭКСМО, 2004. –

Талант Петрушевской не иссякаем. Потому что у нее магический дар речи. «Комар Стасик в свободное время очень любил читать». Можно дальше не читать – достаточно одной такой фразы. Все равно никогда не забудешь комара комарика-книгочея. Вот так убьешь ненароком комар и слезу уронишь – вдруг он тоже читатель. В этих сказках очень много значат имена. Кроме комара Стасика просто в душу западет таракан Сильва. Речь идет всего-навсего о пире в помойном ведре, но так смачно, словно в самом лучшем ресторане. Петрушевская и в прозе драматург. Она могла бы сказать словами Ахматовой, дескать, «когда б вы знали, из какого сора». Здесь все – сор, но сор живой, тот самый, из которого «растут стихи, не ведая стыда». Ну, не стихи, а сказки, какая разница. Петрушевская нашла в себе силы отделаться от коммунально-семейного реализма, с которым ее долгое время отождествляли. И вдруг, как апостолы в Духов день, «заговорила языками» (ударение на ы!). «Сляпала Бутявка с Бутявчонком по напушке и увазила Калушу». Понятное дело, что после знаменитой глокой куздры академика Щербы, которая будланула бокра, да к тому же еще курдячит бокренка, это не новация, а уже традиция. Но традиция очень даже плодотворная. Ясное дело, что оттуда же и татьяно-толстовская Кысь. Но скажу нелицеприятно: «Некузяво дудониться в клямсы!» Если же у вас на сей счет другое мнение, то читайте Людмилу Петрушевскую, как можно внимательнее. И тогда вам откроется за пределами обыденной речи что-то еще. Одним словом, «психи Калуш не шошляют». А вы шошляете?

– Александр Ткаченко «Женщины, которых мы не любили, или Джентльмен на ночь». М., КРПА Олимп, 2004. –

Эта книга не зря вышла в серии «Мужские истории». Так рассказать о любви или не любви может только очень откровенный мужчина. Он любит в женщине женщину, а не какое-то эфирное создание, выдуманное писателями прошедших веков. Его слезами Лизы Калитиной или истерикой Анны Карениной не возьмешь. Ему подавай живую, смелую, горячую. Хотя все не так просто. Дело в том, что все «потно животные женщины», говоря словами Маяковского, не могут заменить ту единственную, нежную, первую, или не первую, но настоящую. И как это совместить в одном теле? Вековечная мечта джентльмена о доступных, но при этом умных, привлекательных и порядочных дамах реализована автором на все сто. Книга даже кажется биографической и порой исповедальной, но в этом ее главное достоинство. Никто не знает, как надо любить. А если кто и знает, то вовсе не торопится рассказывать. Зато Ткаченко и знает, и всем рассказывает. Все секреты прячутся не в теле, а в уме. Это не тело, а «ум хочет непозволительного, а наша нравственность неспособна обуздать его». В общем, получилась мужска утопия, которую женщины тоже прочтут – из природного любопытства. Что это за существа такие мужчины, и каковы мы, женщины, в их глазах. Может, не зря сказала про них Ирина Одоевцева, ученица Гумилева: «низшая раса». А, может, зря. Низшая-то низшая, да весьма занимательная. И они нас любят! А это уже что-то.


НЕ ПО ПЛАНУ

Слово «план» для советских руководителей было крутым наркотиком. Главное было – составить план, обсудить его на всевозможных парткомах и в министерствах, прибавить в количестве всего, что должно быть произведено, и торжественно утвердить. И давай гнать план по валу – вал по плану. Но человек предполагает, а судьба располагает. И располагала она всегда не так, как запланировано. Потому что начальники имеют дело с цифрами и безликой рабочей силой, а судьба – с живой природой и живыми людьми.

– Томас Бруссиг «Солнечная аллея». М., Слово / Slovo, 2004. –

Во все времена государства и объединялись, и распадались, но чтобы город пополам – такое только в ХХ веке. Да не только город, улицу поделили. Вот так Солнечная аллея оказалась в двух разных странах. Она должна была отойти Западному Берлину, но беда в том, что у Черчилля во время дележки потухла сигара, и он замешкался у карты. И тут, рассказывает автор, Сталин подсуетился и дал прикурить английскому премьеру. А тот как истинный джентльмен отчекрыжил вождю кончик знаменитой улицы. Уж и натерпелся Миха, герой книги, в школьные годы из-за британской вежливости. Со смотровых площадок вслед ему улюлюкали западноберлинские подростки, глядя на костюмчик, из которого парень давно вырос. Утихомирить их удалось только угрозой: вот, дескать, пойду добровольцем в армию запишусь в «погранцы» и всех вас перестреляю. Мама же мечтала, что сын будет учиться в Москве, называла его Мишей и записала в соответствующую школу, называемую в обиходе «красный монастырь». Другому герою, чтобы сдать на права, пришлось остричь битловские патлы. А его подруга, художница-экзистенциалистка придумала способ, как освободить страну от коммунистов. Если каждый житель имеет право приобрести в собственность определенное количество земли, то понадобится всего 50 тысяч мыслящих людей, чтобы выкупить всю территорию и объявить свободную республику. Замечательный был план, но подвело слабое знание математики. Оказалось, чтобы осуществить акцию, понадобится столько народу, сколько во всей ГДР не наберется. Само государство имело встречный план: раз уж не удается устроить гражданам приличную жизнь, то надо создать хотя бы ее видимость. Поэтому напряглись и преобразовали жалкий приграничный овощной магазинчик в этакий супермаркет. Но и это план провалился. Со всего города туда валом повалил народ, и на самом виду у контрольно-пропускного пункта образовались огромные очереди. Человеческая природа вообще восстает против всех планов и распорядков. Даже ребенок норовит родиться некстати – именно в тот момент, когда по главному проспекту несется советская правительственная делегация. И произошло невероятно: колонна затормозила, человек с родимым пятном на лбу заглянул в машину к рожающей экзистенциалистке, вынырнул оттуда с уже запеленатым младенцем, махнул рукой и исчез. И вскоре после этого случилось чудо – рухнула берлинская стена. А кто думает, что восточные берлинцы об этом сожалеют, пусть прочтет эту книгу.

– Джеймс Кейн «Двойная страховка». СПб., Азбука-классика, 2004. –

С Джеймсом Кейном мы хорошо знакомы по фильму «Почтальон звонит дважды». Уж как там герои все хорошо спланировали и даже осуществили, а жить долго и счастливо им не пришлось. Так и в этой книге. Тоже нелюбимый богатый муж, красивая женщина и план, продуманный до тонкостей и блестяще осуществленный. Правда, о любви тут речь не идет. Просто обычная интрижка, взрыв страсти, искусно подогреваемый опытной красоткой. Но дело в том, что герой романа, страховой агент, оказался жертвой собственной профессии. Думаете, что страховой агент – это друг вдов и сирот, готовый придти на помощь в трудную минуту? Это самое большое надувательство, самая азартная игра, которая только существует в мире. Казалось бы, все просто: «вы делаете ставку на то, что ваш дом сгорит, мы – на то, что не сгорит». Но на самом деле вы хотите, чтобы дом сгорел, и страховщики прекрасно об этом знают. И потому любой план провалится, и никто ничего не получит. Только обманет сам себя.

– Александр Толстиков «Марко Поло. Венецианский странник». М., Белый Город, 2004. –

Венеция со своими каналами и карнавалами всегда была символом прекрасного и таинственного для всего мира. А Марко Поло, коренной венецианец, вместо того, чтобы жить и наслаждаться жизнью в самом красивом городе на планете, отправился в монгольские степи и пустыни через земли, заселенные бог знает кем. Правда, современные историки пишут, что престарелый Марко Поло был в свое время не только купцом и агентом 007, но еще и вралем, каких мало. Скорее всего, до Монголии, как планировал, он не дошел, а просто записал всевозможные байки и легенды, услышанные по дороге. Из этой же серии его романтический рассказ о тайной любви к нему монгольской принцессы во время морского путешествия, где принцесса ведет себя, как влюбленная венецианка. Скорее всего, Марко Поло такой же фантазер, как в последствии его соотечественник Казанова. Именно Марко Поло положил начало странной европейской традиции восполнять свое незнание жизни других народов пылким воображением. Чем-то этот купец похож и на Афанасия Никитина. Но ему повезло больше – он все-таки вернулся в Венецию, дожил до глубокой старости и всю оставшуюся жизнь рассказывал все новые подробности о своем путешествии. По сути дела это был человек-сериал, который заполнил и средние века, и все последующие эпохи.


ПРОСТОЙ ЗОЛОТОЙ СОН

Правдивый Мюнхгаузен и объективный Дон-Кихот никому не нужны. Для жизни нужен выдумщик, нужен фантазер. Ибо, как сказал Шекспир, мы сотканы из той же материи, что и наши сны. А Беранже продолжил в том смысле, что, дескать, если ничего хорошего впереди не ждет, то «честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». С древних времен и по сей день человечество так и живет под обаянием очередного золотого сна. Периодически кто-нибудь просыпается и требует правды, но, получив какую-то ее частицу, понимает, что правда – это вещь хлопотная, беспокойная, и снова погружается в сон о золотом веке в какой-нибудь своей Обломовке.

– Ольга Иванова «Величайшие чудеса света». Смоленск, «Русич», 2004. –

Античному миру удалось, вольно или невольно, превратить себя в сознании людей в такой золотой век. Наверно, потому, что античные мастера знали: в мире все не так, как поначалу кажется, ведь человеческое зрение состоит из множества оптических иллюзий. Вот и знаменитый Парфенон в афинском Акрополе был задуман, как здание идеально правильной формы. Однако вскоре выяснилось, что все идеально правильное в проекте выглядит на местности кривым и косым из-за оптических обманов. Вот и пришлось архитекторам наклонять колонны к центру и утончать их кверху, что выглядели ровными и прямыми. То же самое пришлось проделать с расстояниями в колоннаде – одни проемы больше, другие меньше. Зато когда окинешь Парфенон общим взором, увидишь идеально правильную форму. Удивительно, как тогдашние строители и архитекторы без нынешних оптических приборов, без высшей математики все так точно вычислили и подогнали друг к другу, что совершенно неправильный Парфенон выглядит идеалом золотых пропорций. Ничего не поделаешь. Таковы законы искусства. Так называемая правда жизни здесь ровным счетом ничего не значит. Извольте все подогнать и выверить, чтобы глазу и слуху было приятно.

– Карл Блеген «Троя и троянцы. Боги и герои города-призрака». М., Центрполиграф, 2004. –

Вот так и в литературе. Скажем, сколько ни пытались построить на земле очередной Город солнца, ничего ни у кого не получалось. Уж на что могущественными были египетские фараоны, такой пиар своему строю развернули, так себя всеми иероглифами прославляли, а все равно остались в истории жестокими рабовладельцами, изнурявшими бесчисленных рабов строительством пирамид. И хотя уже доказано, что работали там свободные люди, получавшие жалование, легенду не переспоришь. А литературному, как считалось, городу Троя повезло больше. Сначала никто не верил в ее существование, это, мол, Гомер все сочинил. Но когда археолог-дилетант Шлиман раскопал-таки воображаемый город, причем, не один, и как раз на том самом месте, ученые призадумались и стали читать античного барда внимательней. Оказалось, есть в этих текстах вещи, которые придумать невозможно, да и незачем. Просто поэт по самой своей природе видит порой больше, чем иной исследователь. Только он не описывает предметы, а передает их в ощущениях. Хотя Гомер в «Илиаде» не дает систематического описания города, ценная информация содержится в определениях, которые стоят рядом с тем или иным названием. Троя – это «широко раскинувшийся», «хорошо построенный город», «с просторными улицами», окруженный крепостными стенами. Над ними возвышаются «красивые башни», в стенах – «большие ворота». В городе «удобно жить», хотя там и «дуют сильные ветры». Кроме того, он славится «хорошими жеребятами». Вот на этом и подловили ахейцы троянцев. Те не просто разводили лошадей, а поклонялись им, и так вот, позабыв бдительность, втащили огромную статую коня с воинами внутри в свой город. В реальности наверняка все было прозаичней, ведь всегда найдется предатель, который за деньги откроет любые ворота. Но имя его в веках не сохранилось. И правильно.

– Ю.Калмыков «Повеситься в раю». М., Известия, 2004. –

Где в нынешнее время можно встретить живого Александра Македонского или Наполеона? Разве что в психиатрической клинике. Вот с Иисусом Христом проще. Вокруг него сразу толпа образуется, и залы для выступлений находятся, и деньги ему люди тут же приносят, последние отдают и с великой радостью. Потом вдруг очнутся от золотого сна где-нибудь в глухой деревне без денег, без квартиры, без родных, да уже поздно. Но
Христос из этого романа никого не обманул. Встретился он со своей паствой, конечно, в сумасшедшем доме. Если Пелевин нашел там Чапаева с Петькой, то почему другому писателю не найти там и своего героя. Этот Христос пришел «не нарушить, но исполнить», и все действительно получили по вере. А фокус очень простой: на самом деле человек боится, что его желания исполнятся в реальности, и спасается от этой реальности всеми силами, не доверяет себе. Иисус начинает исполнять желания пациентов не только явные, но и скрытые. И не только у больных людей, но и у практически здоровых, которые по тем или иным причинам решили на время затаиться в безопасном месте. Бизнесмену объясняет, что пострадал тот в августе 98-го, потому что не поверил своим предчувствиям и не подготовился к дефолту. И просветлевший бизнесмен тут же доверил Христу все свои деньги и не ошибся. Игроку подарил возможность всегда выигрывать. Художнику, чья жена впала в натужную религиозность, объяснил, что бога нет, стало быть, жене и мучиться не надо. Словом всех утешил. А вот к пациенту, называвшему себя самым несчастным в мире человеком, не подошел. Потому, объяснил, что если я к нему подойду, то он уже не будет самым несчастным. Ну, и, конечно, осуществил самый золотой мужской сон – раскрепостил всех чужих жен, сделал их любвеобильными и доступными.


ОТКУДА БЕРУТСЯ ГАМЛЕТЫ

Были когда-то светлые времена, когда все свято верили в воспитание. Генетики тогда еще не было, хотя некоторые уже и раньше подозревали, что черного кобеля не отмоешь добела. Кто каким родился, тот таким и вырастет, сколько ни воспитывай. Другое дело, что хорошее воспитание дает возможность таланту раскрыться, способностям развиться, а природным задаткам пышно произрасти.

– Константин Ушинский «Человек как предмет воспитания». М., ФАИР-ПРЕСС, 2004. –

Эта книга создавалась по заказу. Когда великий педагог, будучи инспектором женских институтов при Смольном монастыре, ослаб здоровьем, императрица Мария Федоровны послала его в командировку в Швейцарию подлечиться и заодно поручила написать учебник для педагогов. Другой бы взял какой-нибудь немецкий учебник, благо их было много, да и перекатал бы все своими словами. Но Ушинский был не таков. Решил сначала сам изучить вопрос до тонкости, а уж потом учить других. И начал он с того, что решил раз и навсегда отделить человека от животных. Безусловно, у них много общего, особенно у некоторых, но все же у человека есть душа, а у животных только замечаются некоторые «душевные явления». И как бы они ни развивались, человеческими им никогда не быть. Ведь сколько рыбу ни корми, китом она все равно не станет. А потому дарвиновская «зверская борьба за существование» на человека не распространяется. Иначе как победило бы в мире христианство? И откуда взялся бы сомневающийся Гамлет? Вот не было бы Ушинского, и никто бы вовек не догадался, что лень бывает врожденной и благоприобретенной. Или что тучные люди, как правило, ленивей худых – им надо больше энергии на преодоление инертной массы своего тела. Во времена Ушинского такие материалистические истолкования душевных качеств считалось научным и прогрессивным. Действительно, не был бы Обломов таким тучным, глядишь, спрыгнул бы с дивана и женился на Ольге. С другой стороны, Чичиков тоже весьма упитанный, а такой живчик, хотя в результате тоже остался без жены. Может быть, лень – это природное свойство, позволяющее человеку не суетиться под клиентом, называемым общество. Ушинский утверждает, что у всех детей врожденный инстинкт свободы, что человек в отличие от животных руководствуется волей. Только непонятно, куда деваются этот инстинкт и эта воля, когда люди, едва глотнув свободы, снова послушно влезают в тоталитарное ярмо. Хороший все-таки был человек Ушинский, хотя и не закончил свою грандиозную книгу. Так размахнулся, что жизни не хватило.

– Григорий Козинцев «Время Трагедий». М., Вагриус, 2004. –

Козинцев всю жизнь был в тайном единоборстве со Сталиным, который запретил ставить Гамлета в СССР. Отвечая на вопрос, как ставить Гамлета, всеобщий учитель и отец народов сказал: «По-моему, «Гамлета» вовсе ставить не следует». Дескать, советскому человеку, воспитанному партией, чужды интеллигентские терзания, свойственные датскому принцу. Повлияло ли на Козинцева это высказывание или он просто соскучился по отцу нашему Шекспиру, но как только проглянула хрущевская оттепель, первым делом взял да и поставил «Гамлета». И получился у него именно тот герой, которого так боялся генералиссимус. Гамлет Козинцева-Смоктуновского – типичный интеллигент, да еще и шестидесятник. Он, как его ни воспитывай, постоянно решает один и тот же вопрос: выходить или не выходить ему на поединок с тупой и жестокой властью. В дневниках у Козинцева сказано, что Гамлет не знает Освенцима и 37-го года. Козинцев знал. Все, что не договорил в «Гамлете, высказал в «Короле Лире». Но времена наступили застойные, и режиссера никто уже не понял, да и получилось как-то громоздко и крикливо. Даже Даль в роли шута не спас положение. Странная вещь искусство. Если уж получится, то получится. А если нет, то хоть толпу гениев собери, успеха не будет. Закулисная битва Козинцева за «Гамлета» – это трагедия в трагедии. Козинцев, как Гамлет, бросился в бой и победил. Но надлом чувствуется во всем. Трудно быть талантливым режиссером в стране победивших чиновников.

– Крэг Шоу Гарднер «Вирус волшебства». СПб., Азбука-классика, 2004. –

А вот юному Вунтвору, ученику волшебника, с наставником явно повезло. Более благоразумного волшебника, наверное, никогда на свете не было. Если кто полагает, что магия всесильна, то он глубоко заблуждается. Нет на свете ничего абсолютного и всемогущего. Поэтому надо всегда быть готовым к отступлению. Вот, скажем, не получилось у вас победить дракона, окончательно доставшего короля и его подданных. Ну и что? Так прямо и скажите – не вышло. Все будут в таком ошеломлении от подобной искренности, что у вас возникнет возможность скрыться, пока дракон спокойно съест ваших работодателей, так что некому будет даже распространять сплетни о вашей некомпетентности. А что еще остается делать волшебнику, если у него аллергия на волшебство, а ученик научился творить одно единственное заклинание, которое вызывает дождь из тухлой трески. Средство, конечно, сильное, но потом не отмоешься. А, кроме того, за ними охотится Дилер Смерти – киллер настолько тупой, что сам убивает и сам же платит за это заказчику. Остается только обратиться к мелкому божеству – Плаугу Умеренно Великому. Ему поклоняются странноватые отшельники, которые прославляют его в Меру Славное Имя. Если вы нечаянно раздавите пирожное, они могут приговорить вас «за оскорбление сдобы» к жестокому испытанию… заварным кремом. И даже если вам удалось проесть выход и выбраться наружу, вас еще долго будет тошнить от вида пирожных, даже если вы очень хорошо воспитаны.


КОРОЛИ И КОРОВЫ

Европейская цивилизация отрывается по полной программе, проверяя себя на прочность. Антигуманистическая литература горячей лавой выжигает умы и книжные прилавки. Нобелевский комитет на славу оттянулся, выдав премию за роман, где героиня испытывает высшее сексуальное удовольствие, когда полосует бритвой себя или партнера. Но непременно под музыку Шопена. В России дегуманизация семьдесят с лишним лет рядилась в тогу защитницы общечеловеческих ценностей, методично изничтожая тех, кто эти ценности создавал. Тоталитарный гуманизм – та еще штучка. Однако гуманизму не привыкать бороться. И хотя его консервативные столпы маячат, как тени прошлого, это очень крепкие тени, как тень отца Гамлета, напоминающая о долге и чести.

– Мэтью Стокоу «Коровы». М., АСТ, Астрель, Адаптек, 2004. –

Этот роман напечатан в серии «Классика контркультуры». Если иметь в виду идею, а не откровенную лексику и цветистую речь героев, то, в таком случае, надо начинать с основоположника контркультуры – Льва Толстого. Именно он одним из первых, после посещения тульской мясобойни, написал, что если бы животные поступали с людьми, как люди с животными, жизнь на земле давно бы закончилась. Взбунтовавшиеся коровы, поедающие человеческое мясо, – таковы апокалипсические видения героя этой книги, одинокого юноши, мечтающего о любви. Особенно достается мамашке – Зверюге, которая упорно кормит сыночка ненавистным ему мясом, чтобы тот вырос сильным мальчиком. «Тело матери разделено на части. Мертвая собака гниет на крыше, подружка со вспоротым животом в коме, вырезанный из чрева плод приставлен к стене, а тонны одержимой говядины носятся по подземным туннелям в поисках человеческих жертв». Те, кому в жизни не хватает отрицательных эмоций, ищут их в литературе. Читателю нужны кошмары, и писатели поставляют эти кошмары тоннами. Но опять же, как сказал Лев Николаевич, «он пугает, а мне не страшно». Кому противно, а кому занятно.

– Доналд Бартелми «Король». М., ЭКСМО, 2004. –

При всем стремлении к самоуничтожению человечество только что миновало рубеж очередного тысячелетия. Человек меняется не так стремительно, как время, иначе мы бы просто не понимали, о чем пишут писатели прошлых веков. Но нет, антураж изменился, а ценности остались прежними. Может быть, мы все это корректируем, подгоняем под себя. Хотя вот король Артур со всеми своими рыцарями – защитниками угнетенных и обиженных – прежде был личностью исконно мифологической. А теперь стал востребован. Про него наснимали столько фильмов и с такими подробностями личной и общественной жизни, что он живее и активнее всех реальных королей вместе взятых. Действует и рассуждает вполне в категориях современности. Кажется, можно уже отправлять его в Ирак, где рыцари Круглого стола будут совершать вполне правдоподобные подвиги. Ну, до Ирака дело пока не дошло, а до Второй мировой войны американский писатель Бартелми добрался. Но поскольку у него с чувством юмора все в порядке, то заветный Грааль, который безуспешно ищут гитлеровские маги, оказывается ядерной бомбой. Формулу бомбы Артуру присылает с того света вездесущий Мерлин. Благородный король рвет послание со словами: «Не королевское это дело». Рыцари вовсю критикуют Черчилля и выступают единым фронтом против фашиста Мордреда, захватившего английский трон, решая исход войны в пользу цивилизации. «Уборщики сложили мечи павших. И куча вознеслась на высоту семи составленных друг на друга холодильников». Мечи теперь перековывают на холодильники, а холодильники на мечи. По крайне мере, это понятнее, чем какие-то «орала». Когда Артуру сообщают, что немцы взяли Париж и Гитлер посетил могилу Наполеона, король мудро замечает: «Им есть что сказать друг другу». Вот и разговаривали бы мясники про свои мясные дела, а нас оставили бы в покое.

– М.Хайдеггер «Разъяснения к поэзии Гельдерлина». СПб., Академический проект, 2004. –

«Поэзия – это не просто какой-то орнамент или аккомпанемент бытия», – утверждает Хайдеггер. Проштудировав его комментарии к поэзии немецкого романтика, закончившего жизнь в сумасшедшем доме, невольно задумаешься: что находят в этом поэте немцы? По-русски его стихи довольно монотонны. Впрочем, по-русски, и Гете со своим Фаустом не столь увлекателен, как хотелось бы. А что если нам просто из столетия в столетие морочат головы? Из высказываний именитого автора больше всего запоминается: «Поэзия выглядит, как игра, и все же это не игра». Тогда что? Оказывается, «творение стихов – это изначальное именование богов». Ох уж эти немецкие мудрецы. Слова в простоте не скажут. Читать их мудрено, но интересно. Разве не про нас с вами сказано: «Это время скудно, и потому его поэт чрезмерно богат». Немецкие философы, будь то Маркс, Гегель, Кант, Ницше, Шопенгауэр или тот же Хайдеггер, изъясняются так, что нет твердой уверенности, что они сами себя понимают. Но, пожалуй, нашим русским мыслителям как раз этого качества и не хватает. Очень у них все четко и определенно. Все-то они знают, что, где, когда, как, с кем и, главное, почему. Немного не понимать себя – это значит понимать очень много. И ради этого стоит прочесть мудреного Хайдеггера, комментирующего еще более мудреного Гельдерлина. Не все же читать про бешеных коров. Иногда хочется и про людей в полном смысле этого слова.


МУКИ МУЗЫ

Музу придумали древние греки. Появилась, навела вдохновение, а потом исчезла. И тут начинаются муки творчества. Но с тех пор, как придумали гонорар, главным источником вдохновения и творческих мук стал для писателей именно он. Уж на что Тургенев с Толстым люди обеспеченные, но пока договор с издателем не подпишут, за письменный стол не сядут. Были, конечно, исключения. Рембо, например, торговал рабами, а сборник ему издал Верлен. Сейчас у нас гонорары вообще никакие, разве что сочинители детективов еще кое-что сшибают. Так что нынешняя муза – особа с явным криминальным уклоном.

– «Московская Муза. XVII-XX». М., Московские учебники – СиДиПРЕСС, 2004. –

Москва сплотилась под сенью муз от Ксении Годуновой до Елизаветы Петровны. От царицы XVIII века до царственной Ахматовой и неистовой Цветаевой. Есть здесь и муза революционных матросиков Лариса Рейснер. И Мариэтта Шагинян, которая в начале прошлого века писала: «Смеюсь отважно и смело, / гляжу в лицо укоризне», – а в конце жизни призывала каждый день начинать с чтения ленинских трудов. Или вот Вера Инбер, о которой теперь помнят разве что по насмешливым строчкам Маяковского: «Ах, у Инбер, ах, у Инбер белый лоб…» А ведь она автор знаменитой колыбельной: «Ночь идет на мягких лапах, / дышит, как медведь. / Мальчик создан, чтобы плакать, мама чтобы петь». Нынешних москвичек и не перечислишь, да и перечислять не стоит, а то непременно кого-нибудь забудешь и тем обидишь. Хотя некоторые из них давно уже творят не в Москве, а в Лондоне или Амстердаме. Потому процитирую лучше стихи царицы Елисавет – именно так именовали ее современники. Помните, у Алексея Константиновича Толстого: «Веселая царица была Елисавет, поет и веселится, порядку ж нет как нет». Так вот, оказывается, она не всегда вселилась, а еще и грустные любовные элегии сочиняла: «Я не в силах мочи огнь утушить, / сердцем я болею, да чем пособить, / что всегда разлучно и без тебя скучно». Составительница антологии Галина Климова пишет в предисловии, что ей нравится слово «поэтка» и не нравится «поэтесса». И вообще она считает, что нет такого понятия – «женская поэзия», это мужчины придумали. Есть просто поэзия, где «два поэтических профиля – мужской и женский, как на камее Гонзага». Ходят слухи, что питерские поэтки зело взревновали и тоже собираются выпустить подобную антологию.

– «Тетрадь в клетку». Петропавловск-Камчатский, Изд-во КГПУ, 2004. –

А вообще мы живем в мире стереотипов. Что нам известно, скажем, о Камчатке? Ну, всякие там гейзеры, вулканы, и еще свет все время отключают. А там, между прочим, Педагогический университет имеется, и учатся в нем, судя по этой книге, очень незаурядные студенты, для которых музы – живые люди и объекты. Например, некий Вовочка у Юрия Бармалейкина. Наверное, потому, что он как две капли воды похож на автора и на нас всех. «Вовочка часто задумывается о своей сущности. Задумается, бывало, глядь, а уже и лекция закончилась. Пора домой – спать. Времени на личную жизнь совсем не остается». Жизнь Вовочки, как ни странно, в литературе пока не отражена. Но ведь он живой, настоящий, а не виртуальный. Живым может быть даже автомобиль, который у Павла Пушкарева «крепко спал, не видя снов. / И тусклым сумеречным светом, / был освещен его покров». А студент Станислав Германцев однажды встретил живого снежного человека Алмасты и запечатлел это в стихотворной были. Алмасты «был не свиреп, но волосат». Ужас охватил поэта, и он «лежал душою мертв», пока двуногое чудище «не спеша в леса ушло». Андрей Янович пытается понять не снежного, а обычного человека, продолжая известную мысль Шекспира о том, что мир сцена, а люди – актеры: «Душою, сердцем и всем телом / актер играет, в роль входя. / Но есть ли хоть один Актер, / сыгравший… самого себя?» Во всяком случае, в этой книге все играют себя и вполне убедительно.

– Мануэла Гретковская «Полька». М., АСТ, Транзиткнига, 2004. –

А для этой польской писательницы музой со всеми сопутствующими муками стала ее собственная, еще не рожденная дочка Поля. Если финал человеческой жизни давно перестал быть тайной и таинством, то ее начало и подавно. Дети рождаются прямо на экране телевизора с трансляцией по всему миру, как китайский младенец, преодолевший очередной рубеж численности населения, несмотря на все программы по ограничению рождаемости. Слово «овуляция» звучит в фильмах так же часто, как «тампакс» в рекламе. В этом смысле Гретковская, сделавшая из своей беременности роман, слегка припозднилась. Токсикоз крупным планом уже никого не шокирует. На самом деле интрига здесь в другом. Героиня проживает в благополучной Швеции. Ее муж хорошо зарабатывает. Сама писательница востребована в полной мере. От желающих взять у нее интервью для очередного глянца нет отбоя. Супруги запросто могут рвануть на три дня в теплые края из туманной Швеции. Самое современное медицинское обслуживание будущей матери гарантировано. Так нет же, тянет ее в Польшу! Возвращаться или не возвращаться? Разум противится, а загадочная славянская душа рвется в Варшаву, где грязь, хамящие продавцы и недобросовестные строители. Но как жить среди шведов, у которых слово «гость» буквально означает «чужой»? Получается, у нас – проходите, гости дорогие, а у них – чужие пришли. Так что в названии романа Полька – это не только имя и национальность, но еще и образ мысли.


ДЕГУСТАТОРЫ СТРАСТИ

Голодному человеку не до вкусовых тонкостей. Ему кусок хлеба – как сытому изысканный десерт. Хотя иной сытый ест, как сто голодных, по принципу гоголевского Собакевича: «Мне если свинина, так всю свинью целиком на стол!» Эти едят, будто работают, серьезно и до последней крошки. И живут так же основательно и однообразно или, как теперь говорят, стабильно. А другие по жизни – прирожденные дегустаторы. Одну ложку попробуют, тут же определят, из чего блюдо приготовлено, и к следующему переходят, мол, и так все ясно. Для них пресловутая стабильность – тоска зеленая. Именно они ищут необычные ощущения и придумывают новые блюда.

– Уго Ди Фонте «Дегустатор». М., АСТ, ВЗОИ, 2004. –

Должность у дегустатора ХV века, во всяком случае, в представлении современного американского писателя, якобы переводчика Питера Элблинга, была очень нестабильная и суперответственная, ведь за качество пищи он отвечал собственной жизнью. Из очередного таинственного дневника выясняется, что все тогдашние величества и сиятельства держали при себе специалиста, который пробовал все, чем владетельная особа собиралась набить свою бездонную утробу. Как говорится, сам погибай, а хозяина выручай. А если уж ты так приближен к власти, что ближе и не бывает, то поневоле встрянешь в государственные дела. Приходится разбираться не только в пище, но и в политике. И тут поджидает большая неприятность: пробуя на вкус жизнь и смерть, дегустатор начисто утрачивает нормальный вкус к пище. «Яства, вдохновляющие мужчин на сочинение стихов, яства, ради которых женщины раздвигают ноги, а министры продают государственные секреты», оставляют героя книги равнодушным. Хотя это не такая уж большая цена. Если бы он стал наслаждаться едой, то со временем потерял бы бдительность, а ведь враги только этого и ждут. Впрочем, и политик, находясь постоянно под угрозой, попросту, по-человечески жить уже не может. Однако в политику люди приходят по собственному желанию, а Уго оказался на рискованной должности совершенно случайно – попал под горячую руку в тот момент, когда предыдущий дегустатор герцога погиб на трудовом посту. Однако постепенно герой втянулся в свою нелегкую работу и дегустировал так профессионально, что в результате именно это и спасло ему жизнь.

– Жюльен Грак «Замок Арголь». М., ОГИ, 2005. –

Этот писатель – истинный дегустатор страсти. Его первое произведение, красивое, романтичное и очень юношеское, – из тех, что легко и естественно воспринимается молодняком и с великим напрягом старшим поколением. Книга обложена предисловиями и комментариями так старательно, что исследование больше похоже на расследование. Свой первый роман, навеянный философией Гегеля и «Парсифалем» Вагнера, Жюльен Грак написал в конце 30-х. Именно в то время, когда Гитлер сдвинулся на мистике и посылал своих эмиссаров искать в Пиренеях чашу Грааля, представляя ее, как некое сверхоружие, которое приведет его к мировому господству. Но для молодого человека главное в жизни – любовь, а потому Грааль воплощен в романе в образе необыкновенной девушки. В ней, как в мистической чаше, кипит кровь Христа – жидкий огонь, воплощение земной и небесной любви. «И такой силы был в ней взрыв жизни, что ей представлялось, будто тело ее, словно зрелый персик, вот-вот раскроется… что кожа ее оторвется от нее всей своей массивной толщиной и повернется к солнцу, чтобы своими красными артериями истощить в себе пламень любви». Возле нее двое влюбленных молодых людей, прекрасных как два ангела – черный и белый. Один, как всегда, слишком медлит, другой, как обычно, слишком торопится. И все трое в результате несчастны.

– Б.В.Соколов «Любовь вождя». М., АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2004. –

В этой книге тоже любовный треугольник. Она уже тем интересна, что рассматривает вполне человеческое свойство Ленина – способность испытывать любовь к двум женщинам одновременно. Мечется вождь между двумя партийными тетками, из которых одна не лучше другой. Обе циничные лгуньи, выпустившие множество брошюр по охмурению женщин в пользу советской власти. Женщин, которые не просто спят с диктаторами, но еще их любят, понять довольно трудно. Разве что это союз садиста и мазохиста. Правда, природный садизм вождя пролетариата сублимировался в 30 томов, доказывающих необходимость и плодотворность массового террора. Впрочем, известно, что Ленин всегда умел хорошо устраиваться. В эмиграции жили они, по словам Надежды Константиновны, очень даже неплохо. За счет партийной кассы и пожертвований Саввы Морозова вполне могли дегустировать французские пирожные. Наденька готовить не умела, и даже посуду никогда не мыла. И никаких угрызений совести, никаких комплексов вины перед другими, нищими эмигрантами пара революционеров не испытывала. Верная подруга полагала: что хорошо для Ленина, то хорошо для революции. Да и роман с Арманд завязался в Париже в пресловутой школе Лонжюмо, где Инесса читала лекции. Лекции были из рук вон, а девушка Ленину понравилась. Да и он ей глянулся, хотя тогда еще ничего у них не вышло. Вообще-то существует предположение, что вся любовь между ними могла свестись к поцелуям между разговорами о предательстве меньшевиков. А письма Инесса ему писала, прямо как Татьяна Ларина, хотя было ей уже под сорок. Такую бы страсть да в мирных целях.


ЕСТЬ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЕ

«На свете счастья нет, – сказал Пушкин, – но есть покой и воля». А дальше в том смысле, что сбежать бы от вас всех куда-нибудь и творить себе вволю и от души. Спустя сто лет ему ответил Гайдар: «Что такое счастье, каждый понимал по-своему…» – дескать, трудиться надо честно и советскую страну любить. Люди могут быть счастливы даже в аду. Если бы ни это удивительное свойство человека, он бы вообще не сохранился как вид.

– В.Л.Стронгин «Михаил Булгаков. Писатель и любовь». М., АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2004. –

Литература как способ выживания – это пока неисследованная область. Можно ли у писателей научиться счастью? Уж на что была эпоха фашизма и коммунизма, а читаешь о людях, которые выживали, как могли, в те времена, и убеждаешься, что все они были счастливы – по-своему. Михаил Булгаков, несмотря на свою нынешнюю популярность, фигура очень загадочная. Верил ли он в Бога? Любил ли кого-нибудь? Точного ответа на эти вопросы мы не найдем никогда. А вот счастлив был со всеми женщинами, которые любили его нежно и трепетно, хотя порой он превращался в настоящее чудовище: и когда потреблял морфий, и когда пил по-черному. Во всяком случае, последняя супруга, Елена Сергеевна, доказала свою любовь уже тем, что сделала невозможное. Ей удалось добиться, чтобы роман «Мастер и Маргарит» был напечатан в советское время. Маргарита – это, конечно, больше всего она, но и первая жена, Татьяна, тоже. Елена Сергеевна еще при жизни Булгакова влюбила в себя Фадеева, литературного вельможу. Сохранилось скандальное постановление ЦК, где гневно осуждается пьянство Фадеева, который семь дней скрывался от всех на квартире «артистки Булгаковой». Партийные моралисты перепутали. Елена Сергеевна артисткой не была, но от Фадеева она добилась много, что позволило сохранить литературное наследие Булгакова. Странно, что писателя не арестовали и не расстреляли. Своих антисоветских взглядов он не скрывал ни в своих произведениях, ни на допросе в ОГПУ. Таким же смелым был его друг Николай Эрдман, чья возлюбленная стала женой опять же Фадеева. Но Эрдмана арестовали и выслали. С Булгаковым произошло нечто фантастическое. Насквозь антисоветская пьеса «Дни Турбинных», на самом деле «Белая гвардия», очень понравилась Сталину. И тому же Сталину резко не понравилась специально для него написанная пьеса «Батум». Он поверил Булгакову-антисоветчику, но не поверил Булгакову, попытавшемуся вписаться в советский репертуар.

– Эмми Гутман «Чего боятся женщины». М., АСТ, Транзиткнига, 2005. –

Для любой девушки счастье – это прежде всего любовь. В ранней молодости Лора была весьма склонна к депрессии и периодически запивала. А чтобы вернуться к нормальной жизни взбадривала себя нестандартным способом: резала руки от запястья до локтя. Порежется и вроде как прочухается. Потом, конечно, шрамы остаются, и приходится носить одежду с длинными рукавами. Но кто бы мог подумать, что именно эти шрамы привлекут такого видного и обаятельно парня, как Стивен. Перед ним редкая девушка могла устоять, а вот, поди ж ты, запал он именно на тихую и незаметную. Счастье да и только. Но ему и нужна была такая, которая будет благодарна за любой знак внимания и лишних вопросов задавать не станет. А спросить было о чем. Откуда, например, кровь на рубашке и что это за кости, сгоревшие в камине? А потом еще и ножи, маска, резиновые перчатки. Но всегда находились объяснения. Скажем, на дороге случилась авария, и пришлось перевязать собственной рубашкой раненного водителя. Вполне может быть, и к тому же любимый выглядит в этой ситуации так благородно. Да и жизнь постепенно налаживается после серии неудач и осечек. Короче, захочешь верить – поверишь. Никому не хочется думать, что человек, которого любишь, – серийный убийца. А он даже после своей смерти умудрился чуть не испортить новую жизнь Лоры, которая обрела, наконец, счастье, но уже в другом месте и по другим именем.

– Томас Роллестон «Мифы, легенды и предания кельтов». М.Центрполиграф, 2004. –

Интересно, тысячи лет назад люди были счастливы и несчастны так же, как и сейчас, или по-другому? Иногда хочется раздвинуть рамки истории и понять, что за люди скрываются под именами разных мифологических героев. Географ и путешественник Страбон пишет в начале Новой эры, что кельтские женщины отличаются своей плодовитостью. Словно речь идет не о людях, а об овцах или коровах. Ну, разумеется, мужчины кельтские невероятно храбры и воинственны. И это не удивительно – представления о смерти здесь полностью отличались от европейских. Иной мир был для древних кельтов не обителью мрака и страдания, а наоборот – царством света и свободы. Иначе о ком же было бы сочинять кельтский эпос, кишащий трупами воинов и героев вперемешку с разными чудовищами. Кстати о чудовищах – были они или нет? Почему-то кажется, что были. А боги? Вот, например, богиня Айне, побеждавшая всех своими чарами. Уж она-то точно была. Все эти существа оставили свой след в поэтической памяти. А благодаря Вагнеру мифы о Парсифале, о чаше Грааля, о Лоэнгрине вдруг воскресли в 19-ом веке. Выходит, что древние боги и мифы лежат себе под спудом в недрах человеческой памяти, чтобы в один прекрасный день ожить в операх, книгах, фильмах. Ведь именно от кельтского бога, чье имя переводится как «добро», появилась богиня Дану, у которой родился сын, чье имя означает «Знание» или «Поэзия». Поэтическое слово в Ирландии было своего рода магической силой. Короли трепетали перед ней. С ее помощью можно было даже крыс изводить. А что касается смысла мифов, то чем они непонятнее, тем притягательней.


КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ

Одни люди любят неожиданности и все время с ними сталкиваются. А другие, если даже встречаются с чем-то необычным, в упор его не видят. Как сказано в одном старом тексте, если им покажут, как небо сворачивается в свиток, они ответят, что это облака. Но вряд ли на свете есть авторы, которые не желали бы хоть чем-то удивить читателя.

– Джеймс Веллард «Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес». М., Центрполиграф, 2004. –

Город Вавилон вошел в наш язык как символ хаоса, беспорядка и всяческих непотребств. Вавилонское столпотворение да и только. А чего стоит библейское выражение «вавилонская блудница». В общем, пока немецкий археолог Кольдвей в конце XIX века ни раскопал этот чудо-город, его представляли совершенно неправильно. А когда расшифровали многочисленные клинописные таблички из глины, то стало ясно, что это была империя с высоким уровнем цивилизации, стойко переносившая нападение разных завоевателей. Благодаря культурному превосходству, она распространила свое влияние по всему Древнему миру. А ведь до этого мы знали только, что какие-то чудаки решили построить башню до неба и разобраться богом. Но бог разобрался с ними по-своему. Однажды утром горе-строители обнаружили, что говорят они на разных языках. Кто по-персидски, кто по-китайски, кто по-французски. Впрочем, последнего тогда еще не было. Ну и разбрелись они по всему свету, а башня так и осталась недостроенной. Римляне описывали Вавилон как «величайший город, на который когда-либо взирало солнце». А для ранних христиан город был символом греховности. Хотя первые Адам и Ева появились именно там, в шумерском эпосе о Гильгамеше – дикий человек Энкиду и священная блудница Шамхат. Она не только соблазнила его, но и убедила отказаться от нецивилизованной жизни. Причем, процесс полового просвещения описан древним поэтом так подробно и детально, что поначалу переводчики пришли в смущение и попытались сгладить слишком откровенные места. Так вместо «она сделала женское дело и возбудила его, а он взобрался на нее сзади» получилось: «Она разожгла в дикаре любовь и обучила его женскому искусству». Почему же женскому? Тогда уж мужскому.

– Сара Харви «Приманка для хищника». СПб., Амфора, 2004. –

Аннабелл, героиня этого романа, прямо говорит о себе: «Мне 25 лет, у меня нет дома, нет работы и нет никаких устремлений». Зато у нее есть привлекательная внешность, высшее образование по специальности менеджера и умение хорошо выпить. Полная противоположность образу английской леди, сложившемуся из книжек прошлого и позапрошлого века. Вместо томной бледности яркий загар после путешествия по разным экзотически южным странам. Вместо безупречных туалетов шорты и кроссовки. Вместо овсянки на завтрак бутылка пива. А ведь из хорошей буржуазной семьи. Правда, ее мама тоже изрядно поддает и то и дело выходит замуж. Последний раз за потрепанного джентльмена, отвергнутого собственной дочкой. Дочка, плохо просвещенная в вопросах секса, мечтает о достойном избраннике. А пока по просьбе подруг проверяет чужих женихов и мужей на устойчивость к женским чарам, периодически попадая в смешные, опасные и дурацкие ситуации. А началось все с того, что самая близкая подруга прямо перед свадьбой заподозрила своего жениха в измене и предложила Аннабелл выследить его и изобличить. Потом соседке потребовался повод, чтобы развестись с мужем. Девушке пришлось заманить доверчивого сластолюбца в его же квартиру и довести до кондиции, чтобы предприимчивая супруга получила доказательство измены. А вот на третьем клиенте девушка споткнулась – влюбилась на смерть. Правда, и объект оказался вполне достойным: работает с утра до вечера, ужинает только с мамой и выпить не дурак. Что и требовалось доказать.

– А.Дубин, Л.Бройтман «Моховая улица». М. – СПб., Центрполиграф, МиМ-Дельта, 2004. –

Если бы культовый недотепа Женя Лукашин из любимой предновогодней байки жил в Москве на Моховой улице, то с адресом в Ленинграде у него бы тоже проблем не возникло. Да и особнячки XIX века со своими портиками и колоннами где-то, по большому счету, тоже довольно однотипны. Вот разве что ключ бы не подошел. Короче, и в Москве, и в Петербурге есть улица с таким названием. На московской Моховой действительно когда-то торговали мхом. Им конопатили щели деревянных домов. А петербургская улица к этому никакого отношения не имела и называлась изначально Хамовая. Но хамы тут тоже не при чем. Хамовники – это ткачи, изготовляющие полотно. Но не будешь же каждому объяснять, что и как. Потому неблагозвучная улица превратилась сначала в Маховую, а потом и в Моховую. Конечно, место с таким уютным, теплым названием стало достаточно респектабельным. Первым известным жителем дома № 1 в начале 18-го века был придворный служитель, заведующий напитками. Зато в конце века в соседнем доме родились целых три декабриста – братья Муравьевы-Апостолы. Позже там поселился вполне лояльный писатель И.А.Гончаров. Проживали поблизости родственники Лермонтова Лонгиновы, у которых наверняка гостил сам поэт. И, кто знает, может, именно здесь родился такой анекдот о Пушкине. Играл великий стихотворец с девушками в прятки и так спрятался, что они его никак найти не могли. Вот и стали кричать: «Пушкин, где вы?» А он отвечает: «Во мху я!» В том смысле, что на Моховой.


ХИЩНИКИ В ДОМЕ

Для того, чтобы полюбоваться на хищников, вовсе не обязательно ходить в зоопарк или ездить в Африку на сафари. Надо просто оглянуться по сторонам. Ведь люди, как известно, существа хищные. А хищник – в широком смысле – «животное, ловящее и поедающее других животных, служащих объектами питания». Правда, среди людей сразу и не поймешь, где жертва, а где хищник. Крови нет, а человек съеден. Но ведь если со стороны смотреть, так тигр и зебра тоже вроде играют в одну игру.

– Наталия Криволапчук «Зверь, с которым вы живете». М., Центрполиграф, 2004. –

Редкий владелец собаки или кошки согласится с тем очевидным фактом, что он держит в доме хищника. Хорошо еще, что эти хищники свою зависимость от людей чувствуют и в основном играют по правилам. Редко кто добровольно променяет теплую и сытую домашнюю жизнь на уличную, голодную и холодную. Человек тоже это как бы понимает, но не всегда. Ему и в голову не приходит, что взяв в дом крутую собаку, скажем, кавказскую овчарку, он начинает жить по законам стаи. А в стае главное – иерархия, потому каждый должен знать свое место. Так хозяину дома приходиться стать Вожаком, а хозяйке – Старшей Сукой. Если же хозяева всего этого не сообразили, то главным в доме будет пес, и все остальные станут овцами, которых нужно пасти. А гости при таком раскладе вообще враги, их и покусать можно. Такое случается, к счастью, не часто. Человек тот еще диктатор – норовит всех построить и перевоспитать. Последнее время, оказывается, появилась тенденция маленьких собачек на улицу вовсе не выводить. Премудрые хозяева устраивают им туалеты дома, как кошкам. И потом удивляются и обижаются, что живая игрушка писает на шторы и мебель. А она просто не может не быть собакой! «Представьте себе, – пишет автор, – что от вас потребовали бы справлять свои естественные надобности под каждым кустом. Вы бы не стали этого делать даже не из моральных принципов, а по той единственной причине, что это поведение для человека ненормально в принципе». Это как для кого. Ведь сказал Достоевский, – «человек – животное ко всему привыкающее». Кстати, если ваша собака на улице лает на других собак или людей, не думайте, что это она вас защищает. Скорее всего, она до смерти боится и демонстрирует окружающим, что у нее есть надежный защитник.

– Дафна Дю Морье «Моя кузина Рейчел». СПб., Амфора, 2004. –

Когда какую-нибудь женщину называют хищницей, то вовсе не имеют в виду, что у нее изо рта торчат клыки, а на руках тигриные когти. Если бы дело обстояло так, то у мужчин никаких проблем бы не было. Конечно, опытный сердцеед такую дамочку может распознать, да и то если она ему сразу голову не заморочит. А вот холостому английскому джентльмену среднего возраста, приехавшему в Италию по причине слабого здоровья, ничего такого на ум не пришло. Тем более что дама оказалась его дальней родственницей, наполовину англичанкой, и такой нежной, чуткой, заботливой, что старый холостяк скоропостижно женился, о чем сообщил своему наследнику – двоюродному брату, которого сам же и воспитывал. Счастье длилось года полтора, а потом злосчастный молодожен скончался, успев отправить воспитаннику пару полубезумных записок. Естественно, что молодой англичанин проникся к кузине Рейчел глубокой ненавистью и поклялся отомстить. И уж точно не собирался принимать в своем доме лицемерную долговязую особу с овечьими глазами и узкими змеиными губами – так он ее себе представлял. Но, во-первых, консервативные английские соседи никогда бы не поняли, как это можно не принять в поместье вдову хозяина. А во вторых, эта самая вдова оказалась настолько хрупкой, трогательной, печальной и обаятельной, что тут же покорила всех окружающих, включая старого дворецкого. Так что в действительности все оказалась намного сложнее.

– Дэн Симмонс «Неглубокая могила». М., ЭКСМО, 2004. –

Согласно словарю Даля хищник – это еще тать, вор, грабитель. А если так, то в романе Симмонса по этой категории не проходит разве что один, да и то второстепенный персонаж. Хотя и он, то есть она, тоже не осталась в стороне от всеобщей мочиловки: пришила негра-альбиноса – садиста и маньяка по кличке Потрошитель. А в целом содержание умещается в одну фразу из книги: «Итак, мы имеем негров, убивающих негров, легавых, которые мочат бандитов, и белых идиотов-экстремистов, воюющих против всех». От названий пистолетов просто рябит в глазах и звенит в ушах. Если кому интересно, то кроме всем известных «беретты» и «магнума» 44-го калибра, тут еще 9-мм «зиг-зауэр», «глок», «кимбер» 45-го калибра, «эр-лайт титан», «хеклер-и-кох» и, конечно, «Смит-вессон специальный», модель 36. Стихи да и только. Ах да, заканчивается страшная история «рюгером». Впрочем, настоящий профессионал все-таки предпочитает ее, родную. «Вы любите «беретты»? – спросил Курц. – Она меня никогда не подводила, – подтвердил Датчанин». Эта дружеская беседа происходит между частным детективом и честным наемным убийцей. Частный и честный хорошо друг друга понимают, потому что вместе покончили с нехорошим мафиози, который дал дуба исключительно из-за своей скаредности. Заказал своего адвоката и родную дочурку, а настоящей цены не дал. Адвокат же заказал своего патрона и его дочку. А дочка – папашку и адвоката. Но частный вступил в контакт с младшим отпрыском семьи по прозвищу Героин и выторговал миллион. В общем, честный наварил на этом деле столько, что ему, пожалуй, можно и завязывать. Ну, а у частного все только-только начинается.


ЕСТЬ ПРБЛЕМЫ?

Два самых ходовых выражения нашего времени: одно для внутреннего пользования – « у нас проблема», а другое для окружающих – «никаких проблем!» Однако жизнь – это одна большая проблема, которую каждый решает или не решает по-своему. И вообще, лучше разбираться со сложностями по мере их поступления.

– Артур Уиггинс, Чарльз Уинн «Пять нерешенных проблем науки». М., ФАИР-ПРЕСС, 2005. –

Ну, не пять, конечно, а двести пять. Но самая нерешенная из всех проблем – это откуда все берется и куда все исчезает. Житейски это формулируется так: откуда берутся тараканы и куда исчезают деньги. Возможно, уходят на субсидии ученым, которые хотят выяснить, остался ли хоть один микроб на Марсе. Ура, на Марсе нет жизни! Вы счастливы? А вот интересно, что слово «электрон» придумали ирландские физики. Наверное, после ночи в уютном пабе, наблюдая за пеной над пивными кружками. А знаменитая бритва Оккама – принцип научной бережливости, согласно которому следует искать наиболее простое истолкование? Обычная приводимая историками формулировка «сущностей не следует умножать без необходимости» на самом деле в сочинениях Оккама, францисканского монаха, не встречается. Это слова совсем другого монаха – доминиканца Дюрана. В переводе на житейский язык это означает, что, споткнувшись о камень, не следует ссылаться на злые чары, лучше внимательнее смотреть под ноги. Или как говорят военные: «Не усложняй, болван». А теперь о проблемах, нерешенных наукой. Почему одни частицы обладают массой, а другие нет? Почему появилась жизнь? Почему невозможно предсказать погоду? Почему Вселенная расширяется со все большей скоростью?.. Если вам надоело умножать сущности, если хотите отвлечься от мелочей жизни, смело открывайте эту книгу, и все сразу станет абсолютно неясно. Высшее призвание науки со времен Сократа не изменилось: напоминать нам, что мы в сущности ничего не знаем, – и время от времени брить нас бритвой Оккама, освобождая от предрассудков и суеверий.

– Даниэль Пеннак «Плоды страсти». СПб, Амфора, 2005. –

Есть люди, которые проблемы создают, а есть, которые эти проблемы решают. Вынуждены решать, потому что иначе все рухнет именно на них. Бенжамен Малоссен – герой книжного сериала Пеннака, большой брат многочисленного семейства, именно из таких «козлов отпущения». Многочисленные братья и сестры достались ему от родной мамы, чрезвычайно влюбчивой и плодовитой. И пока мама исправляет ошибку судьбы с очередным возлюбленным, старший сын пасет свое непослушное разновозрастное стадо и лохматого пса, который имеет удивительное политическое чутье. На прогулке он внимательно вглядывается в плакаты с лицами очередных кандидатов в депутаты и пристраивается со своими надобностями к совершенно определенным личностям. Район, где обитает семья Малоссенов, относится к проблемным. Но это с точки зрения властей, а жители всевозможных национальностей от арабов до сенегальцев чувствуют себя здесь вполне комфортно, живут в согласии и с бандитами, и с полицией. И даже не чужды милосердия – всячески поддерживают детский сад для «плодов страсти» – детей местных проституток. Очередные неприятности начинаются, когда к младшей сестре Бенжамена вдруг посватался богатый наследник старинного французского семейства, известного в истории всевозможными пакостями.

– Элана «Суфлеры из небесной будки». М., Вест-Консалтинг, 2004. –

У поэзии проблем нет. Если есть, то это уже не поэзия. «Отец Катарсис / Мать Свобода / Сын Иероглиф / вот семейка…» Действительно, семейка довольно странная. Но это гораздо интереснее, чем, скажем, отец алкаш, мать наседка, а сын – пустой бамбук. Современная женщина постоянно чувствует, как на нее наезжают. Наезжает, государство, наезжают чиновники, наезжают мужчины, наезжают дети. Отсюда стремление освободиться, уйти в параллельный мир. Поэтесса из Саратова с экзотическим именем делает это очень умело. В эпоху многословия она изъясняется иероглифами. Ведь они гораздо древнее букв и таинственнее слов. Там в одном знаке соединяются противоположные понятия, и тогда жизнь выглядит, как «очередь к смерти, где все с узлами, а я с книгой». Потому-то автора не обманешь даже любовью. «Поверила я сразу. / Дверь не верит…» Она образна и образована в отличие от многих прилежных, но лишенных фантазии поэтов. «Иероглиф Река / соединившись с иероглифом Страница / означает Порядок…» Таково призвание поэзии – создавать порядок из беспорядка. Разумеется, у нее есть множество претензий к партнеру по жизни. «Я заблудилась в мире, созданном тобой». Все-таки приятно, что существуют авторы, духовно самодостаточные, далекие от попсы. «Учитесь, худоги», – как говаривали последние футуристы, сбежавшие от властей в Тбилиси, где их вскоре арестовали и расстреляли. Сегодня власть от поэзии отвязалась, и за это ей большое мерси. «Ленивая река / активное весло» – вот современный вариант на тему классического «плыви, мой челн, по воле волн».


ХРАНИТЕЛИ ТЕЛ

Когда-то поэт сказал: «Дано мне тело. Что мне делать с ним?» На то он и поэт, чтобы о душе думать. Но остальные живые существа отлично знают, что тело надо кормить, мыть, одевать, словом, беречь. А некоторым приходится еще его и охранять.

– Лерой Томпсон «Телохранитель: руководство для профессионалов». М., ФАИР-ПРЕСС, 2005. –

В самом слове «телохранитель» таится нечто величественное, византийское. Телом сегодня именуют vip-персон разного ранга и калибра, к которым просто так не пробьешься. А если у этого тела есть власть, влияние и деньги, то такое тело надо обязательно охранять. Охотников до власти и денег кругом навалом. Еще совсем недавно термин «телохранитель» звучал абстрактно, ну, как, например, архангел. Есть-то они есть, да кто их видел? Телохранитель полагался, скажем, Брежневу и, кстати, весьма пригодился в нужный момент. Взгляд на мир с точки зрения телохранителя – это для литературы новость. Обычно эти люди за кадром. Они, давшие подписку о неразглашении лет на сто, немы и глухи. И вот немые заговорили. Оказалось, что они отнюдь не глухие и не слепые, а, наоборот, все видят и все слышат. К тому же теперь это весьма многочисленная армия. Именно армия, потому как охранять теперь надо каждого мало-мальски преуспевающего человека. А теперь таких миллионов пять наберется, а, может, и все десять. Сколько же на эти тела надо хранителей! Считается, что у каждого верующего есть ангел-хранитель. А теперь не у каждого, да и не вполне верующего отнюдь не ангелы, а просто хранители тел. Хотя не только тел, но и душ, поскольку у современного политика душу заменяет имидж, и его надо блюсти не меньше. Душу-то снаружи не видно, а имидж весь на виду. Прочно вошли в ХХ век эти странные существа, знамение нового времени, когда каждое живое тело надо охранять другим живым телом.

– Пол Винсент «Я и мои гормоны». СПб., Ред Фиш, 2005. –

Мы как-то незаметно приняли на веру, как святое писание, всех этих гениальных человековедов – Павлова, Фрейда, Бехтерева, Сеченова. А в результате потеряли человека как личность. Ведь если смотреть с научной точки зрения, то человек – это некое тело, игрушка рефлексов и гормонов. А кто они такие, эти гормоны, что мы так беспрекословно их слушаемся? Тестостерон говорит: «Хватай ее!» А другой гормон предостерегает: «Не ниже пояса!» Разумеется, это иронический роман, насмешка над наукой, которая стремится представить человека как некую физическую машину. Но тут же и самоирония автора: кто же так жестоко смеется над человеком? Ну, допустим, бога нет. Тогда что? Тогда гормоны и химия. Вообще-то сегодня любому ясно, что человек с научной точки зрения непознаваем. Про гормоны мы еще много чего узнаем, а человек был и останется загадкой. Вообще-то о любви с точки зрения гормонов еще никто не писал. Многоголосый хор одушевленных веществ управляет любовью и страстью. В начале было слово… Желательно, ласковое. А уж потом все эти тестостероны. Собственно говоря, к этому сводится вся эта так называемая духовность. Человек зависит от слов. А слова ни от кого не зависят. Они сами срываются с языка и летят куда ни попадя. Наделив гормоны речью, автор превратил их в людей, в маленьких невидимых человечков. Что-то вроде гномов. С одной стороны они помогают человеку жить, а с другой стороны – просто лютые враги. Все время выясняют отношения между собой, а в это время человек то бледнеет, то краснеет, то возбуждается ни к месту, то покрывается сыпью. И что делать? А ничего. Гормоны все за вас сами сделают.

– «Запорожская сечь. Рыцарский орден Днепра». М., Алгоритм, 2004. –

Может ли человек быть свободным и при этом не превратиться в зверя? Читая историю запорожской сечи, окончательно убеждаешься, что все эти так называемые вольности простому народу были только во вред. Уж как поэтизировал Гоголь запорожцев в «Тарасе Бульбе», а все равно жутковато. Но то у Гоголя, там все же как бы благородный Остап и вполне приличный Андрий, хотя, конечно, предатель. А в этой книге вся правда без прикрас. Смерзшиеся штабеля трупов врагов, которых запорожцы с удовольствием рубят на куски и пускают под лед. При этом речь идет будто-то бы о «приятном» деле. Впечатляет запорожское меню. «Тетеря, рубцы, галушки, рыба» – это на первое. А «свинячью голову да хрену» – это на второе. Поесть любили. А жестокими их делало соседство то с ногайцами, то с турками, то еще с кем. Опять же отсутствие женщин. Их приравнивают к врагам, поскольку они покушаются на казацкую свободу. Одни запорожцев ругают, другие сравнивают их с мальтийским рыцарским орденом и возносят до небес. От турок и прочих ногайцев они, конечно, христианскую цивилизацию защищали. Но сами были подчас не лучше своих врагов. Хорошо о смутном времени сказал А.К.Толстой: «Поляки и казаки, / казаки и поляки / нас паки бью и паки…» А ведь смутное время – это разгул казацкой вольницы на Руси. Ругать и хвалить свою историю в равной мере полезно и вредно. Это все равно что себя самого критиковать и хвалить. Прямо-таки трогательные отношения были между дикими запорожцами и цивилизованной императрицей. А передаточным звеном был Потемкин. Екатерине II удалось укротить зверя лаской, чего не удалось даже Петру. После нее с запорожской вольницей было покончено.


ЕЖЕЛИ НЕ БУДЕТЕ, КАК ВЗРОСЛЫЕ…

Все-таки очень загадочная эта фраза из евангелия: «Ежели не будете, как дети, не войдете в царствие небесное». А как это – как дети? Они ведь все разные. Одни тихие и послушные, другие непоседы и забияки, третьи фантазеры и врунишки. Какое такое общее качество позволяет им без билета в рай? Но этот рай придумали взрослые, и вряд ли он соответствует представлениям о детском счастье. Так что, ежели не будете, как взрослые, вообще никуда не попадете.

– Марина Куртышева «Как сохранить психологическое здоровье детей». СПб., Питер, 2005. –

Все-таки прав Козьма Прутков, сказавший, что специалист подобно флюсу всегда однобок. Фрейду всюду мерещились сыновья-отцеубийцы, а Павлов свел человека к набору рефлексов. Ничего не поделаешь, издержки профессии. Автору этой книги и тем, чьи высказывания она приводит, сегодняшние дети кажутся просто исчадием ада. Современное молодежное искусство, оказывается, лишено жизнерадостности, и в нем сплошное влечение к распаду и смерти. «Архетип материнства просто на наших глазах утратил свою былую значимость». Везде чудятся приметы нравственного упадка. Но если в прошлом веке еще ссылались на вредное влияние улицы, то теперь виноваты во всем компьютер и телевизор. Согласно статистике более 80% детей имеют сегодня серьезные нервно психические расстройства. Думаю, что если бы в наше время были школьные психологи, то все мы точно угодили бы в группу риска. Может, надо видеть в школьниках учеников, а не пациентов? Возникает тихое подозрение, что деятели, составляющие эту статистику, берут за норму некое существо, которого никогда в природе не было. Разве что в закрытых учебных заведениях военного типа, без доступа к противоположному полу и телевизору. Именно там, в кадетском корпусе, известный проповедник, дьякон Кураев нашел свой идеал – дети, «не помеченные печатью телебдений». Ну и, конечно, плач по советской школе, «которая обеспечивала бесплатно исключительно высокий уровень образования и воспитания по единому для всей страны стандарту». Вот именно стандарту, да еще и двойному. И опять же из-за этого «бесплатно» все время не было то учебников, то тетрадей, то ручек, а то и всего сразу. По-моему, некоторые взрослые просто завидуют сегодняшним детям, которые так легко и естественно осваивают самые современные компьютерные программы и ловко управляются с навороченными мобильниками.

– Люк Бессон «Артур и минипуты». М., Махаон, 2005.–

Один из классиков детской литературы сказал, что для детей надо писать так же, как для взрослых, но только лучше. Наверное, и про фильмы можно сказать то же самое. Но Бессон детских фильмов отродясь не делал, книг для взрослых тоже не писал, а начал прямо с детских сказок. Так что сравнивать не с чем. Детям, конечно, все равно, как сказка написана, лишь все время что-то происходило. Ну, не снималось человеку шесть лет. В отличие от беспокойных, все время стреляющих киношных персонажей герой сказки мальчик Артур просто ангел, но с фантазией. Фантазии вполне в переделах общеизвестного. Великаны, лилипуты, то есть минипуты, нора-дыра в земле, через которую попадают в другой мир. Всякие чудища, с которыми надо все время сражаться, некто ужасный, чье имя нельзя произносить вслух. И вот теперь, когда сказка написана, можно и за съемки приниматься. Хочется верить, что камера культового режиссера окажется такой же волшебной, как подзорная труба, сквозь которую Артур смотрит в царство крошечных человечков. Она состоит из трех колец: кольцо тело, кольцо ума и кольцо души. Это и есть три составляющих творческого метода взрослого режиссера Люка Бессона. И еще – непременный луч света, соединяющий все в единое целое.

– Тоон Теллеген «Неужели никто не рассердится?» М., Захаров, 2005. –

Голландец Теллеген пишет сказки для взрослых, наверное, чтобы взрослые стали, как дети. Чем-то эти сказки напоминают басни Крылова. Но все же не басни, потому что морали нет. Да и какая может быть мораль в рассказе про слона, который лезет на дерево и при этом сам себя убеждает, что этого делать не надо. Но мир очень похожий, такой же уютный и чудаковатый, где рядом сосуществуют животные, которые в природе другу друга никогда не видели. Например, пришла к мыши креветка с чемоданом, и предложила купить сердитости. В результате мышь купила нежно-голубую полупрозрачную тоску, накинула на плечи и стала смотреть в даль. Между прочим, довольно тонкое наблюдение, что чувства существуют как бы отдельно от нас. Их можно передать другим, можно подцепить, как инфекцию, а можно разжечь в себе злость просто от скуки. Да и не всегда люди понимают, что они чувствуют. От радости плачут, от горя смеются. Или вообще пребывают в неком неопределенном состоянии, не зная, как реагировать. Вот так злющая жаба вырвала у ежа все иголки, вывернула улиткины рожки, завязала узлом хобот слона, заклеила рот лягушонку и сделала еще много всяких пакостей. Но никто не мог на нее по-настоящему рассердиться, не знали звери, как это – сердится по-настоящему. Вот это уж точно про нас басня, хотя и без морали.


УНИЧТОЖАЯ РЕАЛЬНОСТИ

Вот говорят – не надо отрываться от реальности. А что такое реальность? Неизвестно. Но многие претендуют, что знают. Хотя при ближайшем рассмотрении оказывается, что это просто их собственные представления о мире. Собственные – реальность, а чужие – ни в коем разе. Так что утверждая нечто свое, мы тем самым уничтожаем что-то чужое, то есть чью-то реальность.

– Гай Юлий Орловский «Ричард Длинные Руки – сеньор». М., Эксмо, 2005. –

Еще братья Стругацкие в незапамятные времена убедительно показали, как трудно быть богом. Трудно в том смысле, что, находясь в другой исторической реальности, нельзя ни во что вмешиваться. Дескать, все народы должны пройти свой путь от дикости к цивилизации самостоятельно. Но, как показывает история XX века, не вмешиваться тоже нельзя. Зазеваешься – и самое современное оружие окажется в лапах только что спустившейся с дерева обезьяны. Еще и хвост не отвалился, а уже стреляет веером от живота. Потому герой этого романа, рыцарь-паладин, вмешивается во все, не очень задумываясь о последствиях. Реальность, в которую его забросили из эпохи компьютера и телевизора, не совсем реальная. Вроде бы обычное средневековье, но со всякими колдовским штучками. Например, замок, который он захватил в честном бою, внутри намного больше, чем снаружи. Там всякие загадочные двери, которые на самом деле не двери, а порталы для перехода в другие миры. А половина женщин – натуральные ведьмы, на вкус автора весьма соблазнительные. Не какие-нибудь там накаченные шейпингистки, а пухлые, ядреные, и (вот она, мужская мечта!) всегда готовы услужить рыцарю. Казалось бы, живи и радуйся. Ведь у каждого в глубине души есть заветная мечта, чтобы однажды кто-нибудь тихо вошел в комнату и ласково сказал: «Кушать подано, барин». Но проблема в том, что как-то неладно здесь с общечеловеческими ценностями. С электоратом – простолюдинами – никто не считается, а, напротив, держат его за быдло и всячески гнобят. Народ он и есть народ, и никого его мнение не интересует. В любое время могут все отнять, спалить, выселить, продать ни за грош. Словом, живут не по законам, а по понятиям. И главное, наш доблестный современник, став хозяином замка, легко во все это втягивается. Став феодалом, совершенно уверен, что точно знает, где добро, а где зло. Даже о праве первой ночи начинает мечтать. Получается, что единственная реальность всех времен – это власть и желательно безграничная.

– Колетт Ламбриш «Нежный обман». СПб., Академический проект, 2004. –

Колетт Ламбриш с общей реальностью не очень-то считается. Создает свою собственную, очень убедительную… нереальность что ли? А это еще как сказать. Вот история о немецком психиатре, которому пришла в голову революционная мысль преобразовать приют для умалишенных в цирк. Каждый из номеров был представлением сцены из обычной жизни, от которой больные были оторваны. Представления пользовалось невероятным успехом. Но жизнь безжалостно вторглась в этот воображаемый мир. Один из больных очень похоже изображал Гитлера, а остальные скандировали «Хайль!» Зрители хохотали до упаду, а психиатра в результате отправили в лагерь. И вот там ему предложили руководить совсем другим цирком, состоящим из заключенных, где безусловно преобладала подлинность: акробаты разбивались, клоуны умирали с последней гримасой, а пожиратели огня сгорали заживо. Ясно, что спастись от подобной реальности можно только одним способом – уничтожив ее на корню. Так и поступают жители загадочного Города, куда безуспешно стремится попасть заезжий журналист. Там завод называется больницей, а ферма станцией техобслуживания. Идет настоящая война с реальностью ни на жизнь, а на смерть. Вернее, за смерть. Цель войны заключается в том, чтобы заморочить людей так, чтобы смерть стала для них желанней жизни. Вполне возможно, что в конечном итоге так и будет, когда кто-нибудь вздумает раскрутить подобный проект.

– Пит Хилл, Стюарт Джонсон «Навыки альпинизма». М., ФАИР-ПРЕСС, 2005. –

Наверное, пословицу «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет» придумали или не очень умные, или очень ленивые, или те, кто гор в глаза не видел. Как они это представляют – бескрайняя равнина, а посредине гора? Если это что-то вроде несуществующего «пика коммунизма», на который мы всей страной карабкались 70 лет, то, конечно, лучше было бы обойти. Но реальные горы – это нечто другое, их не обойдешь, не объедешь. Можно только вскарабкаться. Зачем – другой вопрос. Но уж если вы на это решились, то лучше делать все профессионально и без лишнего риска для жизни. Тут важно все: и погода, и сила ветра и вертикальный градиент. В общем, для проводника-инструктора работы по горло. Надо еще помнить, что люди должны и удовольствие получить. А то после очередной переправы, промокшие, усталые и замерзшие туристы могут упасть духом. Вот тут-то самое время найти укрытие, перекусить, попить горячего, но не горячительного, а то до верха не дойдете. И, кстати, заранее научитесь вязать узлы – «лапка жаворонка», «клеверный лист», «альпийская бабочка», ну, и, конечно, «прусик клемхейст». Последний затягивается плотнее, что весьма ценно в некоторых ситуациях. В каких – разберетесь на местности.


НА ПОСТУ

В то время как солнышко начинает пригревать, снег понемножку тает, а воробьи уже чирикают по-весеннему, у нас начинается Великий пост. В русском слове «пост» есть что-то суровое, даже армейское: пост сдал – пост принял, постовой, пост № 1…

– «Пасха и пост. Традиции, обряды, лучшие рецепты». М., АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005. –

Вообще-то, все обстоит не как в названии книги, а в обратном порядке: сначала пост, а потом Пасха. Наверное, авторы хотели подчеркнуть, что пост без грядущего праздника Пасхи – просто обычное вегетарианство, а не духовное действо. Но если в конце туннеля виден свет, то пост – это уже «время самоанализа, возможность взглянуть на себя как бы со стороны, из-за пределов собственного «я». Кто его знает, ведь сказано в пословице, что «сытое брюхо к науке глухо». Может, и с религией то же самое. Хотя это, наверное, в том случае, если человек искреннее религиозен, а не следует моде или просто рассчитывает похудеть на постной диете. Но, пожалуй, главное тут – традиция. Так уж у нас установилось. Даже в советские времена принято было хоть недельку да попоститься. Потому отдельные граждане отказывались на время от битвы за мясо и молоко и переходили на картошку и макароны, которые тоже не просто доставались. Некоторые выдерживали две недели Великого поста: первую и последнюю. Сейчас поститься одно удовольствие. Теперь многие кулинарные издания включают в реестр блюд постное меню, но рецепты этой книги как-то особенно убедительны. Кто же откажется от китайского салата с растительным маслом, если добавить мелко нарезанный укроп, зеленый лук, да еще редиски и огурчиков. Или, скажем, борщ с черносливом и грибами. Хотя с этим блюдом мороки многовато. Грибы надо замачивать, несколько раз промывать, да оставлять для набухания, да отвар процеживать, да еще отдельно варить чернослив… Однако чего не сделаешь ради спасения души. На второе пожалуйте хрустящего карпа отведать или его же в кисло-сладком соусе. Впрочем, можно и форель, фаршированную грибами. Тогда после десерта из груши с имбирем наверняка поверишь авторам, которые утверждают, что «пост телесный облегчает душу, так как плоть перестает довлеть над нею».

– Дэн Коллинз «Каннибалы». М., Эксмо, 2005. –

Говорят, что лучший пост – это не есть своего ближнего. Но если отказаться от мяса, да притом на время, может практически любой, то с поеданием ближнего все намного сложнее. Главное, не всегда и поймешь, как это происходит. Вот любит парень девушку, а она от него ушла. Поматросила и бросила. Но парень полагает, что это всего лишь недоразумение. Надо просто объяснить, что она – его единственная любовь на всю жизнь. Вот и гоняется несчастный за своей избранницей по супермаркету, а у нее на все доводы один ответ: «Ты можешь оставить меня в покое?» А он не может, да еще пытается ее обнять. В результате у девушки начисто пропадает аппетит, она бросает все продукты и убегает. А горемычный Ромео счастлив, ведь он не только получил свою порцию унижения, но и Джульетте настроение испортил. Книжка ирландца Коллинза вышла у нас в серии «Палата № 6». Тут издатели явно перебрали. Если бы все подобные герои попадали в психушки, то на улицах скоро никого бы не осталось. Нужно быть очень нормальным, чтобы совершать безумные поступки. «Однажды я проснулась и поняла, что я замужем». Это, конечно, повод, чтобы ежедневно есть мужа, но явно не причина, чтобы запираться в чеховской палате. Герои этих рассказов все время стоят перед выбором, но ничего не выбирают, а подчиняются обстоятельствам. Хотя это тоже выбор: «Раньше любила за бабки. Теперь граблю банки. Следовательно, маска. Нравится мне это слово. Следовательно». Вот и весь сказ, то есть рассказ.

– «Японская мифология». М., Эксмо; СПб., Мидгард, 2004. –

Если кто и умеет по-настоящему держать пост, так это отшельники. Особенно японские горные, называемые «сеннин». Облик у них человеческий, но они бессмертны и искусны в магии. Первый из них родился не так уж и давно, в 870 году н.э. Вполне исторические времена. Он жил очень скромно, в день съедал одно зернышко риса, и в результате такой праведности уже к 910 году достигнул сверхъестественной силы. Правда, в народных сказках и легендах всякие монахи и отшельники часто изображаются как шарлатаны и даже разбойники. Зато Дайкоку-Тэн, один из семи богов счастья, наверняка никогда никаких постов не соблюдал. Толстый человек с большим животом, он держит в руке полный мешочек риса, а в другой – колотушку, чтобы этот рис растолочь и приготовить своим поклонникам хороший обед или ужин с рюмочкой сакэ. Кстати, один отважный воин, отправившись освобождать девушку из лап злого демона, так упоил похитителя этим японским напитком, что тот и не заметил, как ему голову отрубили. И почему это наш Иван-царевич до такого не додумался? Но вообще, утверждают составители этой книги, почти все японцы, от крестьянина до императора, – поэты, не говоря уж об отшельниках. Один из них ничего не сообщил о том, как он постился, но зато оставил нам эти замечательные строки: «Увы! Лунный свет / спрятался за холм / в мрак и темноту! / О, порадует ли еще когда-нибудь / это сияние мой жаждущий взор!»


ЛЮБОВЬ НА ФОНЕ

Что бы ни творилось на земле, какие бы войны или стихийные бедствия ни бушевали в мире, человек всегда любил и будет любить. А влюбленным, как пьяным, море по колено. Им, как дуракам, всегда везет. Их, беспечных, сам бог бережет. А потому вся природа и вся история – всего лишь декорация, на фоне которой развиваются отношения.

– Роберт Харрис «Помпеи». М., Эксмо, 2005. –

Об этом городе, погибшем при извержении Везувия в августе 79-го года, написано множество романов, где обязательно присутствует любовный сюжет, но мы всегда представляли его по классической картине Брюллова «Последний день Помпеи». Багровый фон, толпы бегущих людей, охваченных ужасом, величаво падающие статуи. А в левом углу художник поместил самого себя с ящиком красок на голове. Он вдохновенно всматривается вдаль, обдумывая будущее живописное полотно. Экскурсоводы всегда почему-то особо подчеркивали эту деталь, так что оставалось смутное подозрение, что картина создана очевидцем. И хотя извержение подробно описано настоящим свидетелем – Плинием, который до последнего мгновения жизни не выпускал из рук перо, все наблюдая и все фиксируя, на самом деле сейчас мы знаем гораздо больше подробностей этого трагического происшествия, чем его непосредственные участники. Ведь тогда еще не было вулканологии, и большинство людей считали извержение проявлением гнева богов. Известный автор детективов провел настоящее расследование, связав в одно целое знаменитую трагедию, денежный интерес и любовь. И все-таки главный герой романа не корыстный вольноотпущенник (прямо позаимствованный у Петрония), и не его прекрасная дочка, и не молодой аквариус, смотритель акведука, а сам акведук Аква Августа, идущий по склону Везувия. Да и как можно не восхититься древним водопроводом, «сработанным еще рабами Рима», если он поставлял в Рим больше воды, чем доставалось Нью-Йорку в 1985 году?

– Пелем Г.Вудхауз «Любовь на фоне кур». М., Текст, 2005. –

Читать Вудхауза всегда легко и приятно. Никогда нельзя понять, придуряютя его чудаковатые джентльмены или правда такие, глуповатые, но симпатичные. Скорее всего, придуряются, потому что из всех ситуаций выходят победителями. Вот и здесь сюжет совершенно сумасшедший: персонаж по фамилии Укридж, не имеющий ни малейшего понятия о птицеводстве, решил разбогатеть на разведении кур. Мало того, его друг Гарнет, довольно успешный писатель, принимает активное участие в этом невероятном предприятии. Но в результате не столько занимается курами, сколько «строит куры». Было такое выражение, смесь французского с нижегородским, означавшее «ухаживать, заигрывать, оказывать внимание». Юная англичанка покорила сердце Гарнета тем, что не только читала его роман в поезде, но и весьма положительно отозвалась о книге, не подозревая, что автор находится рядом и тает от блаженства. Суматошные куры принимают самое активное участие в развитии отношений, то сближая молодых людей, то создавая препятствия. Но решается все, конечно, на фоне гольфа, то есть на поле для гольфа, как и положено у истинных англичан.

– Марина Цветаева, Николай Гронский. «Несколько ударов сердца. Письма 1928-1933 годов». М., Вагриус, 2004. –

Личная жизнь, она потому и личная, что со стороны не видна. Культовая поэтесса так влюбилась в посредственного поэта Гронского, что после смерти возлюбленного она стала доказывать недоказуемое. Мол, Гронский – большой поэт. Над всем, что происходило с Мариной Цветаевой, положено лить слезы умиления. Эта романтическая традиция распространяется и на любовную переписку. Но тех, кто действительно любит поэзию, эта переписка может повергнуть в тяжкое недоумение. Любовь зрелой поэтессы к молодому человеку нисколько не возвысила ее душу. Все это, зажмурившись, следует понять и простить. Читателям интересно – издателям выгодно. Только есть опасность, что после такого чтения может надолго отпасть охота читать стихи Цветаевой. Сквозь текст все время будет прорастать тот самый «сор», из которого, по выражению Ахматовой, «растут стихи, не ведая стыда». Кто его знает, какие именно стихи выросли из очень практических писем поэтессы к пылкому поклоннику ее поэзии: сколько стоит снять дом, сколько стоит дорога туда и обратно, можно ли купить кровати и стулья, будут ли грибы и черника. А когда стало ясно, что поездка не состоится, Марина Ивановна просит дорогого Николая Павловича собрать ей грибов, насушить и подарить. И Гронский обещает пойти по грибы после дождя, а как их сушить обещает разузнать у госпожи Деникиной. Но ясно, что не до грибов ему, он думает о другом: «Громко читал Ваши стихи в горных цирках и слушал – иногда ШЕСТИКРАТНОЕ эхо». Такую Цветаеву он любил, а вовсе не даму, обремененную детьми и домашними заботами, с ее вечными поручениями – узнайте, принесите, вручите, захватите, передайте…